Розовое дерево
Шрифт:
Вспоминать об этом лишний раз было тяжело, и Алан судорожно подыскивал тему, которая могла бы отвлечь от проблем разбитых сердец.
— Знаешь, что… у меня есть к тебе предложение.
— Что?
— Ну соглашение, контракт.
— Хорошо, — медленно согласилась Опал.
Он засмеялся.
— Не смотри так подозрительно! Вот что я предлагаю: завтра днем я пойду на прогулку, если, конечно, будет подходящая погода, но при одном условии — если ты пойдешь со мной.
— Я? Но зачем?
— Ты сказала, что тоже боишься выходить. И если уж я рискую стать посмешищем всего города, то уж, естественно, предпочту делать это не одному,
Опал колебалась. Он молча ждал, скрестив руки на груди и наблюдая за ней.
— Хорошо. — Вид у ней был совершенно испуганный. Она была просто в панике. — Но ты же будешь со мной?
— Да, рядом. — Он непроизвольно протянул руку, и Опал доверчиво пожала ее.
— Может быть, я смогу сделать это… если ты будешь рядом.
На следующий день они пошли на прогулку, и, к своему удивлению, обнаружили, что это было совсем не так страшно, как казалось. После этого они ощутили неповторимое чувство свободы и покоя. Алан собирался продолжить прогулки до конца января.
— У меня есть еще одно предложение, — сказал Алан, когда однажды они с Опал сидели в гостиной. Он качал на коленях Роберта, заставляя малыша визжать от удовольствия, а Опал шила сыну новую распашонку.
Опал подняла на него наполовину встревоженный, наполовину заинтригованный взгляд.
— Я собираюсь пойти в воскресенье на обед к тетушке Мод.
Опал уставилась на него.
— Правда? Вместе с Миллисент? Ну что ж, это просто замечательно!
Он пожал плечами.
— Не знаю, насколько это замечательно, но я подумал, что давно уже пора появиться у родственников. Действительно, чего бояться? Они что, съедят меня? А так все же новые встречи, впечатления… Уже интересно.
Опал улыбнулась.
— Я рада. — Она помолчала, а ее улыбка сменилась озабоченным выражением. — А что ты говорил о каком-то предложении? Какое это имеет отношение ко мне?
— Я хочу, чтобы ты с Робертом пошла с нами.
— Что? — на ее лице был написан ужас. — О, нет! Мы не можем! Роберт и я… Я хочу сказать, что Роберт и я не принадлежим к вашей семье. Они подумают, это настоящая наглость!
— Глупости! Обещаю, никто не скажет против тебя ни слова.
— Они могут и не сказать — из-за тебя и Миллисент, но наверняка подумают. Всем станет очень интересно, с какой стати вы привели прислугу на семейный обед. И это нормально…
— Ты не просто прислуга! — Алан ненавидел, когда сама Опал или кто-нибудь другой называл ее «прислугой». — Ты — наш друг. И ты им понравишься — я говорю о семье. Все будут рады видеть Роберта. Да наша родня просто помешана на детях!
Опал все еще выглядела испуганной и неуверенной.
— Пожалуйста… нет! Я не могу пойти. Я буду очень скованной. Они знают обо мне и… и о том, как я попала к вам, о ребенке. В общем, все. Я не смогу этого вынести.
— Они уже все забыли, — Алан говорил необычайно уверенно, но знал, что это — ложь. Сам-то он понимал, что если дело касается сплетен и слухов, у его семьи, как и у всего Эмметсвилла, память огромная, как слон. Но еще он знал, что самый лучший способ заставить злые языки замолчать, а сплетни — умолкнуть — это познакомить Опал с семьей, и тогда все своими глазами увидят, какая она. Тогда большинство слухов и разговоров потихоньку сойдут на нет, а потом и прекратятся вообще. Привести же Опал под его с Миллисент крылом было лучшей возможностью представить ее.
— Кроме того, — добавил он, — если там появлюсь я, все будут заняты только этим, и у них просто не будет времени обратить на тебя внимание. Я принадлежу к сильнейшей ветви нашего семейного клана. А Коннолли далеко не такие любопытные, как Хэйзы, и у них нет своей тетушки Ораделли. Опал хихикнула.
— Я слышала, что Миллисент рассказывала о ней.
— Будь уверена, Милли говорила правду. Тетя Ораделли может святого довести до убийства. — Он заглянул в глаза Опал. — Скажи, что пойдешь со мной! Я и с места не двинусь без тебя. Опал, ты придаешь мне силы.
— Я согласна.
Опал уступила Алану, потому что не могла ни в чем отказать ему, особенно, если он просил ее так, как сейчас — особо подчеркивая, что нуждается в ее помощи и поддержке. Но по мере того, как приблажалось воскресенье, она все больше и больше жалела о своем решении.
Она страшилась предстоящей встречи с огромной, известной своими аристократизмом и манерами семьей Алана. Несомненно, все буду воротить от нее носы. Алан чудесный человек и считает всех остальных такими же добрыми и чуткими, как он. Но Опал знала, что это далеко не так. Возможно, в присутствии Миллисент и Алана никто не скажет ей ничего обидного, но она представляла, о чем они будут думать. Если Алан вот так открыто явится с ней на семейный обед, то родственники, несомненно, решат, что это не случайно. Что он испытывает к ней намного большее, чем жалость и сочувствие к попавшей в беду служанке. Чего доброго, они обвинят ее в том, что она, пользуясь инвалидностью Алана, пытается завладеть им.
Бывали минуты, когда Опал сама думала, будто она интересна Алану несколько больше, чем просто друг. Опал готова была поклясться, что в день, когда она стригла его, он чувствовал к ней настоящее физическое влечение. В конце концов, мужчина не может скрыть некоторых очевидных свидетельств его возбуждения. Она надеялась, что не ошиблась, и ждала от Алана других доказательств его страсти, но проходили месяцы, а их отношения оставались прежними. И она смирилась с тем, что Алан тогда испытал одно только желание и никаких других чувств, а так как в целом он продолжал относиться к ней спокойно и сдержано, и был наствящим джентльменом, то не смог воспользоваться подходящей ситуацией.
В первый раЗ Опал наяву убедилась, что Алан действительно поступает достойно и порядочно. Она знала, что принадлежит к другому кругу, и никогда не надеялась, что он полюбит ее, не говоря уж о том, чтобы когда-нибудь стать его женой. Но она бы с радостью согласилась лечь с ним в постель. Если ее жаждущее любви сердце не найдет счастья и утешения, пусть будет удовлетворена сжигающая ее изнутри страсть.
Неожиданная сила этой страсти удивила саму Опал. Она бы согласилась стать любовницей Алана, если бы он пожелал, просто потому, что ей хотелось отдать ему все, что было в ее силах. Опал испытала бы радость и гордость, если бы смогла сделать для него что-то приятное. Но она совершенно не ожидала, что в ней разгорится такое жаркое пламя охватывающего все ее тело желание — почувствовать губы Алена на своих, когда она касалась его. После того, что сделал с ней Джонсон, Опал думала, что никогда в жизни не захочет физической близости ни с одним из мужчин. Но Алан совсем не походил на известных ей мужчин; он не был грубым и пугающим. Он оказался хорошим, добрым человеком, и в атмосфере спокойствия и безопасности его дома. Опал снова почувствовала себя женщиной, познала любовь и желание.