«Роза» Исфахана
Шрифт:
Так что вся эта сцена с допросом была, без сомнения, подстроена. Неведомый Мехмет как стоял на улице, так, наверное, и стоит там до сих пор. Просто кто-то в Тегеране решил взять её на испуг. Конечно, по отношению к майору медицинского корпуса США такой шаг выглядел бы глупым, а вот для иракской эмигрантки — самое то. Главное — внезапность и напор. И, что самое печальное, они едва не попали в точку. Если бы Самаз Агдаши подтвердила, что она действительно выходила из палаты больного и заходила в другую палату, профилактическая акция иранской службы безопасности привела бы её устроителей к успеху, неожиданному даже для них самих. И теперь Джин рассматривала молчание Самаз Агдаши как подарок
Шедший впереди доктор Нассири всё еще сокрушался по поводу отнятого у всех драгоценного времени. Следовавшая за ним Джин оглянулась: Самаз Агдаши сидела в коридоре на прежнем месте, смиренно положив руки на колени. Джин очень захотелось подойти к ней и обнять, поблагодарить за мужество. Приотстав от коллеги, она приблизилась к исстрадавшейся худенькой женщине и спросила:
— Доктор Нассири сказал вам, что мы надеемся на благополучный исход?
— Да, сказал. Слава Аллаху. — Черные брови женщины трагически дрогнули, в глазах снова заблестели слезы.
— Я скажу вам больше… — Джин вновь почувствовала предательски подкативший к горлу комок и сделала паузу, чтобы прогнать его. — Мы обязательно поставим вашего сына на ноги! Конечно, почки будут беспокоить его еще долго, возможно, даже всю оставшуюся жизнь, но, как вы понимаете, в его случае это не самый худший вариант.
— Храни вас Аллах, — женщина молитвенно сложила руки на груди, и несколько мгновений они смотрели друг на друга молча.
— Аматула, — окликнул Джин доктор Нассири уже из палаты юноши, — мне кажется, скорость перекачки снизилась!
— Сейчас посмотрю. — Попрощавшись с женщиной одними глазами, Джин заторопилась к больному. — Что вы имеете в виду, Сухраб? — спросила встревоженно, войдя в палату.
— Посмотрите, — Нассири показал ей на экран прибора, — скорость кровотока составляла пятьсот миллилитров в минуту, а сейчас снизилась до трехсот!
— Не пугайте меня, — облегченно вздохнула Джин. — Этот аппарат имеет автоматическое переключение режимов и работает по заранее составленной программе. Сейчас основной объем работы по очистке крови выполнен, и начался переход к завершающей стадии. Нагрузка на организм постепенно снижается, поэтому гидростатическое давление будет неуклонно падать, а скорость кровотока — снижаться. Это не должно вызывать у вас беспокойства, всё самое страшное уже позади. Вы ведь и сами видите, — Джин наклонилась над пациентом, — отечность заметно спала, кожные покровы постепенно приобретают нормальный цвет, температура опустилась практически до нормы, давление, как мы опасались, не подскочило, а находится на прежнем уровне. Значит, имеем положительную динамику процесса, и главное сейчас для нас с вами — сохранить ее. Когда процесс гемодиализа завершится, дайте больному несколько часов отдохнуть, а потом проведите весь комплекс мер по выведению полония и предотвращению бактериального заражения. Это обязательно. А завтра в это же время снова приступим к гемодиализу. Думаю, в ближайшие дни состояние юноши значительно улучшится. Когда вам обещали привезти аппарат из Тегерана?
— Сегодня вечером или, в крайнем случае, завтра, — сказал Нассири и нахмурился. — Но я не очень-то им верю: они могут растянуть выполнение своего обещания на недели. Бюрократия в нашей стране сильна, каждая бумажка требует закорючек нескольких чиновников. Поэтому прошу вас, Аматула, привезти сюда свой аппарат и завтра. Если вы не против, я сам приеду за вами в миссию Красного Креста, помогу…
— У меня много помощников, благодарю, Сухраб, — улыбнулась Джин. — Конечно же, я привезу аппарат. Раз уж я обещала Самаз Агдаши спасти её мальчика, я обязательно сделаю это.
