Рождение мечника
Шрифт:
Я пришёл в себя от собственного стона. Впервые в жизни не смог совладать с собственным голосом — до того в драках никогда даже не пискнул от боли, а теперь… Не смог, не сдержался. Голова совершенно отключилась. Белокурая девчонка добилась того, чего не удавалось самым отъявленным драчунам и самым отмороженным воспитателям. В этот момент я понял, насколько завишу от женщин. Не головой, но сердцем понял. Раз они могут вот так, без боли, согнуть в бараний рог…
Марина не остановилась на достигнутом. Она хотела свою порцию этой непонятной для меня-мелкого игры. Тогда же, в первый раз, мы нашли укромный уголок, и девочка показала всё, что я должен знать и уметь. С тех пор мы окончательно стали одним целым. Об этом мало кто знал, мы умело скрывали наши отношения. Старались
Если до того я пытался заигрывать с другими девчонками — как умел, конечно, — то с появлением в моей жизни Марины остальные утратили для меня интерес. Как ни странно, но кудряшка испытывала то же самое, хотя до того во всю сама флиртовала с мальчиками, когда это было нужно. Собственно, из-за своей игры на грани фола она тогда и оказалась прижата к стенке в мужском туалете. Почему-то близость со мной отбила у неё всякое желание продолжать собственные игры. Возможно, она подспудно понимала, что ничего хорошего не случится, если мне вдруг станет о них известно. В её глазах я с каждым днём всё меньше напоминал именно мальчика, всё больше матерел, взрослел, и превращался в настоящего мужа. Она знала о моих занятиях боевыми искусствами. Ещё бы она о них не узнала! Когда изучила каждую мою мышцу и каждый шрамик!.. На ней я тогда даже оттачивал навыки массажа… это помимо основных навыков.
Марина не узнавала себя. Она полностью отдалась этому мальчишке. Она делал всё, что он хотел, хотя… тут всё было сложно. Она приучала его хотеть то, что хотела сама. Порой он вносил свои коррективы, порой выдавал вообще такое, от чего даже она краснела. Но в целом в их тайной жизни он полностью доминировал, она лишь подстраивалась, незаметно подстраивая его под себя, и это ей безумно нравилось — ощущать своё женское коварство, совершенствоваться в нём, доставляя удовольствие и себе, и своему мальчику. Да, своему. Если у Леона и могли быть какие-то иллюзии, то она этих иллюзий не имела, с классически женским прагматизмом рассматривая его как свою настоящую и будущую партию.
Во многом такие однозначные отношения сложились из-за совершенно нереальной мужской силы парня. Девочка раньше не знала, что мальчики могут быть такими выносливыми, и когда подруги жаловались ей на непонятные ощущения… что всё проходило как-то скомкано, излишне быстро… Марина втайне ухмылялась и довольно потирала руки. Ей самой эти проблемы явно не грозили, самой бы выдержать их безумное рандеву…
Отлаженная жизнь начала рушиться, когда мне исполнилось тринадцать. Сначала умер учитель, вернее, как он называл себя на японских манер — сэнсэй. А потом Марина закончила школу, и в один прекрасный момент просто исчезла. Вот была она, а вот уже нет. Неделю я ходил, шальной. Не мог понять, как такое могло случиться, не мог поверить, что её больше нет. Она даже не попрощалась! Я обивал директорские пороги, и надоел воспитателям и школьным учителям до такой степени, что мне рассказали абсолютно всё, что знали сами.
Марина не пришла за получением школьного аттестата. Все её вещи, что были в детском доме, также остались нетронутыми. Как будто она пропала где-то на пути из детского дома в школу, или наоборот. Как-то между делом выяснилось, что мы с ней и в детский дом попали с разницей в один день — сначала я, а следом — она. Её просто оставили на лавочке, недалеко от входа, где она и просидела до позднего вечера, после чего на улицу вышел сторож и пригласил её, тогда ещё четырёхлетнюю малявку, внутрь. Впрочем, это знание не давало ответов на главный вопрос: где сейчас Марина?
