Рождённый под властью Марса
Шрифт:
Забавно. Непонятно еще было, как я попал домой, хотя то, что я спал так долго, наводило меня на определенную мысль. Но наркотик еще должен был остаться в организме. Я помочился перед тем, как подумал, что не худо бы проверить наличие наркотика в моче. А то, что я смог выжать после завтрака, дало нейтральный результат.
Однако эти проблемы не слишком беспокоили меня. Все было так, словно я принимал транквилизатор. И постепенно тревога, с которой я проснулся, рассеялась. Я удовлетворился мыслью, что кто-то, по-видимому, дал мне наркотик, и сейчас я испытывал последствия от его действия.
Я спустился на нижний уровень жилого блока и прошел в фойе проверить почтовый ящик. Я нашел конверт, адресованный мне, — письмо от моего бродяги отца, содержащее полусердечное приглашение приехать на встречу с ним в ближайшее время. Я остановился. Он сейчас был в Пегасе, а не в Вояджере, но он не объяснял, почему перебрался туда. Он всегда перемещался, словно шагал сквозь призрачные образы моих собственных скитаний.
Может быть, это был страх, так как годы шли, а мы оба преуспевали все меньше и меньше. Хорошо. Наверное, отец ревновал к моим успехам и квалификации. Он был, как говорили марсиане, наемным рабочим, обычным техником по обслуживанию, время от времени работающим как простой рабочий.
Конечно, мы могли бы больше и лучше работать в техническом обслуживании. Были дыры в куполе, которые я видел…
Где? Я вздрогнул. Где я был, что видел дыру в крыше, через которую сыпался песок?
Забытое детское воспоминание, решил я, вытянутое на поверхность необычно ярким сном последней ночи, — вернее, этого утра, потому что я вспомнил трех детей, игравших под дождем из мелкого песка.
— Рэй!
Нет, это нельзя назвать верным объяснением. Я…
— Рэй!
Тяжело дыша, ко мне приблизился сгорбленный старый Гэс Квизон, заведующий этим блоком. Он был земным иммигрантом, но любезным малым, прожившим здесь двадцать пять лет.
Я оставил свои тревожные размышления и приветствовал его.
— Тут кое-кто спрашивал тебя сегодня утром, — сказал он, центаврианский офицер, майор Хоуск.
— Центаврианин? — спросил я с сожалением. — Гэс, мое последнее путешествие было на Центавр. Я не заходил раньше так далеко, да еще на центаврианском корабле. И после этого, скажу, я не собирался встречаться с кем-нибудь из центавриан так скоро.
— Думаю, тебя придется сделать это снова, — хихикнул Гэс. — Я слышал, ты позволил им раз или два пригладить свои волосы, или нет? Мне казалось, ты всегда нейтрально относился и к ним, и к медведианам. Во всяком случае, я сказал, что тебя нет дома, и он ушел, оставив адрес для встречи. Нужен?
— Он сказал зачем? — Я был озадачен.
— Нет. — Острые глаза Гэса всматривались в мое лицо. — Ты не знаешь его?
— Хоуск? Думаю, нет. И если он майор, я сомневаюсь, что захочу познакомиться с ним.
Гэс усмехнулся и собрался уходить. Я остановил его вопросом.
— Скажи одну вещь, Гэс! Как я попал домой прошлой ночью?
— Ты не помнишь? Что ты делал, напился?
Я стоял молча, понурив голову. Он пожал плечами:
— Откуда я знаю? Я что, был здесь? Я сдал дежурство вечером, а ты еще не вернулся к тому времени. Я думал, ты подцепил девочку и остался у нее снова.
9
Смысл этого последнего маленького «снова» дошел до меня только тогда, когда несколькими минутами позднее и несколькими сотнями футов дальше от места, где оно было произнесено, я взглянул на циферблат часов с датой.
Я с иронией подумал о старом глупом анекдоте о велоуэрах, барахтавшихся в грязи на Голдстар, жирных, почти полностью покрытых жидкой грязью, смываемой только раз в год в сезон спаривания.
— Какой сегодня день? — спросил один велоуэр другого.
Прошло несколько часов.
— Вторник.
Прошло немного меньше.
— Смешно! Я придерживаюсь мысли, что сегодня среда…
И Гэс сказал: «Остался у нее снова».
Где угодно, исключая Дарис, я мог позволить себе двухдневный кутеж, но не на Марсе. Вне дома, в местах повышенной гравитации я тратил половину времени на сон. Я был предусмотрительным: никогда не носил с собой денег больше, чем мог позволить украсть, если придется быть мертвецки пьяным. Да и в большинстве кварталов удовольствий в мирах медведианского сектора время дня едва ли имело значение вообще.
Но на Марсе такого себе не позволишь. Здесь нет средств содержать подобные заведения — источники недомоганий посещавших их космонавтов.
На Марсе я как марсианин никогда не делал этого. Я чувствовал, что это было неприлично, хотя, будучи местным, я мог, вероятно, организовать дело получше, чем иностранец. Я любил быть дома, где мог не думать о деньгах. Марсианин никогда не ограбит бесчувственного человека; по крайней мере, я не хотел иметь доказательства, что это прекрасное утверждение не правильно, или убедиться в том, что такое могло случиться благодаря какому-нибудь грязному иммигранту или туристу, не знакомому с правилами Марсианской Чести.
Тогда… где же я был, что делал после того, как ушел в город предпоследней ночью?
Не прошлой, а предпоследней ночью.
Я остановился, повернул к ближайшему бару, который заметил, и сел за столик. Я вспотел и, конечно, по более серьезной причине, чем слишком высокие температура и влажность в моей квартире. Кто-то усыпил меня, но это было неполным объяснением, особенно учитывая то, что все вещи, которые мог взять грабитель, сохранились. Я коснулся кончиками пальцев бумаг во внутреннем кармане, чтобы убедиться, что ничего не потерял.
Я нашел стилограф и составил список фактов, сохранившихся в моей памяти. В результате я совсем перестал что-либо понимать. Что общего имеют Старый Храм, девушка с миндалевидными глазами и золотистой кожей и кровать с нулевой гравитацией? Какая связь между медведианами, центаврианами и мной? Где я видел песчаные струйки, что текли из прохудившейся крыши?
Я колебался, записывая последний вопрос. Наверняка, троих игравших детей я увидел во сне, и они появились из воспоминаний детства.
Я имел возможность положить конец этой путанице. Гэс сказал, что центаврианин майор Хоуск искал меня, и он оставил адрес, по которому я мог найти его. Я глупец! Надо пойти назад и забрать адрес!