Шрифт:
Однажды утром я занимался переводом на марсианский моих «Зловещих мадригалов».
Громко загудел интерком, и от неожиданности я уронил карандаш.
— Мистер Гэ, — послышалось юношеское контральто Мортона, — старик велел разыскать проклятого самодовольного рифмоплета и прислать его в каюту. Поскольку у нас только один «проклятый самодовольный рифмоплет»…
— Не издевайся над ближним своим, — обрезал я его.
Итак, марсиане наконец приняли решение.
Я
Потребовалось немного времени, чтобы добраться до двери Эмори. Я постучал дважды и открыл дверь в тот момент, когда он прорычал:
— Войдите.
— Вы хотели меня видеть?
— Ты что, бежал, что ли?
Я быстро оседлал стул, чтобы избавить его от беспокойства предложить мне сесть.
Однако — какая отеческая забота. Я внимательно посмотрел на него: мешки под бледными глазами, редеющие волосы и ирландский нос, голос на децибел громче, чем у остальных…
Гамлет Клавдию:
— Я работал…
— Ха! Никто никогда не видел, чтоб ты делал что-нибудь путное.
— Если вы пригласили меня для этого, то…
— Садись!
Он встал, обошел вокруг стола, навис надо мной и поглядел сверху вниз. Замечу, что это нелегкий труд, даже когда я сижу в низком кресле.
— Ты, несомненно, самый большой нахал из всех, с кем мне приходилось работать, — взревел он, как бык, которого ужалили в брюхо. — Какого дьявола ты не ведешь себя как нормальный человек хотя бы изредка, чтобы порадовать окружающих?! Я готов признать, что ты неглуп, может, даже гениален, но… А, черт с тобой! Бетти наконец убедила их впустить нас.
Голос его снова звучал нормально.
— Они примут сегодня после полудня. После обеда возьми один из джипстеров и отправляйся! И не обращайся с ними, как с нами.
Я закрыл за собой дверь.
Не помню, что было на обед. Я нервничал, но инстинктивно знал, что не промахнусь.
Мои бостонские издатели ожидали марсианскую идиллию или, по крайней мере, что-нибудь о космических полетах в манере Сент-Экзюпери. Национальная научная ассоциация хотела получить полный доклад о расцвете и упадке марсианской империи.
Я знал, что и те и другие будут довольны. Вот почему все ненавидят меня. Я всегда добиваюсь своего и делаю это лучше других.
Я по-быстрому срубал обед, пошел к стойлу наших механических кобылок, вскочил в джипстер и поскакал к Тиреллиану.
Машина вздыбила облако кремнезема. Языки пламенеющего песка охватили защитный колпак со всех сторон и обожгли лицо, несмотря на шарф и очки-консервы.
Джипстер, раскачиваясь и тяжело дыша, как ослик, на котором я некогда путешествовал в Гималаях, подбрасывал меня на сидении.
Горы Тиреллиана пошатывались, как пьяницы, и мало-помалу приближались. Я чувствовал себя странствующим Одиссеем — с одной стороны, а с другой — Дантом в его сошествии в ад.
Боковой ветер развеял пыль, фары осветили твердую почву.
Обогнув круглую пагоду, я затормозил.
Бетти, увидев меня, замахала рукой.
— Привет, — выкашлял я, размотал шарф и вытряхнул оттуда полтора фунта песка. — Эта, куда же я пойду и кого, эта, увижу?
Она позволила себе краткий смешок, свойственный немцам (Бетти превосходный лингвист и точно уловила, что словечко «эта» не из моего, а из деревенского лексикона).
Мне нравится ее точная, пушистая речь: масса информации и все такое прочее. Я был сыт по горло никому не нужной светской болтовней ни о чем. Я рассматривал ее шоколадные глаза, прекрасные зубы, коротко остриженные волосы, выгоревшие на солнце (ненавижу блондинок), и решил, что она влюблена в меня.
— Мистер Гэллинджер, Матриарх ждет вас внутри. Она соизволила предоставить вам для изучения храмовые записи.
Бетти замолчала, поправляя волосы. Неужели мой взгляд заставляет ее нервничать?
— Это религиозные памятники. И в то же время их единственная история, — продолжала она, — нечто вроде Махабхараты. Матриарх надеется, что вы будете соблюдать необходимые ритуалы, например, произносить священные слова, переворачивая страницы. Она научит вас этому.
Бетти помедлила.
— Не забудьте об одиннадцати формах вежливости и уважения. Они весьма серьезно воспринимают этикет. И не вступайте ни в какие дискуссии о равенстве полов. Вообще, будет лучше, если вы войдете вслед за мной.
Проглотив замечание, я последовал за ней, как Самсон в Газе.
Внутри здания моя последняя мысль встретила странное соответствие. Помещение Матриарха скорее всего напоминало абстрактную версию моего представления о палатках израильских племен. Абстрактную, говорю я, потому что стены были каменные и покрыты изразцами. Тем не менее огромный этот шатер изнутри напоминал о шкурах убитых животных, на которые мастихином были наложены серо-голубые заплаты.
Матриарх М'Квайе оказалась невысокой и седовласой. Ей шел примерно шестой десяток. Одета она была как подруга цыганского барона: в своих радужных одеяниях походила на перевернутую пуншевую чашу на подушке.
Ресницы ее черных-черных глаз дрогнули, когда она услышала мое совершенное произношение.
Магнитофон, который приносила с собой Бетти, сделал свое дело. К тому же у меня были записи двух прежних экспедиций, а я дьявольски искусен, когда нужно усвоить произношение.
— Вы поэт?
— Да, — ответил я.
— Прочтите что-нибудь из своих стихов, пожалуйста (третья форма вежливости).
— Простите, но у меня нет перевода, достойного вашего языка и моей поэзии. Я недостаточно тонко знаю нюансы марсианского, к сожалению.