Ровно в полночь
Шрифт:
Она улыбнулась:
– Работа в нашем пансионе требует большого терпения.
Он с любопытством взглянул на нее:
– Неужели тебе правда нравится эта работа?
– Разве это так удивительно?
– Но ведь это грязная, тяжелая работа. И к тому же огромная ответственность. Я сам видел, как утром одна клиентка умоляла Джинни получше заботиться о ее собачке, потому что она любит ее больше, чем детей и мужа. – Он недоуменно покачал головой. – Кроме того, вы зависите от капризов погоды. У вас большие проблемы с кадрами. Клиенты – все до одного
– Я чувствую себя здесь как дома. Постоянные сотрудники – моя семья, все клиенты знают меня в лицо, и у меня есть место, где я могу держать своих животных.
– Да, это важный момент, – кивнул он, с опаской покосившись на собак, которые незаметно просочились в гостиную.
Фиона разложила на коленях салфетку.
– Можешь приступать к еде.
Фиона потыкала вилкой в тарелку. Потом попыталась нарушить повисшую тишину, сказав:
– Я еще не спрашивала тебя, любишь ли ты собак.
– Очень люблю. В настоящий момент я даже немного без ума от них. Тебе, наверное, приходится вкалывать, как… то есть я хочу сказать, что, наверное, трудно содержать дом в чистоте, имея тринадцать животных.
– Четырнадцать. Ты забыл о моей птичке, Миссис Периуинкл.
– Птичку тоже бросили?
Фиона кивнула:
– Это самая нелюбимая птичка в мире. Когда ее владельцы развелись, ни один из них не захотел взять се к себе. Она осталась жить в пансионе, пока сотрудники не взбунтовались.
– За что же все так невзлюбили бедную птичку?
Фиона слегка поморщилась:
– Ты не стал бы спрашивать, если бы хоть раз почистил ее клетку.
– Зачем же ты взяла ее?
– Ну кто-то же должен был это сделать.
– Судя по укомплектованности твоего зверинца, этим «кто-то» всегда оказываешься ты. У Вики только одна собака. У тебя – шесть.
Девушка пожала плечами:
– Знаешь, мне всегда ужасно жаль брошенных животных. Конечно, если бы другие люди тоже иногда брали их к себе, это бремя не ложилось бы каждый раз на мои плечи.
– Я чувствую, ты говоришь это неспроста, – заметил он.
– Да. Не забывай про еду.
– Слушаюсь, мэм.
– В пансионе сейчас живет один золотистый ретривер. Ему всего полгода, но он уже не тот прелестный щенок, каким хозяйка купила его; поэтому он ей больше не нужен. Мы пытались уговорить ее, но она не приходит за ним. Недавно она позвонила мне и попросила пристроить его в хорошие руки, потому что иначе он попадет в приют для бездомных собак. – Фиона вопросительно взглянула на него. Он вздохнул.
– Фиона, я уже забыл, когда последний раз спал. У меня болит каждый дюйм тела, а мне еще предстоит ночное бдение в пансионе. Кроме того, мне нужно пересмотреть данные на всех клиентов, которые вам когда-либо угрожали. Короче, мне сейчас просто не до этого. – Увидев се разочарованное лицо, он почувствовал себя последним негодяем.
– А я думала… а впрочем, какое это имеет
– Спасибо, я уже сыт. – Он подумал, как бы смягчить свой отказ, и тут же разозлился оттого, что ему приходится изобретать оправдания: он, видите ли, не предложил забрать к себе собаку, которую никогда в глаза не видел и о которой ему некогда заботиться! Совершенно невозможная женщина! Он, правда, тоже хорош: ведет с клиенткой задушевные беседы. Да еще и мечтает о ней, со злостью подумал Эли. Нет, надо скорее заканчивать с этим делом и лететь в Висконсин.
Он вспомнил, что не звонил родителям с тех пор, как два дня назад сообщил им о непредвиденной задержке. Нужно предупредить их, что задание потребовало больше времени, чем он предполагал.
– Ты не возражаешь, если я воспользуюсь твоим телефоном? – робко спросил он, когда Фиона начала молча убирать со стола.
– Нет, конечно.
Она понимала, что глупо так переживать из-за его отказа, но ничего не могла с собой поделать. Ее дом больше не мог вместить ни одного нового жильца, а Эли не обязан брать к себе собаку только потому, что его клиентке жаль отправлять ее в приют для бездомных.
Тоскливое выражение, застывшее в глазах золотистого ретривера, было слишком хорошо ей знакомо. Она видела его много раз, когда смотрела в свое собственное отражение в зеркале.
Но это было давно. И нечестно обвинять Эли за то, что кто-то другой бросил свою собаку. Это не его проблема.
Но ей так хотелось, чтобы Эли отличался от других людей. Она всегда считала, что ей не может понравиться человек, которому безразлична судьба брошенного животного. Или ребенка… Почему-то ей казалось, что он из тех, кто не оставляет в беде.
– Привет, ма, – сказал он в трубку.
Фиона застыла, когда поняла, что он звонит домой. Как она могла забыть хоть на пять минут о надвигающемся празднике? Наступает время веселья и встреч с родными. Ох-хо-хо! Она принялась яростно оттирать сковородку.
Девушка старалась не прислушиваться к его разговору с матерью, потом с отцом, потом с братом, с сестрой, с племянницей, с племянником… о Боже, сколько же их у него? Она старалась не слушать, но его любовь и нежность к ним заполнили всю комнату и не давали ей думать ни о чем другом. Слушая Эли, она испытывала жгучую зависть. Зависть оттого, что все они есть у него, но еще больше оттого, что у них есть он.
«Прекрати, немедленно прекрати».
Это время года всегда плохо действовало на нее. Она знала об этом и заранее готовилась к его наступлению. И все же, услышав, как он обещает во что бы то ни стало успеть домой к Рождеству, она лишь огромным усилием воли сумела сохранить безразличный вид. Всего три дня – и Эли уедет. Вернется к своим делам, а она останется здесь. Конечно, иначе и быть не могло.
Но когда он повесил трубку, Фиона не удержалась и ледяным тоном спросила:
– Так, значит, ты рассчитываешь поймать преступника до Рождества?