Рождение миров
Шрифт:
Путь закончился предсказуемо: ещё через полкилометра обвалился и этот проход, и я упёрся в уже привычный завал, очень напоминавший тот, через который я совсем недавно прорыл свой туннельчик. Потопал обратно. И, хоть времени на бодрствование было ещё много, решил прекратить исследования и снова заняться крафтом. Подобные путешествия без карты часто приводят к неприятным последствиям. Мне была нужна какая-нибудь мобильная плоскость и какой-нибудь предмет, имеющий пишущие свойства. Сначала думал о разработке некого карандаша, но когда выточил деревяшку, напоминающую его по форме, понял, что это неоправданное усложнение задачи. Смешал угольную, из своих запасов, и каменную, которой тут было более чем, пыль, развёл, получившуюся смесь, водой до вязкого состояния, залил в форму, выдавленную моим "карандашом" в земле и попросил Искру прогреть. Искра, не мелочась, не просто прогрела, а буквально прокалила этот грифель. Почёркал по деревяшке, и система признала моё изобретение как "Угольный мел". С "бумагой" тоже особых сложностей не возникло. Труда ушло много, но десяток, зашкуренных, широких, тонких, в локоть длины досок до конца дня я изготовил. Ещё раз алхимик и плотник. Интеллект и мудрость - стандартно - по единице. Прикинул масштаб, отталкиваясь от длины пройденного сегодня коридора, и сделал набросок карты туннеля. Систему формирования карты принял тоже простую - решил просто нумеровать дощечки по принципу: первая цифра -
Теперь, идя по коридору, приходилось считать шаги, что бы карта имела хоть какую-то точность. Заодно догадался делать пометки на стенах, в виде номера дощечки, на которой отражён данный поворот и стрелки, указывающий в сторону, откуда я пришёл. По идее, в стрелках не было никакой необходимости, но так... на всякий случай.
Широкий, величественный туннель, которому я дал имя "Королевский", был действительно величественным: высокие потолки, наверно, около пяти метров, аккуратно обработанный камень и практически целые стены. Периодически в стенах встречались ниши, рядом с которыми валялись мелкие обломки, предположительно, от статуй. В стороны часто уходили туннели поскромнее, но я вновь решил дойти до конца. А в конце меня опять ждал завал, только в нём камень с землёй были перемешаны в пропорции один к одному, что было необычно. За сотню шагов до завала был поворот налево, арка которого была не менее хороша, чем на входе, куда я и направился, исследовав центральный проход. Внутри оказался грандиозный квадратный зал. Длина стен доходила метров до ста. Высокие своды, ниши для статуй, остатки каких-то элементов декора. Прямо на моём пути стояла каменная статуя гнома, одетого в какую-то мантию, державшего в одной руке посох, а в другой, приподнимая перед собой, большой каменный шар, на который и был направлен его взгляд. Скульптор заслуживал всяческих похвал. Работа была на загляденье! Всё проработано до мельчайших деталей, каменный шар отполирован так, что на ощупь был похож на стекло, которое, наверно, и символизировал. В другой руке, отведённой немного назад и в сторону, статуя сжимала изысканный резной посох. Наверно, это статуя какого-нибудь великого подгорного мага или жреца. Думается, настолько великого, что её поставили посреди прохода встречать посетителей. Дальше по залу нашлось ещё около четырёх десятков самых разнообразных гномьих статуй, выполненных не менее изящно. Тут были и крепкие воины, в не менее