Рождественские рассказы
Шрифт:
А когда скончался батюшка, он и рассказал всем про малинку.
ИГУМЕН И МЕДВЕДЬ
Этот случай произошел на Руси в конце XVI века. Иноки очень бедного Хутынского монастыря в Новгороде, получив в дар от одного боярина хорошие пастбища, решили завести овец. Шерсть от них давала все нужное обители: и одежду братии, и доход от продажи излишков.
Но вот в соседнем лесу поселился медведь и стал жестоко обижать бедных иноков, похищая их овец. Не смея сами предпринять ничего, послушники-пастухи не раз докладывали о чинимых медведем обидах
«Э, это уже озорство. Ради потехи губить не позволю», — проговорил старец и, взяв свой посох, пошел один в лес.
На следующий день изумленная братия увидела своего настоятеля идущим из леса в монастырь в сопровождении огромного упитанного медведя. Старец вошел в келью, а медведь лег у крыльца.
«Отче, что же делать с медведем? — спрашивали келейники настоятеля, — он лежит у крыльца и никуда не отходит».
«Не трогайте его, пусть лежит. Мы завтра пойдем с ним в Москву на суд к Патриарху», — отвечал настоятель.
И на следующий день настоятель действительно отправился пешком из Новгорода в Москву, а за ним покорно пошел и монашеский обидчик-медведь. Пришлось, конечно, этим странным путникам проходить и через многие села и деревни, и везде народ с удивлением смотрел на такое странное явление. Тогда еще водили по деревням медведей ради потехи, но те бывали на цепи, с продернутым железным кольцом в носу и заморены, а этот шел свободно, и такой огромный.
И то не диво, — что люди страшились медведя крепко и даже отказывали настоятелю в ночлеге, так как он, боясь, чтобы на улице не убил кто-нибудь медведя, просил и его впускать куда-нибудь. А животные относились к странному зверю совершенно спокойно. Собаки даже близко подбегали к нему и обнюхивали его, а пасшийся на пути в поле скот при приближении настоятеля с его обидчиком лишь подымал голову и как бы с любопытством смотрел на диковинное шествие, а затем снова спокойно принимался щипать траву.
Так и добрел хутынский настоятель со своим обидчиком в Москву на Патриаршее подворье. Он вошел в покои Патриарха, прося доложить о себе, а медведь остался у ворот.
Патриарх принял хутынского настоятеля.
— Я к тебе, Святейший, пришел с жалобой на нашего обидчика, — принимая благословение Патриарха, проговорил игумен. — В соседнем с нашей обителью лесу поселился медведь и ведет себя непотребно — похищает наших овец больше, чем съесть может, стало быть, просто ради своей звериной страсти потешается над кроткой Божией тварью. Этого я стерпеть не мог, и привел его к твоему Святейшеству на суд.
— Кого привел? — недоумевал Патриарх.
— Да нашего обидчика, Владыко.
— Где же он?
— У ворот дожидается твоего суда. Внуши ему, Святейший, что такое поведение зазорно для создания Божия.
— Брат, зачем же ты трудился вести его ко мне, если он так повинуется тебе, что пришел за тобою в Москву? — сказал Патриарх. — Запрети ему сам.
— О, нет, Святейший. Что же я такое? Нет, запрети ему ты своими святительскими словами не чинить больше обиды неповинной твари. Скажи ему, что озорничать грешно и непотребно.
Патриарх вышел на крыльцо, а хутынский настоятель пошел к воротам и через минуту вернулся во двор сопровождаемый своим косматым обидчиком.
— Вот, Святейший, наш обидчик, рассуди нас твоим святительским судом, — сказал настоятель, указывая Патриарху на огромного медведя, стоявшего смирно понурив голову.
Подивился Патриарх такой покорности зверя и обратился к нему, как к разумной твари:
— Хутынский настоятель приносит жалобу на твое озорное поведение. Ты обижаешь бедную обитель, похищаешь ее достояние и позволяешь себе озорство, непристойное никакому созданию Божию. Отныне чтобы ты не смел трогать монастырских овец, Господь силен, и без этого пропитает тебя.
Суд кончился. Настоятель поклонился в ноги Патриарху и повернул домой, а за ним покорно поплелся и медведь.
С этого времени он никогда уже не трогал монастырских овец и в случае недостатка в еде смиренно являлся в ту же обитель, прося пропитания, в котором братия не отказывала ему.
Из журнала «ТРОИЦКОЕ СЛОВО»
НЕОЖИДАННЫЙ ПОМОЩНИК
После революции митрополита Кирилла везли в ссылку. В одну темную ночь злые люди выбросили его из вагона на всем ходу поезда. Стояла снежная зима. Владыка Кирилл упал в огромный сугроб, как в перину, и не разбился.
С трудом выбравшись из сугроба, он огляделся: лес, снег, и никаких признаков жилья. Митрополит долго шел по глубокому снегу и, выбившись из сил, сел на пень. Мороз пробирал до костей сквозь изношенную рясу. Чувствуя, что начинает замерзать, Владыка стал читать себе «отходную». Вдруг видит, что к нему приближается кто-то очень большой и темный. Всмотрелся — медведь! «Загрызет!» — мелькнула мысль, но бежать не было сил, и куда?
А медведь подошел, обнюхал сидящего и спокойно улегся у его ног. Повеяло от огромной медвежьей туши полным доброжелательством. Медведь заворочался и, повернувшись к Владыке брюхом, растянулся и сладко захрапел.
Долго колебался Владыка, глядя на спящего медведя, потом не выдержал сковывающего холода и лег рядом с ним, прижавшись к теплому животу. Лежал и то одним, то другим боком поворачивался к зверю, чтобы согреться, а медведь обдавал его горячим дыханием.
Когда забрезжил рассвет, митрополит услышал далекое пение петухов. «Жилье близко», — мелькнула радостная мысль. Он осторожно, чтобы не разбудить медведя, встал на ноги, но тот поднялся тоже, отряхнулся и вразвалку побрел к лесу. А отдохнувший Владыка пошел на петушиные голоса и вскоре дошел до небольшой деревеньки.
Постучавшись в крайнюю избу, он объяснил, кто он, и попросил приюта. Владыку впустили, и он полгода прожил в этой деревне.
Василий Никифоров-Волгин
КРЕЩЕНИЕ
Сегодня великое освящение воды. Мы собирались в церковь. Мать сняла с божницы сосудец с остатками святой воды и вылила её в печь, в пепел, — ибо грех выливать её на места попираемые. Отец спросил меня:
— Знаешь, как прозывается по-древнему богоявленская вода? Святая агиасма!