«Как говорится, долг платежом красен», — вспомнились ей слова матери.
— Госпожа, приезжал капитан Лахути, спрашивал, почему мы до сих пор не забрали трубу из починки и не восстановили систему подачи воды. — Голос Марьям звучал в трубке обиженно. — Требовал даже, чтобы я сама за этой трубой поехала. Не понимаю, на что она ему далась? Ему-то какое дело, что у нас нет воды? Разве оперировать больных — его забота?
— Как начальник охраны капитан Лахути обязан следить за порядком, — мягко урезонила Джин помощницу.
Она свернула с трассы и уже поднималась на холм, за которым располагалась деревня, где жил мастер Тарани. Вечерело. Кроваво-красный шар солнца отбрасывал на стволы обступавших дорогу шелковиц золотисто-багряные тени.
— Возможно. Но я всё равно ему сказала, что раз не я отвозила трубу, то и не мне её забирать, — с вызовом ответила Марьям. — У меня что, своей работы мало? К тому же это не простая труба, а архитектурный памятник. Кто ж, спрашиваю у него, мне её отдаст? Работу мастера еще ведь оценить надо, проверить, нет ли брака, а я — всего лишь медсестра. Сказала ему, в общем, что вот вернется, мол, госпожа из больницы и сама за этой трубой съездит…
— И как он отреагировал? — спросила Джин с улыбкой.
— Промолчал.
— Понятно. Ладно, Марьям, не волнуйся: я сейчас как раз еду к мастеру за трубой. Вернусь, наверное, часа через полтора. — Джин аккуратно объехала яму, чтобы не попасть в нее колесом и не повредить лежавшую на заднем сиденье машины дорогостоящую аппаратуру. — Так и говори всем, кто меня будет спрашивать. И можешь, кстати, вызывать на завтра рабочих. Водопровод нам действительно нужен позарез.
— Хорошо, ханум, сейчас вызову, — повеселела девушка и повесила трубку.
Привычно положив мобильник под ветровое стекло, Джин внимательно смотрела на дорогу. К Тарани она поехала сразу из госпиталя не потому, что ей срочно нужна была труба, а потому, что не могла позволить себе заехать в миссию с зараженными полонием волосками Эбаде. Даже мысли не допускала, чтобы кто-то еще получил из-за нее дозу радиации. А уж какое количество радиации получила сама, продержав в кармане радиоактивные волосы почти четыре часа, боялась и думать.
Джин знала, что в способности распространять вокруг смертоносное излучение полоний не имеет себе равных. Уж если агенты, которые везли небольшую его дозу из России для умерщвления перебежчика в Лондоне, заразили им самолеты, гостиницы и бары, а полоний при этом находился в защитной капсуле, то что уж тогда говорить о смоченном соляным раствором носовом платочке? Так, детская игрушка для самоуспокоения. Но другого способа достать образцы иранского полония, получаемого на подземном объекте «Роза», у Джин, увы, не было…
А радиация меж тем уже давала о себе знать: время от времени Джин чувствовала приступы острой головной боли, а правая ладонь, которой она касалась «раскаленной» радиацией руки Эбаде, покраснела и начала шелушиться. Джин приняла антидот, но улучшений пока не наблюдалось. О последствиях старалась не думать. В конце концов, соглашаясь на поездку в Иран, она знала, что при выполнении задания может и заразиться лучевой болезнью, и угодить в страшную тегеранскую тюрьму, и подвергнуться там пыткам… Это было частью её работы, и она отдавала себе отчет в том, на что шла. Поэтому сейчас гораздо важнее не повредить на разбитой исфаханской дороге ценную аппаратуру, предназначенную для спасения человеческих жизней, а не думать о возможных нежелательных последствиях для своего здоровья…