Рождение Темного Меча
Шрифт:
Епископ Ванье солгал ему насчет Мосии. Почему он это сделал?
Этот мучительный вопрос и сопутствовавшие ему темные тени сопровождали Сарьона во время его пути по глухомани. Они оказались ценными спутниками, поскольку занимали разум каталиста, и другому спутнику — страху — пришлось тащиться позади. Поглядывая на звезды — а по мере того, как Сарьон забирался все глубже в густой лес, делать это становилось все труднее, — каталист размышлял над этим вопросом. Он пытался отыскать объяснение или оправдание, но в конце концов вынужден был признать, что ни объяснения, ни оправдания у него нет.
Епископ Ванье солгал. Это было очевидно. Мало того, это был целый заговор, скрепленный ложью.
Сарьон ненадолго остановился
Да, Мосия исчез. Но не из-за Джорама. Он бежал, потому что услышал, что им якобы заинтересовались Дуук-тсарит.
Внезапно за спиной у каталиста раздался пронзительный визг — и тут же оборвался, заглушённый яростным рычанием. Каталист подхватился с камня и кинулся наутек, не успев даже осознать, что же произошло. Когда же он снова взял себя в руки, Сарьону пришлось несколько раз глубоко вздохнуть, чтобы унять бешено бьющееся сердце. Заставив себя успокоиться, Сарьон заново сориентировался по звезде, еле различимой из-за полога ветвей, — и пришел в смятение, обнаружив, что луна уже заходит.
Каталист вспомнил настойчивый совет Якобиаса ни в коем случае не бродить в темноте — и почти одновременно с этим ему вспомнилось, как отец Толбан украдкой взглянул на епископа Ванье, когда тот рассказывал про Джорама и Мосию. А еще ему вспомнилось, как Толбан залился краской, заметив, что Сарьон смотрит на него. Заговор лжецов.
Но зачем им это нужно? Что они скрывают?
И внезапно Сарьон понял. Поспешно шагая вперед в надежде добраться до реки, прежде чем луна окончательно зайдет, он решил эту загадку точно так же, как решал математические уравнения. Ванье знал, что Джорам находится в этой общине. Он солгал, чтобы скрыть свой настоящий источник информации. На самом деле, как понял Сарьон, Ванье многое знал об общине — что им очень нужен каталист, что они ведут какие-то дела с королем Шаракана... Следовательно, логично будет предположить, что у епископа есть свой шпион в общине. Это многое объясняет. Но — Сарьон нахмурился — для полной ясности не хватало последней детали.
Если у епископа есть свой шпион в общине, зачем ему понадобился Сарьон?
Каталист с головой ушел в эти размышления, в результате чего сбился и с мысли, и с дороги. Остановившись, Сарьон перевел дыхание, проверил направление движения по звезде и прислушался, не доносится ли шум реки. Ничего не было слышно, и Сарьон, логично рассудив, что еще не добрался до нее, решил внять словам Якобиаса и отдохнуть до утра.
Он начал искать себе местечко, где можно было бы спокойно провести предрассветные часы. Он еще не пересек реку и потому наивно рассудил, что пока находится в безопасности. Впрочем, даже если бы дела обстояли иначе, это мало что изменило бы. Каталист был так измотан непривычно долгим путешествием и нервным напряжением, что не смог бы сделать больше и шага. Рассудив, что лучше уж остаться поблизости от тропы (ему и в голову не пришло задуматься, кем или чем она могла быть проложена), Сарьон поплотнее завернулся в рясу и умостился под огромным дубом, устроив себе чрезвычайно неудобное ложе меж двух выпирающих из земли корней.
Сарьон вовсе не собирался спать. На самом деле он просто не верил, будто сможет уснуть. Луна зашла, и, хотя в небе ярко сияли звезды, ночь сделалась темной и пугающей. Отовсюду доносились непонятные звуки: шорохи, рычание, сопение. На каталиста смотрели чьи-то глаза, и он, отчаявшись, зажмурился.
— Я в руках Олмина, — взволнованно прошептал он. Но эти слова не принесли ему утешения. Напротив — они прозвучали как-то глупо и бессмысленно. Кто он Олмину? Всего лишь один из множества жалких людей, населяющих его мир? Всего лишь крохотное существо, куда меньше заслуживающее внимания Олмина, чем любая из этих ярких, сияющих звезд. Он, жалкий смертный, никакого света не излучает. Даже безграмотный крестьянин и тот способен куда искренне благословлять именем Олмина, чем он, Его каталист! Сарьон в отчаянии стиснул кулаки. Его Церковь, некогда казавшаяся Сарьону могучей и незыблемой, как гора, как сама земная твердь, теперь сотрясалась и рушилась.
Епископ, человек, ближе всех стоящий к богу, лгал ему. Епископ, перед которым он преклонялся, использовал его для каких-то темных, непонятных целей.
Покачав головой, Сарьон попытался вернуться мыслями к своим теологическим изысканиям, надеясь, что это поможет ему удержать ускользающую веру. Но с тем же успехом он мог бы пытаться остановить отлив, опустив руки в воду и хватая уходящую волну. Его вера зиждилась на людях, а люди его подвели.
«Нет уж, — сказал себе Сарьон, трясясь от пугающих ночных звуков, что извлекали из подсознания все запрятанные там страхи, — если уж говорить начистоту, твоя вера опиралась на тебя самого. Так что это ты сам себя подвел!»
И каталист, окончательно лишившись надежды, обхватил голову руками. Скорчившись среди корней, он слушал кошмарные звуки, что раздавались все ближе, и ждал, что в него вот-вот вопьются чьи-то клыки или раздастся раскатистый хохот кентавра. Однако же звуки постепенно начали стихать. Или это он терял сознание. Но это не имело значения. Теперь ничего уже не имело значения.
Заблудившись во тьме, куда более бескрайней и ужасающей, чем Внешние земли, Сарьон смирился со своей участью. Он устал и отчаялся. Его не волновало больше, будет он жить или умрет. Он уснул.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
НАЙДЕННЫЙ
Сарьон поднял голову и, моргая от яркого солнечного света, огляделся по сторонам. Ничего не соображая, он решил было, что некая таинственная сила ночью похитила его хижину, оставив его самого спать на земле. Затем он услышал рычание — и на него обрушилось все, пережитое прошлой ночью, включая страх и осознание того факта, что он один в глуши. Перепугавшись, Сарьон подхватился с земли. То есть он собрался это сделать. На самом же деле ему еле-еле удалось сесть. Спина болела, окоченевшие суставы не разгибались, а ног он вовсе не чувствовал. Ряса Сарьона была мокрой от утренней росы. Каталист продрог и чувствовал себя разбитым и несчастным. Сарьон застонал, уткнулся головой в колени и подумал, как было бы просто остаться здесь и умереть.
— Да-а! — восхищенно протянул чей-то голос. — Я знавал колдунов, которые нипочем не осмелились бы провести ночь во Внешних землях, не окружив себя предварительно кольцом огненных демонов или чем-нибудь в том же роде. А тут вы, каталист, спите себе, словно младенец у матери на коленях!
Испуганно озираясь, Сарьон проморгался после сна и обнаружил источник голоса — молодого человека, восседающего на пеньке и взирающего, на Сарьона ровно с тем же неприкрытым восхищением, что звучало и в его голосе. Длинные темные волосы — молодой человек был шатеном — спускались на плечи; лицо незнакомца также украшали темная бородка и ухоженные усы. Одет он был с тем расчетом, чтобы не бросаться в глаза в глуши: простой коричневый плащ, такие же брюки и мягкие кожаные башмаки.