Розуэлл. Город пришельцев: Изгой. Дикарь
Шрифт:
Майкл включил радио. Ему не хотелось разговаривать. Судя по всему, Максу тоже. Он наверняка думал о Лиз.
Майкл не знал, что она сказала другу, когда они остались одни в комнате. Но, что бы там ни было, это просто уничтожило его. После ее ухода Макс заверил их с Изабель, что Лиз сохранит секрет. Он поклялся, что им ничто не угрожает. Но Макс не казался счастливым, а выглядел так, словно его ударили в живот.
Лиз не могла справиться с правдой – Майкл был уверен в этом. Скорее всего, она отнеслась к Максу как к какому-то уроду.
«Нам здесь просто
Майкл смотрел, как солнце опускалось все ниже и ниже, окрашивая небо розовым и оранжевым. Цвета медленно блекли, постепенно переходя в черный, и вскоре начали появляться звезды.
Он хотел бы, чтобы ночь длилась вечно. Ночью почему-то казалось, что его родная планета ближе, практически досягаема, где-то там, за звездами. Ночью он чувствовал уверенность, что найдет корабль и каким-то образом отыщет путь назад.
Днем же… Иногда днем все казалось безнадежным. Чудилось, что там вообще ничего нет. Нет дома, куда можно вернуться.
– Мы подъезжаем к арройо, – сказал Макс. – Хочешь заехать туда или подняться пешком?
– Пешком. – Майклу нужно было успокоиться. После долгой прогулки он, быть может, вернется и встретится с мистером Хьюзом без желания ударить того в лицо.
Макс припарковал «Джип». Майкл выпрыгнул из машины и, скользя, спустился вниз по склону арройо. Он слышал Макса прямо за собой.
Добравшись до дна, Майкл медленно повернулся, рассматривая стены и дно арройо. Он не знал, что именно ищет, – просто нечто, чему здесь не место.
Что еще нравилось Майклу в ночи, так это четкая видимость. Его зрение было лучше ночью, чем днем. Из-за этого еженедельные ночные поиски становились легче. Преимущество над любыми любопытными людьми также было бонусом.
– Я – на юг, ты – на север? – спросил Макс.
Майкл кивнул и двинулся в путь. «Мы должны что-то найти», – подумал он. Слишком много времени прошло. Почти год назад они нашли полоску тонкого, гибкого металла, и оба решили, что это часть корабля их родителей. Это должно быть так. Она не походила ни на что из ранее увиденного. Если ее сминали, она сразу же распрямлялась. Ее невозможно было уничтожить. Майкл пытался резать ее садовыми ножницами, однажды даже применил к ней паяльную лампу. Но металл, если это был он, все время возвращался к изначальной форме без повреждений.
Блеяние стада овец прервало мысли Майкла. Он стоял неподвижно и слушал. Там кто-то был? Тот, кто испугал овец?
Животные снова успокоились. Теперь Майкл слышал лишь свое дыхание и тихое «вшух-вшух-вшух» когтей синебрюхой ящерицы, бежавшей по камням. Показалось, решил он. Потом достал пластиковую бутылку из рюкзака и сделал глоток виноградной содовой с добавлением острого соуса. Он знал, что большинство людей скривилось бы от такого, но его вкусовые рецепторы отличались – он мог пить это весь день напролет.
Майкл
В детстве, каждый раз приезжая в пустыню, он был уверен, что найдет корабль. Думал, что просто запрыгнет в него и отвезет всех домой. И при этом каким-то образом просто поймет, как работает панель управления.
А потом, через пару лет, он увидел по телевизору старый фильм про Супермена. Там была сцена, когда Супермен нашел шар, который показывал голограмму его умершего отца, и смог поговорить с ним обо всем.
Долгое время Майкл надеялся, что найдет что-то похожее на этот шар, и оно покажет ему по меньшей мере лицо отца.
Но Майкл вырос, так и не найдя того, что поведало бы ему, кто он такой. Теперь нужны были лишь подсказка, намек – что угодно, лишь бы это привело его к следующему месту поисков. Все, что сохранило бы его надежду.
Он все шел и шел, изучая каждый камень, каждую расщелину. И не успел найти даже обертки от жевательной резинки, как вдруг услышал резкий свист Макса – сигнал, что пора идти назад.
Макс уже сидел за рулем, когда Майкл поднялся к верху арройо. Майкл не спросил его, нашел ли тот что-то. Он уже знал ответ.
– Высади меня у пещеры по пути назад, ладно? – попросил Майкл, забираясь в «Джип». – Думаю, я посплю там.
Макс кивнул и повернул машину в сторону города. Пещера находилась где-то в двадцати милях от Розуэлла, намного ближе к городу, чем место крушения.
Майкл провел больше времени в пещере, чем в любом из домов приемных семей. Это было первое особенное место, где он освободился от своей инкубационной камеры. Ему было около семи лет – по крайней мере, он выглядел как семилетний человеческий ребенок, хотя, скорее всего, провел в инкубаторе около сорока лет.
Ему хотелось остаться в той пещере навсегда. Пустыня за ней казалась слишком большой и чересчур яркой для него. Он чувствовал себя в большей безопасности при приглушенном свете и в окружении крепких известняковых стен.
Майкл провел много дней, прижавшись к закрытой камере, которую делили между собой Макс и Изабель, но он не знал этого тогда, соприкасаясь с ее теплой поверхностью. Компанию ему составляли тихие шуршащие звуки, которые он слышал внутри нее.
Наконец жажда и голод толкнули его в пустыню. Хозяин местного ранчо нашел мальчика, когда тот пил из ручья среди овец. Мужчина отвел его в город, и Майкла поместили в приют. Оттуда он отправился в свою первую приемную семью.
На изучение английского у него ушла всего неделя и еще меньше – на овладение математикой. Работники соцслужб решили, что он был на уровне пятого класса, когда определили его в начальную школу Розуэлла. Они так и не поняли, откуда он и почему не помнит родителей.
Майкл до сих пор помнил тот день, когда Макс принес кусочек аметиста, чтобы показать классу. Он сказал, камень ему нравится, потому что он был того же цвета, что и круг света вокруг их учителя, мистера Толлифсона. Все другие дети рассмеялись. Мистер Толлифсон тогда сказал: хорошо, что у Макса такое воображение.