Рождественские желания
Шрифт:
И легко понять, почему. Замок стоит на скалах, которые возвышаются над морем, обеспечивая лишь узкий перешеек в качестве прохода к зданию. Когда мы пробираемся по тропинке и через узкий проход к разваливающимся, разрушающимся стенам замка, легко представить, как давным-давно это место было под защитой от врагов. С высокими скалами, которые погружаются в море почти повсеместно, это почти остров.
Есть много ступенек, ведущих вниз с автостоянки и через замок, и несколько раз ветер, давний защитник руин, налетает на нас, словно пытаясь сбить нас с пути. На самом деле, когда мы платим за
Мы стараемся сделать все быстро, но это место манит остаться и исследовать его как можно дольше. Начинаем с края и прокладываем себе путь, идя по прекрасно ухоженным газонам, ведущим к останкам зданий. Как ни странно, посетителям разрешено находиться внутри зданий, хотя они выглядят так, будто вот-вот обрушатся на вас.
Пока мы идем, Кайла вытаскивает телефон, фотографируя все. В какой-то момент ветер сдувает с нее шарф, и мне удается поймать его, прежде чем его унесет к морю.
— Пойдем внутрь, — говорю ей, достаточно громко, чтобы она услышала меня сквозь ветер и ревущие волны, и тут у нее звонит телефон.
Она кивает, глядя на экран. Хмурится, а затем смотрит на меня широко открытыми глазами. Я едва слышу ее.
— Это по поводу работы!
Сглатываю, мое сердце глухо стучит, когда она отвечает на звонок, затыкая пальцем другое ухо. Я могу лишь надеяться, что это хорошая новость - Кайла действительно настроена получить эту должность автора. Знаю, даже без этой работы она найдет что-то еще, и в «Любимом Забияке» всегда есть возможности для работы. Она будет более чем в порядке. Но, очевидно, я хочу, чтобы она, прежде всего, была счастлива.
Я смотрю, как она уходит от меня и, под разрушающимся каменным дверным проемом, идет в ближайшее здание. Потом идет обратно ко мне, проходя мимо семьи, вглядывающейся в карту в тусклом свете. Она продолжает ходить, пока не доходит до стены, а затем несколько раз кивает.
Несмотря на то, что ветер не проникает сквозь стены замка, я все еще не могу четко слышать ее. Стою в стороне, не желая вмешиваться, пока она разговаривает о личном деле, хотя хочу, чтобы она знала, если понадоблюсь, я здесь.
Наконец, она вешает трубку, медленно убирая телефон в карман пальто, и по тому, как опускаются ее плечи, я понимаю, новости неприятные. Она этого не предвидела.
— Кайла, — мягко говорю я, хотя не уверен, что она меня слышит. Подхожу к ней, ненадолго остановившись позади нее, прежде чем положить руку ей на плечо. — Ты в порядке?
Она кивает, и я слышу, как она шмыгает носом. Это, черт возьми, практически разбивает мне сердце. Затем поворачивается и, хотя не плачет, в ее глазах робость, и она выглядит чертовски ранимой.
— Это, ммм, — тихо говорит она. Прочищает горло. — Звонили из газеты «24 часа». Я не получила работу.
— Мне очень жаль, — говорю ей, пытаясь обнять, хотя ее тело натянуто, как струна. — Знаю, как сильно ты хотела ее.
— Угу, — кивая, со вздохом произносит она.
— Но ты же знаешь, что с тобой все будет хорошо, да? Ты ведь понимаешь. Я позабочусь о тебе.
Очевидно, я сказал что-то неправильное, потому что она еще больше напрягается и отступает.
— Мне не надо, чтоб ты заботился обо мне, — огрызается она. — Мне нужна была эта работа.
Я могу лишь кивать. Ненавижу чувство безнадежности, когда она рядом. Более того, ненавижу, что она беспокоится и волнуется о том, о чем ей волноваться не стоит. Она такая же гордая, как и я сам, что является одновременно и благословением, и проклятием. Временами, как сейчас, хотелось бы, чтобы она уступила. Хоть немного. Нет ничего постыдного в том, чтобы принять помощь, когда вам предлагают, особенно когда она исходит от кого-то, кто вас любит и хочет для вас только лучшего. Черт, мне потребовалось много времени, чтобы самому разобраться с этим фактом, и только когда я увидел, что у Кайлы и Бригса были самые лучшие намерения ради моего же блага, я осознал, что должен сделать, чтобы помочь себе.
— Знаю, — говорю я ей. — Они полные задроты, потому что не наняли тебя.
Ей удается послать мне слабую улыбку. Она всегда улыбается, когда я использую это слово. Но улыбка быстро исчезает, и она качает головой, проходя мимо меня и сквозь холодные унылые развалины замка.
Следуя за ней, хватаю ее за руку, давая понять, что я здесь ради нее. Она продолжает идти, словно ведет меня, и мы в тишине проходим через здание. Снаружи завывает ветер, и только я собираюсь упомянуть, что, может быть, нам нужно вернуться к машине, как она вдруг хватает меня, когда мы поворачиваем за угол, и тянет в затемненную комнату со щелью для окна и неровным, каменистым полом.
Прижимает меня к себе, ее спина упирается в стену. Ее руки скользят к моему лицу, такие мягкие и холодные пальцы, она смотрит на меня, ее глаза ищут мои, в них миллион разных чувств, и меня разрывает на миллион разных частей, в попытке найти подходящие слова, которые заставят ее почувствовать себя лучше.
— Будут и другие варианты, — слабым голосом говорю я, но судя по огню в ее глазах, могу сказать, что она не хочет это слышать.
— Это не имеет значения, — отвечает она. Притягивает мое лицо и целует меня, сильно и страстно, словно неожиданно стала бояться, что не выживет без моих губ, мой язык теряется в ее тепле. Мы целуемся, словно не стоим среди развалин старого замка и ветра, бьющего о каменные стены, холода, проникающего сквозь трещины и оглушительного рева волн, ударяющихся о берег. Мы определенно не ведем себя, как туристы, слоняющиеся в других помещениях, особенно, не когда руки Кайла скользят по моему члену, крепко сжимая мою твердую длину, и вырывая у меня глубокий стон.
Теперь речь об отвлечении для нее, не для меня.
И я с радость сделаю все, что смогу.
Уворачиваясь от ее рук, я расстегиваю кнопку на ее джинсах, прежде чем расстегнуть молнию. Стягиваю их вниз, а вместе с ними и стринги.
— Что ты делаешь? — шепчет она.
Жестко целую ее, а потом опускаюсь на колени. Не говоря ни слова, я начинаю облизывать ее холодные, обнаженные бедра, пока она не начинает дрожать и стонать, пока мурашки на коже не покрывают всю ее нежную плоть. Скольжу пальцами в ее киску, мокрую и жаждущую, несмотря на обстоятельства. Она практически тает от моего прикосновения, и я таю вместе с ней.