крепких доспехах, сжимавшие в руках устрашающего вида топоры и секиры, и именитые ремесленники, с кузнечными молотами, клещами, зубилами и молотками, и рудокопы, нёсшие свои кирки, закинув их на плечо, и просто приличного вида гномы - хорошо одетые, с аккуратными, уложенными либо заплетёнными косичками, бородами. И все они смотрели или шли к противоположной от входа стене, где была композиция из ещё пары десятков гномов, над которыми, на постаменте, возвышался огромный каменный трон, на котором восседал царь. Ну, если судить по короне, на его голове. В небольшом отдалении от стен были расставлены каменные лавки, но всё той же тонкой работы, как и статуи. Вдоль стен валялись груды щебня и мелких обломков, скорее всего оставшиеся от статуй, которые когда-то были в частых нишах, и каких-нибудь декоративных элементов, наверняка, когда-от украшавших эти стены. Метрах в двадцати, перед "Царской" композицией, из пола торчал высоченный, не меньше трёх метров в высоту, обелиск. Только он был какой-то странной формы - с резкими восьмью гранями. По форме, скорее напоминал гигантский кристалл, вбитый в каменный пол. Рядом лежал отколовшийся от него кусок, больше метра в длину и, "на глаз", под сотню килограмм веса. Стоял этот обелиск тоже как-то странно - прямо напротив трона. Вблизи, скульптурная группа у тронного постамента оказалось тоже произведением искусства: могучие, коренастые фигуры, вычурные, изысканные доспехи, аккуратно заплетённые косы в длинных бородах, возмущённые, рассерженные лица, руки застывшие в характерных размахах. Эти немолодые и богато одетые гномы, определённо о чём-то жарко спорили. Двое крепких воинов, с закреплёнными на поясе боевыми топорами, крепко держали за руки перед троном тщедушного старого гнома, в одной набедренной повязке с длинной нечёсаной бородой. У его ног лежала разбитая каменная доска. Один из, думаю, стражников что-то орал в ухо, вероятно, подсудимому. Какой-то важный, надутый гном тоже застыл с открытым в крике ртом, указывая пальцем себе за спину в сторону боковой стены. На стене можно было заметить обломки от целого ряда огромных каменных панелей но, наиболее крупный фрагмент, был самым первым в ряду, если считать от входа, так что пришлось вернуться в начало зала. На каменной доске были с огромной тщательностью выбиты какие-то письмена. На вид, что-то вроде китайских иероглифов или каких-нибудь скандинавских рун. Самый большой фрагмент, оставшийся, от первой в ряду, панели, представлял из себя только самый верх с несколькими строчками рун, остальное было рассыпано по полу мелким крошевом. Эх, жаль я не умею читать по гномьи. Наверно тут были имена славных воинов и мастеров или описание славных побед и походов не менее славного царя или царей. На самом деле, я бы сейчас с радостью почитал что угодно, хоть славное, хоть бесславное, но, увы... Подошёл к стене, смахнул рукой пыль с остатков каменной скрижали. Всмотрелся в объект истинным зрением, так и не решившись, за всё это время выпустить Искру и засветиться.
С: Внимание! Способность "Истинное зрение" достигла уровня одиннадцать.
А в голове вдруг появились слова. Не голос, а именно слова. Ощущение было такое, как будто, внезапно вспомнил кусочек рассказа или четверостишие. Я опешил. Получается, что моё истинное зрение, позволяя узреть за формой содержимое, может "увидеть" и информацию, воплощённую в руны? Гениально! Но логично, чёрт побери! Снова всмотрелся в письмена.
