Рожденная для славы
Шрифт:
Дикая сцена в саду положила начало изменениям в наших отношениях. Томас словно дал понять, что прелюдия закончена, мы переходим на следующую ступень. Он был умен и понимал, что мне ясны его намерения и что я далеко к нему не безразлична.
Мы оказались в крайне опасном положении. Если бы ему удалось добиться того, к чему он так стремился, под угрозой оказался бы его брак с Катариной, а это уже преступление против государства. Я уже не считалась прижитой в грехе побочной дочерью короля. Согласно последней воле покойного
Поразительнее же всего было то, что, зная о недостойных планах этого человека, я восхищалась им и желала только одного: чтобы он по-прежнему меня домогался.
Я засыпала с мыслями о нем и, просыпаясь, продолжала мечтать о несбыточном.
Кэт Эшли спала в моей комнате. Я была этому рада, ибо, наслаждаясь двусмысленной игрой с Томасом, вовсе не собиралась идти до конца. Я намеревалась сохранять невинность до тех пор, пока бы окончательно не уверилась, что ее потеря не помешает мне взойти на престол.
Однажды рано утром я проснулась от звука осторожных шагов и увидела, что дверь моей спальни медленно открывается. Томас! Я лихорадочно огляделась, но Кэт не было в комнате. Должно быть, она вышла к фрейлинам, ибо те наверняка уже готовились к моему подъему. Я хотела убежать в соседние покои, но было уже поздно. Полог кровати раздвинулся, и я увидела Томаса в ночном халате и шлепанцах. Он улыбнулся мне. Задыхаясь, я села в кровати и натянула одеяло до самого подбородка.
— Милорд, — вскричала я. — Как вы смеете!
— Нет такой вещи, на которую я не осмелился бы, леди Елизавета, — сказал он.
— Уходите. Вас увидят мои фрейлины.
— Они увидят любящего отчима, пришедшего пожелать доброго утра своей маленькой падчерице.
— Только обычно для этого одеваются более приличным образом.
— Разве мы с вами заботимся о приличиях, моя восхитительная златовласая Елизавета?
— Немедленно уходите. Я не потерплю подобного…
— …Родственного обожания, — закончил он. — Интересно, а как вы меня остановите? Не кажется ли вам, что наши невинные игры слишком затянулись?
— Я вас не понимаю, милорд.
— Тогда я объясню.
С этими словами он прыгнул на кровать и заключил меня в объятия. Его страстные поцелуи испугали меня, я понимала, что должна немедленно кричать и звать на помощь, и все же, все же… Так не хотелось делать этого. Однако мой испуг объяснялся еще и тем, что я не желала позволять
— Томас!
На пороге спальни стояла мачеха.
Томас ни на секунду не потерял присутствия духа, и мне пришло в голову, что он, должно быть, не первый раз выпутывается из подобного затруднительного положения.
Он обернулся к ней с улыбкой:
— Посмотрите на это дитя, Катарина. Она встала сегодня не с той ноги и отказывается как следует пожелать доброго утра своему отчиму. Я заглянул к ней поздороваться, а она смотрит на меня волком и плюется, как дикая кошка. Надо ее как следует наказать. Идите сюда, Катарина, помогите мне.
Тут он принялся щекотать меня, пока я не запросила пощады. В присутствии мачехи я находилась в полнейшей безопасности, и скоро мы все трое хохотали до полного изнеможения.
— Нет, правда, Томас, — заметила мачеха, — ты ведешь себя как мальчишка.
Он постарался принять еще более дурашливый вид, и только когда его глаза встретились с моими, я видела в них хорошо знакомый мне блеск страсти. Раскаяния в его взгляде не было и в помине.
Как долго это может продолжаться, спрашивала я себя. Почему мачеха ничего не видит? Но, возможно, она все замечает и обманывает себя? Обычно люди поступают именно так. Они не видят того, чего не желают видеть.
Кэт мне сказала:
— Мистер Эшли крайне озабочен.
— Чем? — спросила я.
— Он говорит, что адмирал ведет себя неподобающим образом по отношению к вам.
— И что ты на это ответила?
— Я сказала, что он — галантный кавалер, а вы — очень красивая молодая леди, ну… так всегда бывает.
— А он?
— Он слышал историю про разрезанное платье.
— Которую, конечно же, рассказала ему ты. Думаешь, я не знаю, что ты подглядывала из окна?
— Да, но о безобразной сцене в вашей спальне тоже поговаривают.
— Моя мачеха была там… и тоже принимала участие в «безобразной сцене».
— Бедняжка! Однако мистер Эшли считает, что мой долг — поговорить с адмиралом. Он считает, что я должна себя обезопасить.
— Что он имеет в виду?
— Мистер Эшли очень серьезный джентльмен. Он всегда знает, как следует поступать в том или ином случае.
— И что, ты собираешься разговаривать с адмиралом?
— Боюсь, придется. Мистер Эшли на этом настаивает. Но если вы мне запрещаете…
— Я не собираюсь встревать в отношения между мужем и женой.
— Разве только в том случае, когда муж — прекрасный адмирал, — заметила Кэт и немедленно получила пощечину. Но она привыкла в моим внезапным вспышкам ярости и быстро о них забывала.
Мне было очень интересно, что адмирал скажет Кэт, и я потребовала от нее подробный отчет об их беседе.
— Он выглядел великолепно, — начала она. — Одет в пурпурный бархатный камзол, а стройнее ног я просто никогда не видала.