Рожденные среди звезд [= Рождение звезды]
Шрифт:
Хотя звуков было множество. Посвистывала какая-то ночная птица, в отдалении журчала вода; он связал этот звук с рекой, протекающей через весь давно покинутый город; шуршала трава на ветру или когда ее тревожило какое-нибудь животное.
— Не лучшее в мире место для отдыха, — заметил Сорики из темноты; Раф в это время извивался, пытаясь занять более удобное положение. — Я с радостью бы посмотрел, как эти забинтованные ребята машут нам руками, а мы улетаем от них, и быстро.
— Они убивали не животных, там, на острове. — Раф высказал то, что больше всего тревожило его.
— На них не одежда, а шерсть, — ровным, бесцветным голосом отозвался Сорики. — На Земле есть обезьяны, они не люди.
Раф смотрел на небо, на котором,
— Что такое «человек»? — ответил он, повторив классический вопрос, который многократно обсуждался в тренировочном центре.
Человечество давно пытается найти ответ на него. Может быть, «человек» — двуногое существо с легко различимыми физическими характеристиками? В таком случае мохнатые существа, тщетно пытавшиеся спастись от огня, под это определение не подходят. Или «человек» — это определенный уровень разума, независимо от оболочки, в которой этот разум помещается? Предполагается, что справедливо последнее утверждение. Но Раф знал, что несмотря на страх перед «предубеждением», большинство землян все же считает людьми существа, в целом похожие на них. Согласно этому «предубеждению» забинтованные чужаки — «люди», с ними можно вступать в союз, а мохнатые не «люди», потому что у них нет гладкой кожи, они не носят одежду и не используют механические средства передвижения.
Но в глубине души Раф чувствовал, что это абсолютно неверно, что земляне сделали неверный выбор. И что теперь «люди» оказались не вместе. Но он не собирался говорить все это Сорики.
— Человек — это разум. — Связист отвечал на вопрос, о котором сам Раф почти забыл, хотя сам его только что задал. Да, привычный ответ. Сорики не обвинишь в предубеждении.
Странно… Когда правил Мир, существовала полиция мысли и самым страшным грехом считалось быть либералом, экспериментировать, искать знания. Теперь колесо повернулось: подозрительно быть консерватором. Утверждать, что в старину что-то было лучше, означало быть обвиненным в предубеждении. Раф сухо усмехнулся. Конечно, он хотел достичь звезд, упрямо рвался в то самое место, где сейчас находится. Почему же его так мучают все эти мысли? Почему с каждым днем он чувствует все меньше общего с людьми, с которыми начинал полет? У него хватало ума держать эти чувства при себе, но с тою момента, как он поднял свой флиттер в утреннее небо над космическим кораблем, удерживать мысли в повиновении становилось все труднее.
— Заметили, — продолжал связист, перейдя к новой теме, — что эти раскрашенные парни не очень торопятся к своей сокровищнице? Как будто считают, что какой-нибудь ракетный гений подготовил для них сюрприз где-нибудь здесь…
Теперь, когда Сорики упомянул об этом, Раф вспомнил, что чужаки, направляясь в город, жались друг к другу, а несколько черно-белых солдат развернулись вокруг веером, словно разведчики на вражеской территории.
— Они пошли не дальше того здания к западу.
Этого Раф не заметил, но готов был согласиться с наблюдением Сорики. Тот очень наблюдателен и замечает все подробности. Ему самому нужно присматриваться получше. Не время думать о своем положении. Итак, если чужаки не пошли дальше того здания, значит они сами не хотят уходить в ночь. Потому что Раф уверен: изолированное строение, на которое указал Сорики, не сокровищница, которую они должны разграбить.
Ночь тянулась, и постепенно Раф уснул. Но два или три часа беспокойной, полной кошмаров бессознательности не то, что ему необходимо, и на рассвете ему казалось, что глаза его забиты горячим песком. В предрассветных сумерках стая летающих существ — может, птицы, а может, и нет — поднялась откуда-то в городе, трижды облетела здание и исчезла в полях.