"Любовался Он творением рук своих - камнем обретшим форму. Семь дней и семь ночей убирал он лишнее, оставляя саму суть, отражённую в безупречной форме. И когда, к исходу седьмого дня, остался Он доволен творением своим, то проникся Он скорбию. Ибо не мог он более совершенствовать суть через форму. Не мог Он сотворить лучше, чем уже было! И тогда вдохнул Он искру Жизни своей в детей своих. И наполнился теплом хладный камень, и обратился горячей плотью. И ожили дети Его! И признали Его! И склонили пред Ним головы свои. И дал Он наказ Детям своим - чтить камень - лоно, из которого вышли они, чтить жизнь, ибо даже во враге твоём есть Искра Его. И дал Он им дело Своё - творить себя: совершенствовать умения свои и форму свою и силу свою. И предавать форму новую и камню и дереву и металлам разным, и преображать Мир вокруг себя. И учил Он их умениям и мудростям всяким. Но крепок был камень, и не поддался он детям Его. И взмолились они - "Отец, как же будем мы придавать камню форму новую, и сподобляться Тебе, если плоть наша слаба, а камень крепок". Два дня был Он в раздумьях, а на третий сложил печь и горн и научил детей своих кузнечному делу. И повелел собирать руды и угли и сносить их к печи. И когда закончены были приготовления, зачерпнул Он горсть углей и вдохнул в них Искру свою. Вспыхнули угли и воспарили над дланью его, разогнав мрак и наполнив светом кузницу Его. И испугались и хотели бежать, но узрели Отца своего и собрались в руке его. Тогда указал он первенцев своих и изрёк - это гномы - старшие дети Мои, указал затем на пылающие угли - это духи - младшие дети мои. Наказал духам - помогать гномам - братьям своим старшим, а гномам заботиться о духах - братьях свих младших. И опустил духа в печь и запылал уголь и вылился металл из руды. Опустил духа в горн и раскалился металл и поддался молоту. И зажглись сотни печей и тысячи горнов и застучали молоты и забили кирки и стали гномы менять формы, подобно Отцу своему. И был Он рад, и радовался каждому творению детей своих как своему собственному. И давал силу каждому, кто превзошёл учителя своего и мудрость каждому, кто помог превзойти себя ученику своему..."
На этом сохранившийся фрагмент заканчивался, и узнать чему ещё гномий бог научил своих детей и какие дал им заповеди не удалось. Невероятно! Это что же, у них тут на стенах была развешана своеобразная гномья библия? Или история гномов от Сотворения? А летоисчисление у гномов, наверно, ведётся не от сотворения Мира, а от сотворения гнома. Последнее предположение, почему-то заставило улыбнуться. Прошёлся по стене взглядом: в основном сохранились совсем маленькие фрагменты "скрижалей", хотя, вон, вроде довольно крупный кусок, примерно посередине зала. Жадно впился своим зрением в мою первую книгу в этом мире.
"...и звали его Кобольд. Он не заботился об огне в очаге своём, и дух огненный покинул дом его. Не заботился он и о форме своей и о силе своей и был хил и тщедушен. Воротил он нос и от печей литейных и от горна кузнечного. И забыл он наказы Отца нашего. Но завистлив он был и жаден до творений чужих. И всегда говорил, когда выпрашивал плод трудов чужих, что слаб он и немощен и никогда не сможет превзойти других, и сравниться с братьями своими, и потому не хочет он браться за молот честный, но верит, что братья помогут ему и не оставят его в горе и нищете. Братья жалели Кобольда и помогали ему, делясь трудом своим и силой своей. Но не ведали они, что съедает его зависть чёрная. И однажды, когда Дарин выковал самый чудесный меч, какого ещё не видело подземелье, и все гномы были так поражены творением его, что забыли про Кобольда и пошли пировать в честь брата, не дав, как обычно, Кобольду плодов труда своего, воспылал он ненавистью. И ночью убил спящего брата и украл меч. Утром, поражённые и опечаленные братья нашли убийцу и привели на суд к царю. И решил царь изгнать подлого гнома из своего царства, ибо убивший брата не брат более. И, уходя во тьму сырых пещер, Кобольд отрёкся от Отца, проклял царя и гномов и грозил вернуться с настоящими братьями, выгнать бездушных гномов из гор и занять трон самого царя. И с тех пор обитают в далёких тёмных пещерах кобольды, такие же слабые и жадные, но с такой же чёрной завистью и ненавистью. Пакостят гномам, пока спят они и не видят их, и воруют, все, что останется без присмотра. Им не поддаётся камень, и потому копают они грязную землю. Не признают духи их, и потому боятся огня они и живут в сырости и темноте..."
На этом заканчивался фрагмент другой скрижали.
