Рождение Контролера
Шрифт:
Он всмотрелся в мое лицо.
– Вы знали?
– О глобальных рисках? – переспросил я. – Разумеется. Странно, что и вы узнали. Дело в самом деле настолько плохо?
– Беда в том, – сказал он, – что эти риски стремительно нарастают. Или разрастаются. Я уже не говорю о самом простом, что знают даже обыватели, что раньше в мире атомные бомбы были только в США и у России, а сейчас сто сорок стран имеют ядерное оружие, еще семьдесят или больше на грани его создания, а это значит, что только чудом террористы еще не бегают с атомными бомбами.
Ингрид подхрюкнула
– Все верно говорите, Аркадий Валентинович! Возможно, как раз сейчас устанавливают в доме напротив. Пол-Москвы снесет сразу, а вторую половину превратит в руины.
Мещерский кивнул с надлежащей благосклонностью.
– Верно, но это самое простое. Есть угрозы пострашнее. К примеру, как вы сами лучше меня знаете, модифицированный вирус может стереть с лица Земли все человечество…
Я пробормотал:
– О глобальных рисках я знаю. А вы что, решили их… предотвращать?
Он кивнул.
– Сейчас в западных странах развивается NanoBioInfoCogno, вы должны знать, что это. Только в Штатах двадцать восемь мозговых центров анализируют сценарии развития хай-тека, а также биотехнологий. В первую очередь на предмет рисков катастроф.
Я поинтересовался:
– Россия обычно отстает… но не настолько же?
Он вздохнул.
– Вы правы, у нас есть такой центр. В отличие от Запада, где силы распылены по странам и даже континентам, у нас все собрано в одном месте.
– Преимущество нашей авторитарной системы, – сказал я. – Так что вас не устраивает?
Он помолчал, я чувствовал, что ему очень хочется скривить рожу, но воспитание не позволяет, и он произнес так же холодно и ровно:
– Там хорошие и ответственные люди. Даже хорошие ученые. Я как-то зашел на одно собрание и послушал, как бурно обсуждали парниковый эффект, который через пару сот лет может чем-то как-то навредить. Посмотрел в файле, над чем работают…
– И что же?
– Опасность падения огромного астероида, взрыв сверхновой звезды, что жестким излучением сотрет и все на Земле, сверхвспышка на Солнце, извержение сверхвулканов типа Йеллоунстоунского и множество вселенских катастроф, на которые мы никак повлиять не можем…
– Понял, – сказал я. – Так создайте второй Центр. И соберите в нем специалистов, которые займутся не тем, что грозит через сто лет, а сегодня-завтра. И которые необходимо успеть предотвратить.
Ингрид тяжело вздохнула. Мещерский проговорил медленно:
– Владимир Алексеевич, вы сказали именно то, что мы и хотим предложить вам.
В кабинет вошел с гигантским планшетом в руке второй аристократ, еще более джентльменистый, чем сам Мещерский, это значит, званием и положением ниже, безукоризненный от короткой прически до кончиков туфель коричневого цвета.
Мещерский кивнул в его сторону.
– Один из моих помощников, майор Бронник. Бронник Лаврентий Петрович!.. Не Павлович, не путайте, это его почему-то обижает… хотя никак не пойму почему.
Я не купился и не стал объяснять, почему, а сам Бронник лишь движением бровей выразил неудовольствие, лицо оставалось неподвижно внимательным и бесстрастным.
– Вас не представляю, – продолжал Мещерский, – он вас знает… по крайней мере имена. И то, во что мы хотим вас втянуть. Лаврентий Петрович… кстати, сядьте поближе.
Майор сел между Мещерским и мной, опустил на стол планшет, тонкий и гибкий, на экране сразу появился график.
Глава 3
Ингрид сидит тихая, как мышь, всего лишь капитан, но я доктор наук, это что-то типа тайного советника со звездой и лентой через плечо, так что благоговения не испытываю, что и правильно, наука превыше всего, а ученые – высшая раса.
Бронник произнес серьезным интеллигентным голосом:
– Самые лучшие умы должны быть в науке, это несомненно. Это гарантирует и выживаемость нашей цивилизации, и ее прогресс. Но сейчас сложилась уникальная ситуация…
Я спросил с интересом:
– Да ну? Лучшие умы должны быть в полиции?
Он покачал головой.
– Все обострилось. Правоохранительные структуры вынуждены бороться не с мелкими и даже крупными преступниками, как было всегда, но… и с самими учеными.
Я насторожился, сказал с прохладцей:
– Простите, мне как-то не нравится сам этот тон. И настрой. С наукой пусть борются попы, религиозные фанатики, террористы и всякие полупомешанные правозащитные бабки.
Мещерский сказал осторожно:
– Простите, вы не в курсе…
– Так введите, – ответил я сдержанно, – но предупреждаю, я – человек науки. Моя помощь была разовой. Ваше отношение к науке не разделяю.
– Помогли дважды, – подсказал Мещерский, – и оба раза просто неоценимо.
– Пусть дважды, – ответил я нехотя. – Но я не работаю у вас.
Бронник сказал со вздохом и терпеливостью:
– Позвольте мне. Всего сто лет тому вся наука была сосредоточена в Европе. Более того, в одной-единственной стране, Германии. Вам трудно поверить, но тогда Германия считалась страной ученых, Франция – моды, а Штаты – техников. В период между Первой и Второй мировыми войнами Штаты получили большой приток ученых из Европы, что бежали от призрака близкой войны, потом еще больше ученых вывезли из разоренной Европы после Второй мировой… и что получилось? Да, два супергиганта с ядерным оружием. Но это тогда всего два. Сейчас же и ядерное оружие уже в ста двадцати странах, что, согласитесь, не придает миру стабильности, но еще более страшно, что научно-исследовательские центры, оснащенные по последнему слову техники, возникли буквально в каждой развитой и недоразвитой стране!
– Это же хорошо, – сказал я. – Сто ученых лучше, чем один, а сто тысяч лучше, чем тысяча.
Мещерский промолчал, а Бронник покачал головой, взгляд его не отпускал моего лица.
– Это в идеале. Но вот вы знаете ли, что делается за железным занавесом в Северной Корее?
Я вздохнул.
– Да что вам далась эта Северная Корея?
– Просто самый навязший в зубах пример, – согласился он. – Сейчас таких корей сотни по свету. С тысячами лабораторий, где то ли новую чуму создают, то ли серую слизь…