Раф выбрался из мешка, быстро завершил скромные туалетные процедуры с помощью средств, взятых из сумки на поясе, и осмотрелся, не испытывая никакого душевного подъема от окружающей картины и от своего участия в ней. Шар, готовый к взлету, на некотором удалении; на полпути между ним и флиттером размещены два чужака-стражника. Возможно, ночью они менялись. Если же нет, значит они долго могут обходиться без сна. Когда Раф, чтобы размяться, обошел флиттер, стражники внимательно следили за ним, не выпуская оружия. И Раф подумал, что если переступит какую-то невидимую границу, то попадет в беду.
Когда он вернулся к флиттеру, Сорики проснулся и начал потягиваться.
— Еще один день, — протянул связист. — Я бы с удовольствием съел что-нибудь не из полевого рациона. — И поморщился при виде жестянок с концентратами, которые достал из помещения для продуктов.
— Хорошо бы улететь на запад, — заметил Раф.
— Если бы только была связь! — подчеркнуто продолжал связист. — Чем скорее я увижу нашу старушку на стабилизаторах, тем лучше буду себя чувствовать. Знаете… — он отвел взгляд от продуктов и посмотрел на город… — у меня от этого места мурашки по коже. Тот город тоже был достаточно плох. Но по крайней мере в нем были жители. А здесь вообще никого…, я никого не вижу.
— А как же чудеса, которые обещали нам показать? — возразил Раф.
Сорики улыбнулся.
— Л хорошо ли мы понимаем их жесты? Может, они пообещали нам чудеса. Л может, обещали отвести туда, где нам удобнее перерезать горло — удобнее для них! Говорю вам, если придется куда-нибудь идти с одним из этих раскрашенных парней, руки не оторву от станнера. И вам советую то же самое… Впрочем, я знаю, что вы и так следите за этими проклятыми гарпиями краем глаза. Ха, общество. О, да это капитан…
Люк шара раскрылся, по лестнице спустилась небольшая группа, среди чужаков выделялся фигурой и костюмом капитан Хобарт. Чужаки остались у шара, а землянин направился к флиттеру.
— Пойдете с нами, — сказал он Рафу.
— Почему, сэр?
— А как же я, сэр?
Оба вопроса прозвучали одновременно.
— Я сказал, что кто-то должен оставаться в машине. Тогда они специально указали, что вы, Курби, должны пойти.
— Но я пилот… — начал Раф и понял, что, вероятно, именно поэтому чужаки и потребовали его присоединения к исследовательской группе. Если они считают, что пока Рафа нет за приборами, флиттер не может лететь, именно такой шаг они бы предприняли. Но они ошибаются. Сорики вряд ли сможет починить двигатель, но в случае необходимости поднимет флиттер и приведет его к кораблю. Такое может любой член экипажа РК-10.
Связист нахмурился. Он, как и Раф, сразу понял смысл этого предложения.
— Сколько мне вас ждать, сэр? — спросил он голосом, утратившим всякое добродушие.
Услышав этот вопрос, капитан проявил признаки раздражения.
— Ваши подозрения не основаны на фактах, — строго заявил он. — Пока мы не видели никаких попыток причинить нам вред. А недоверчивое отношение может очень плохо сказаться на наших будущих контактах. Лабле уверен, что у них очень сложно устроенное общество, вероятно, более развитое, чем земное, а их технические познания были бы нам очень полезны. Так случилось, что мы появились в самый нужный момент в их истории, когда они пытаются оправиться от серии разрушительных войн. Все равно что на Земле после Большого Пожара высадилась бы группа инопланетян и стала помогать людям. Мы можем к взаимной выгоде обмениваться информацией.
— Если бы после Пожара на Земле высадились инопланетяне, — негромко заметил Сорики, — они попали бы в руки Мира. И сколько бы они тогда продержались?
Хобарт отвернулся. Если он и слышал это замечание, то решил на него не реагировать. Но на Рафа слова связиста произвели впечатление: группу чужаков, не разобравшихся в ситуации и попытавшихся установить дружеские отношения с чиновниками Мира, ждала бы быстрая и суровая расправа. И если правдивы рассказы об этой мрачной диктатуре, чужаки исчезли бы с лица Земли вместе со своим кораблем. А что, если и здесь правит свой Мир? Ведь они ничего не знают о положении на планете.