Ротапринт
Шрифт:
От дальнейшего осмотра меня отвлекла странная фраза, произнесенная странным голосом:
– Дедушка хочет кушать!
Именно такой тембр одна замороченная отличница с моего потока как-то раз по ошибке назвала «клавиатурным сопрано».
Я обернулся и только теперь обратил внимание на обладателя столь чудного голоса. Он лежал ничком на единственной одноярусной койке, выдвинутой на передний план. Когда я в первый раз скользнул по ней взглядом, мне показалось, что на кровати просто свалена груда одеял, теперь же разглядел торчащую из груды голову, покрытую короткими курчавыми волосами, которая с трудом приподнялась над подушкой и жалобно повторила:
– Дедушка хочет кушать!
Я вздрогнул, когда из-под кровати внезапно показалась чья-то рука, вложила в требовательно распахнутый рот шоколадную конфету и снова исчезла.
«Что за балаган?» – подумал я, когда ко мне подскочил белобрысый очкарик с очень серьезным лицом.
– Вы действительно разбираетесь в компьютерах? – спросил он.
Я только кивнул, глядя, как похожая на змея-искусителя рука вновь вынырнула из тени, на этот раз – с печеньем.
– Отлично. Значит, вы представляете в общих чертах, как функционирует контроллер винчестера?
– И в необщих тоже, – рассеянно пробормотал я.
– Очень хорошо. Идемте за мной, – сказал очкарик и, бросив взгляд на лопоухого, скомандовал вполголоса: – Чеба, на место!
Чеба моргнул и через мгновение присоединился к толпе таких же, как он, гладко выбритых и лопоухих, и растворился бы в ней без следа, если бы не промокшая под дождем гимнастерка.
– Сюда. – Очкарик подвел меня к небольшой группе солдат, стоявшей несколько особняком от остальных. – Встаньте вот здесь, пожалуйста, и повернитесь вот так. Хорошо. А правую руку положите во-от сюда.
– Чего? – Запоздало возмутился я. То есть, мне следовало возмутиться раньше, но из-за собственной легкой растерянности и не допускающего возражений тона очкарика я некоторое время позволял ему манипулировать собой и почувствовал неладное, только когда он попытался положить мою руку на гладкий затылок какого-то угрюмого толстяка. – С какого это перепуга?
– Пожалуйста, не спорьте. Сделайте, как вас просят. – И чуть тише: – Поверьте, мы о-очень устали.
Серые глаза за линзами очков смотрели так спокойно и строго, что я не нашел в себе сил, чтобы возразить, а фраза «Я, между прочим, давно вышел из призывного возраста» перестала казаться мне удачным продолжением разговора.
Когда я опустил ладонь на бледно-розовую лысину, толстяк не пошевелился.
– Отлично, – сказал очкарик и громко хлопнул в ладоши, похожий в этот момент на режиссера перед началом съемок или, быть может, на дирижера оркестра. – Все готовы?
Ответом ему было дружное молчание.
– Мы готовы. – Очкарик приблизился к двухъярусному «трону» и снизу вверх взглянул на Гауриа. – Можно начинать?
– Погоди. – Полуголый «будда» покосился на груду одеял, скрывающую под собой тонкоголосого пожирателя сладостей. – Ромыч, ты готов к боли?
Курчавая макушка попыталась на черепаший манер спрятаться под многослойным шерстяным панцирем. Когда это не удалось, из-под одеял донесся громкий стон, затем – привычное: «Дедушка хочет кушать», секунду спустя сменившееся яблочным хрустом.
– Артурка, кончай дурью маяться! Начинай испытание.
Крепыш в тельняшке нехотя поднялся с кровати, аккуратно положил на тумбочку книжку в обложке защитного цвета, вернее, уже две книжки, одна из которых называлась «Дисциплинарный устав Вооружен…», а другая – «…ных Сил Российской Федерации», и, на ходу разминая шею и предплечья, направился к курчавому. Проходя мимо сухощавого, он легким движением руки оборвал назойливое «вжжж-вжжж». Лишившийся развлечения паренек несколько секунд молча смотрел вслед обидчику, потом так же молча лег, повернулся спиной ко всему человечеству и накрыл голову подушкой.
У кровати курчавого Артурка остановился. Примеряясь, пару раз рубанул рукой воздух и сказал, обращаясь к груде одеял:
– Ты, Ромыч, в общем, не обижайся. Нас так же переводили, пока ты свои сутки отсиживал.
– Дедушка хочет кушать! – плаксиво повторил курчавый.
Гаурия посмотрел на очкарика и с важным видом кивнул:
– Начинайте. Но чтобы на этот раз все получилось как надо. – Снова перевел взгляд на крепыша. – Артурка! Кому сказал, приступай!
Крепыш вздохнул, размахнулся и что было сил хлестнул перекрученной капроновой ниткой по тому месту, где под десятью одеялами с трудом угадывался плоский силуэт.
– А! – донеслось даже не из-под одеял, а из-под кровати.
– Ра-аз… – начал отсчет Артурка. – Два-а…
Большая зеленая пуговица снова взметнулась к потолку и со свистом впечаталась в трехдюймовую шерстяную броню, не нанеся никакого видимого ущерба, кроме крошечного пылевого облачка.
– А! А-а! Дедушке больно! – отчаянно завопили под кроватью.
Сам испытуемый спокойно дожевывал яблоко, выглядя при этом донельзя счастливым.
– Отделения с первого по третье, в три шеренги – СТАНОВИСЬ!
В голосе очкарика явственно проступили командирские нотки, заставив вялую массу новобранцев, до того пребывавших в оцепенении, засуетиться, застучать по полу подметками и замереть в новом порядке.
– Первое отделение, рядовой Степин на месте, остальные нале-, напра-а… ВУ! Разом-кнись!
Слабо представляя, как вести себя в этой ситуации, я покосился на соседа. Тот стоял, угрюмо глядя в пол, и не пытался сбросить с головы мою руку, из чего я сделал вывод, что прозвучавшие команды нашей, отдельно стоящей группы не касаются.
– Равняйсь! Смирно! – Очкарик крутанулся на каблуках и, старательно прижимая большие пальцы ко швам форменных брюк, приготовился рапортовать. – Товарищи стар…
– Вольно! – взмахом пухлой ручки остановил его Гаурия. – Значит, так. Сначала – по центру, чтобы красиво, большими буквами – «удостоверение».
Очкарик, все-таки больше дирижер, нежели режиссер, развернулся лицом к строю.
– Рядовой Степин, нале-ву! Упор лежа принять! Пятнадцать отжиманий.
Рядовой, стоявший по центру в первом ряду, повернулся, рухнул на выставленные руки, заняв в этом положении все пространство, освободившееся после команды «разом-кнись», и начал отжиматься. Он делал это медленно и натужно, в давящей на психику тишине, только на заднем плане вполголоса переругивались картежники да вскрикивал в нужных местах притаившийся под кроватью безымянный солдат.