Мне не оставалось ничего, кроме как сцепив зубы признать свою первую в жизни невосполнимую потерю. Или вторую, если брать в расчёт учителя. Если бы не боевые искусства, я бы тогда мог и не пережить всех этих потерь — слишком нелюдимым был. Мне просто некому было выплеснуть наболевшее. Я никому не доверял в должной мере, никого не пускал в свою душу. Но внутренний зверь был давно усмирён, оставалось лишь пригладить его встопорщившуюся шерсть очередной медитацией, очередным комплексом упражнений. Или загонять его в силовых упражнениях. Или отрешиться от всего в бою.
Целую неделю я провёл в медитациях, лишь иногда прерывая их силовыми упражнениями. Иногда выплёскивал излишки энергии и активности в отработке ударов. Ну а потом просто перевернул прошлую страницу в своей жизни и пошёл дальше. На дворе как раз свирепствовала перестройка, как грибы росло увлечение восточными единоборствами, и я очень быстро оказался подхвачен этой сметающей все препятствия волной свободы. Сначала — занятия у некоторых полулегальных мастеров в роли помощника тренера, ну а потом, когда это стало возможно — подтверждение собственной квалификации, и завоёванное в боях на исконной родине моего сэнсэя звание мастера, с правом передачи мастерства.
Так начался новый этап в моей жизни, этап передачи опыта. Хотя реально этот этап начался ещё раньше, когда я открыл душу другим представительницам противоположного пола. А с ним пришло понимание, что другую Марину мне найти будет ой как непросто… Воистину, что-то по-настоящему ценить мы начинаем, только когда этого лишаемся. И хотя я ценил Марину, но вот то, что она мне давала, стало понятно в полной мере лишь после утраты. Другие девчонки просто не выдерживали моего темперамента…
Роковая женщина
Утром невыспавшаяся Ленка ушла, хлопнув дверью. Она была в ярости, у неё сегодня было запланировано какое-то важное мероприятие на работе. За вещами она обещала прислать в обед водителя. Я принял расставание, как данность, и великодушно взялся собирать её шмотки. Флегматично разложил по пакетам ворохи нижнего белья, халатиков, пеньюарчиков; за каждым была своя история, но перебирать эти истории в памяти совершенно не хотелось. Аккуратно сложил в чемодан платья… На верхней одежде моё хвалёное терпение кончилось, я с рыком сорвал со стойки тяжёлую дайкатану [2] — подарок одного непростого спарринг-партнёра из Японии — и чётко по канону, вдыхая и выдыхая в такт движениям смертоносной стали, принялся… рубить чемодан, пакеты и коробки с обувью. Дури во мне хватало, оружие было великолепно заточено, так что в стороны разлетались лишь ошмётки тряпья и куски некогда изящных туфелек.
2
Дайкатана — автор наслышан, что это неправильное название для японского оружия «тати» или «дайто», но Леону, не очень дружному с холодным оружием по причине несколько иной своей специализации, на это наплевать с высокой колокольни. Он не фанат японской культуры во всех её проявлениях и отдаёт дань исключительно философии, духу, посему предпочитает привычные русскому уху названия. Если это режет слух уважаемым любителям японской культуры, отсылаю их к другим образчикам этой самой культуры — на этот раз в области письменности.
Закончив экзекуцию, я вернул верное оружие на стойку, низко ему поклонился. Затем вытащил из шкафа холщовый мешок и принялся запихивать в него остатки разбитой в хлам прошлой жизни. Водитель Ленки сильно удивится тонкости помола личных вещей хозяйки…
Вспышка ярости помогла очистить сознание от накопившихся там шлаков рефлексии. На первый взгляд глупо вымещать эмоции на ни в чём не повинной одежде, но не более чем вымещать их на кукле своего начальника. Японцы отличные психологи. Даже если нет ненависти, а есть только накопившиеся шлаки рефлексии и лёгкой неудовлетворённости — ударь по символу этого самого недовольства, и тебе сразу станет легче. Сразу станет лучше работаться, тем более, если никакой другой отдушины нет, и не предвидится. А у японцев её реально нет, они слишком помешаны на собственном жизненном пути, на собственном предназначении, поэтому и на верности корпорации зацикливаются слишком сильно. Всё бросить и уйти в другую компанию или в другую специальность — не для них. Чтобы крышу не сорвало — кукла начальника в самый раз.