– Не Авель с Каином, конечно, но что-то есть.
И ещё уцелел кусочек последней в ряду скрижали.
"...и когда придёт время, настанет Судный день. И придёт Он к детям своим! И занесёт Молот над каждым! И заглянет в душу! И спросит - "Чтил ли ты камень как Мать свою? Чтил ли ты Жизнь как Отца своего? Сделал ли ты форму свою лучше, чем Я дал тебе? Преумножил ли ты знания и умения свои? Превзошёл ли ты учителя своего? Обучил ли ты ученика своего, тому, что сам постиг?". И придётся давать ответ неполживый, ибо невозможно солгать пред очами Его! И достойный уйдёт с Отцом в Царствие Его, а на недостойного опустится Молот Его! И уйдёт от недостойного Искра Жизни Его! И обернётся горячая плоть хладным камнем и рассыплется мелким щебнем!..."
С: Характеристика "Мудрость" достигла значения двадцать один.
Так и есть - гномья библия. Всё что необходимо присутствует: Отец, заповеди, Страшный суд.
Больше ничего интересного в зале не нашлось. Вернее, оно наверняка было, вот только сейчас оно всё было в виде пыли и разнокалиберной щебёнки.
С: Производится распаковка данных.
С: Распаковка данных успешно завершена.
С: Производится выполнение пакетных файлов.
С: Производится подготовка к запуску сценария.
Сценарий? Я не знал, стоит мне радоваться или огорчаться, но если здесь запустится хоть что-нибудь то, по крайней мере, здесь будет не так скучно. Главное, что бы по сценарию не наползли во все углы сородичи Лапки, а то станет до того весело, что я от кузницы отойти не смогу. Время шло, но ничего не происходило, и я решил вернуться к статуям. Важный, надутый гном по-прежнему указывал пальцем в сторону "стены скрижалей". Воображение быстро наполнило картину красками и звуками. Мне стало жалко этого беззащитного старика. Что он мог такого сделать, что бы царь собрался со знатными боярами на такое судилище? Сначала подумал, что это может быть сцена из писания, где царь гномов судил тщедушного Кобольда. Ноооо... Нет! Ну, никак не вязался образ этого старого измождённого гнома с открытым, простодушным лицом, без тени страха, глядящего царю прямо в глаза, с улыбкой и гордо поднятой головой и образ подлого и коварного Кобольда. И главной улики - украденного меча незаметно. Да и босые ноги, спутанная борода... опустился к разбитой скрижали и аккуратно сгрёб с неё пыль. Целыми от неё остались лишь два небольших фрагмента.
"...И не будет ни достойных, ни недостойных. И не будет судить Он детей своих. И встанет Он рядом с детьми своими. И все будут равны перед Творцом. И угаснет пламя Его. И падёт Царствие Его! И погрузится Мир во мрак и забвение. И станет Бытие пустотой..."
А второй фрагмент был совсем маленьким.
"...И придёт Спаситель! И вдохнёт Он Искру Творца! И воспылает пламя Его! И задрожат горы! И ударят бесчисленные молоты! И содрогнётся Творец! И...."
К сожалению, какие ещё несчастья и кары постигнут его врагов и как именно, при виде всего этого, будет дрожать Творец, история умалчивала, но, думаю, по меркам святой инквизиции, здесь записано достаточно, что бы четвертовать бедного юродивого раз десять - пятнадцать. Не знаю, согласен ли со мной создатель этой картины, но у этого старика имя просто обязано было быть не меньше чем Галилео или Джордано. В десятке шагов, за спиной старика, над всем этим по-прежнему возвышался каменный обелиск. Какое-то религиозное сооружение? Может это такой идол? Памятник камню-прародителю? Икона? Какое-нибудь творение "Рук Его"? Или некий алтарь? А может своеобразный детектор лжи? Почему бы и нет? Очень даже удобно - никто не сможет царю соврать, да и для судебных разбирательств вещь была бы незаменимая.