Рождение не начало

Нередко я вижу сны с одинаковым подтекстом, с одинаковым концом и с почти одинаковой фабулой. Психоаналитик скажет, что там скрываются мои латентные страхи или желания, и он, безусловно, будет прав. Не сказал бы, что я считаюсь с авторитетом каких-то бездумных психоаналитиков. Нет. Дело тут в другом: я сам наблюдаю эти страхи и желания в себе. Эти сны оставляют мне почву для размышлений о нашей главной, а то и единственно возможной судьбе в этой жизни. Да, я верю в судьбу, но не в такую судьбу, в которую верят адепты религиозного фундаментализма, и не в ту дивинацию, о которой гласят учения оккультизма. Судьба, о которой говорю я, является вполне

естественной и познаваемой; каждый из нас видит её и знает, что она коснется когда-нибудь его. Эта не та ахинея, которую безрассудно совмещают некоторые профаны с свободой воли. И даже не та, в которой в точности и до каждой секунды прописаны наши действия, лишая нашу волю автономии, хотя и тут люди умудряются показать своё скудоумие, бесплодно рассуждая о том, как совместить такую судьбу с свободой выбора. Я верю в другую судьбу, вернее, убежден в том, что она есть, да и каждый из нас на самом деле в этом убежден. Усомниться в том, что она изымает нашу свободу, нельзя. Даже самые искусные софисты и демагоги не в силах этой сделать. Иногда богословы заявляют, что, несмотря на предопределения от незримого творца, мы все же вольны совершать свободные действия, подкрепляя это какими-то немыслимо дурными аргументами. Данное суждение редуцируется до следующего нелепого тезиса: «мы можем обратить необратимость» или «необратимость обратимо». Конечно, принимая во внимание такую глупость от людей, может показаться, что найдутся люди, опровергающие самую подлинную необратимую судьбу, о которой говорю я. Однако богословы выдумывают доводы, носящие трансцендентный характер, согласно которым лишь Бог ведает обо всем, и он, дескать, знает, как совместить свободу воли и предопределение, поэтому они могут выдумывать какие угодно оправдания, ссылаясь на то, что наш разум просто этого постичь не может. Я же говорю о судьбе видимой, фактически доказанной, поэтому выдумать такие нелепые доводы, исключающие её власть над свободой, не получится. Словом, эту тему я не мог обойти стороной и хотел бы её изложить. Думаю, достаточно было бы растолковать один из тех снов, чтобы на его примере понять и смысл других. И вместе с этим понять судьбу нашу, которая присуще всему на свете, что по непонятным нам причинам снискала право на бытийность.

Мой покой прервал Леонид, постучав в дверь. Он вошел в комнату ещё до того, пока я дал разрешение, и сразу начал бегло осматривать мою мрачную комнату, которая была обклеена серыми обоями и в которой не было ничего особенного, лишь матрас (мне почему-то всегда нравилось спать на полу), подле которого стоял книжный шкаф, и мой рабочий стол, стоявший напротив матраса и шкафа; вся мебель в комнате была серого цвета. Но при всей этой скудости в комнате царил своеобразный шарм. Леонид был моим далеким родственником; он жил в соседней комнате и очень часто заходил ко мне, когда ему становилось скучно, чтобы расспросить о моих делах; не подлежит сомнению, что он расспрашивал о моих делах не из любопытства и переживания, а для того, чтобы скоротать свое бесценное время, которого всегда недостаточно у людей занятых; его походы в мою комнату доводили меня до крайней степени раздражения. Человек он был безработным (как и я, впрочем), необразованным и глупым. Он любил не покладая рук заниматься спортом, часто меняя его вид: то тяжелой атлетикой займется, то каким-нибудь боевым единоборством. Поэтому он был физически подтянутым, широкоплечим, однако его низкий рост заглушал всю эстетику его культуристского тела. Его

широкое лицо с густой бородой указывало на атавизм, поэтому немудрено, что его ничего не забавляло, помимо спорта. Я же был совсем иным типом: я любил целыми днями проводить за книгами и всячески пытался написать свою; читал я довольно разную литературу. А также я меньше был подвержен к физическому труду. Именно этим Леонид упрекал меня, постоянно твердя одно и то же: «в здоровом теле, здоровый дух». Но если вследствие занятия спортом мой рассудок деформируется до такого же уровня, как у него, то я лучше лишу себя удовольствия иметь здоровый дух.

Сначала Леонид прошелся по комнате, попутно ловя мой презрительный и угрюмый взгляд. Потом остановился у книжного шкафа и взял оттуда одну из моих книг. Посмотрев немного на обложку, он вслух прочитал её название и имя автора, пытаясь изобразить знатока. Меня предельно раздражало его присутствие, мне хотелось бросить его на пол и кинуться на его огромное лицо с кулаками. Но я, к сожалению, сделать этого не мог, и мне приходилось смириться, поскольку я проживал в доме его родителей. А такая неурядица могла бы послужить для них поводом выгнать меня из дома. Да и не смог я уложить эту груду мышц.

– Дописал? – спросил Леонид, поставив книгу на место.

Он спрашивал о моей книге, которую я уже достаточно долгое время пишу. Я ответил ему, что книга будет готова только месяца через три и не факт, что она будет опубликована, ибо я всегда пишу для собственного развлечения и удовольствия. Работы над книгой было непочатый край, поэтому насчет трех месяцев я немного утрировал.

– Глупец ты, – возразил он. – Можно же на этом кучу денег заработать.

– Искусство, которое имеет исключительно коммерческую цель, никогда не будет безупречным. – воодушевлённо произнес я.

После моих слов он наконец вышел из комнаты. Бьюсь об заклад, что вечером он вернется ещё раз. Так и случилось. Вечером он зашел, но на этот раз он пришел известить меня о печальной новости.

– Отца сбила фура. Он лежит сейчас в больнице, – сказал он безотрадно.

Я не мог в это поверить. Такие события не часто случаются с моими знакомыми и близкими.

Мы сломя голову выбежали из дома и через некоторое время уже были в больнице. Пока сын разговаривал со своим отцом, я соображал о том, что все могло быть намного хуже. Например, он мог бы погибнуть. Такая мысль внушала несоизмеримый страх, ведь каждый человек может столкнуться с такой же страшной ситуацией, но при этом закончить печально. Представь, проходишь ты одну и ту же дорогу, через которую проходишь каждый день, но на этот раз тебя ждет такой вот неожиданный сюрприз. Такова думаю наша жизнь, никогда не знаешь, что ждет тебя завтра. Помню, как однажды писала мне одна анонимная поклонница: «воля случая лучше, чем задуманный путь». Невзирая на весь её экзистенциальный вздор в письме, эта мысль мне очень приглянулась, ведь действительно жизнь становится более интересной, когда не знаешь, что ожидать от нее, но в то же время жизнь внушает ужас от непредвиденности, ибо некоторые события могут навсегда лишить нас следующего дня. Жизнь – это плавание в открытом море, наполненное неопределенностями и загадками и сменяющееся дарами эстетичных видов и опасностями мрачных бурь. Жизнь всегда полна неожиданностей. И именно это заставляет меня жить каждый день, возбуждая во мне неукротимое любопытство, но эта неожиданность есть так же висящий надо мной дамоклов меч, поскольку она может принести печаль…

Конец ознакомительного фрагмента.