Руал Амундсен
Шрифт:
Через каждые сто километров Амундсен устраивал небольшой склад продовольствия.
Путь шёл по ровной местности, сверкающей под солнцем. Над миром стояла величавая тишина. Её нарушали лишь скрип полозьев и лыж, дыхание собак и покрикивание каюров. Время от времени налетал туман, закрывал дали. Потом снова показывалось ослепительно яркое солнце.
Достигнув 83°, путешественники увидели далёкие горы. Одну из них Амундсен назвал горою Фритьофа Нансена, а другую – именем человека, помогавшего ему в снаряжении, – Педро Кристоферсена. Горы лежали около 85° южной широты. Высота их доходила до четырёх тысяч пятисот метров. Склоны были совсем голые, глубокой сине-чёрной окраски. И по ущелью спускались ледники. «Никогда в жизни я не видел более прекрасного и более дикого ландшафта!» – записал Амундсен в своём дневнике.
Путь
Как быть? До полюса оставалось пятьсот пятьдесят километров. Перед путешественниками лежал очень трудный подъём, а за ним, вероятно, и другие препятствия. Тащить с собой тяжёлый груз не было смысла. Поэтому решили оставить здесь большую часть продовольствия, взяв с собой запас только на шестьдесят дней. За это время они рассчитывали достигнуть полюса и вернуться к этому же месту.
Серьёзную заботу вызывали собаки. Число их сократилось: десять собак погибло в пути, но оставалось ещё сорок две, и, чтобы прокормить эту ораву, надо было тащить с собою много тяжёлого продовольствия. Поэтому решили идти дальше на трёх нартах с восемнадцатью собаками, а остальных, поднявшись на плато, убить.
Все согласились, что это единственно разумное решение, и тут же принялись за переупаковку груза. Кроме продовольствия на шестьдесят дней, они взяли мешки с тёплой одеждой и обувью, так как обувь в полярном походе изнашивается чрезвычайно быстро. Всё остальное сложили в снегу, отметив этот склад шестом с чёрным флагом.
Затем все отправились на лыжах разведать, каким же путём подниматься на плато. С гор спускались ледники, и один из них должен был служить им дорогой. Лёд пересекали трещины, иногда очень широкие. После разведки разгорелся спор: каждый предлагал свой путь, но последнее слово оставалось за Амундсеном, и он наметил путь.
Начался подъём. Дорога шла круто вверх. Собаки старались изо всех сил, и путешественники, глядя на них, думали, что большая часть собак сейчас спешит к месту своей смерти. С ледника на ледник всё выше и выше поднималась экспедиция. На каждой остановке Амундсен или кто-нибудь из его товарищей уходил вперёд на поиски лучшего пути. Гор становилось всё больше и больше. Солнце теперь не только ярко светило, но и грело, и путники сняли с себя тяжёлые одежды, положив их на нарты. Некоторое время шли даже в одном бельё – такая была жара. Это было фантастическое зрелище, но и вокруг них развёртывались фантастические панорамы: одна гора сияла девственной белизной, рядом с нею торчали чёрные скалы, на соседней горе снег был красно-бурого цвета, а в ущельях лежали синие тени.
Чтобы легче было найти обратный путь, Амундсен ставил через каждые сто-двести метров гурии. Там, где были опасные трещины, строили даже два гурия, между которыми проходила удобная и безопасная дорога.
У всех была надежда, что, миновав плато, они встретят более ровную местность, что горы кончатся. Но, поднявшись на плато, путешественники увидели новые цепи гор, – правда, они были ниже горы Нансена, но сулили немало трудностей. Выбрав место для стоянки, путники поставили палатку, и сейчас же загремели выстрелы. Были убиты двадцать четыре собаки. Эта жестокая расправа с верными животными, так старательно выполнявшими свои обязанности, подействовала на всех угнетающе. Амундсен даже спрятался в палатку, чтобы не видеть этой бойни. Но законы полярных путешествий жестоки. Идти с собаками дальше – значило обречь и себя и собак на лишения и верную смерть.
Эту стоянку Амундсен назвал Бойней.
Мясом убитых были накормлены оставшиеся собаки, да и сами путешественники, давно уже не евшие свежего мяса, соблазнились собачиной. Вистинг сварил суп и приготовил много котлет. Вначале все морщились; впервые им пришлось есть такой суп. Но, отведав, нашли его превосходным. Такую же оценку получили и котлеты.
На этой стоянке разыгралась страшная метель. Идти дальше было невозможно. Пять суток путешественники просидели в палатке, а метель не унималась. Тогда Амундсен решил всё же продолжать путь. Это было очень рискованное решение, но и сидеть на месте было опасно. Разумеется, не только заботы о продовольствии тревожили Амундсена – ведь на месте стоянки пришлось оставить четырнадцать собачьих туш, – он боялся иного: как бы его не опередила экспедиция Скотта.
Путь был мучителен: сухой снег падал так густо, что стоящий на нарте не видел своих собак, ветер кружил острые снежинки и слепил глаза, идти приходилось точно по песку. Амундсену вспомнилось его первое путешествие по Хардангерскому плоскогорью.
Местность постепенно повышалась, затем стала совсем ровной, но вскоре со всех сторон опять надвинулись горы, едва видимые сквозь метель. Здесь всё чаще попадались трещины и стремнины. Разведчики, связавшись верёвкой, уходили вперёд и ощупью отыскивали безопасный путь.
Нужно было обладать недюжинной волей и сильным характером, чтобы преодолеть такие трудности. Каждой местности, каждой горе Амундсен и его товарищи давали своё имя. Уже отмечены были на карте горы Нильсена, Хансена, Вистинга, Бьолана, Хасселя... Некоторые места получили выразительные названия: «Чёртов ледник», «Ворота ада», «Танцевальный зал дьявола»... Уже одно это может дать представление о характере местности, по которой шла экспедиция.
Только миновав 88°, путешественники вздохнули с облегчением: местность стала ровной, как поле, и караван быстро двинулся вперёд.
А на 88° 23' случилось происшествие, глубоко взволновавшее Амундсена.
Он шёл впереди на лыжах, намечая путь. Глубоко погружённый в свои мысли, Амундсен забыл обо всём окружающем. Вдруг позади него раздались громкие крики «ура». Удивлённый, он оглянулся. Высоко в воздухе над нартами Хансена развевался норвежский флаг. Его подняли в знак того, что норвежцы достигли пункта, дальше которого не ступала ещё нога человека.
«Не могу передать чувств, охвативших меня, когда я стоял, разбираясь в происшедшем, – пишет Амундсен в своём дневнике. – Все нарты остановились, а на передних развевался норвежский флаг. Он развернулся, реял и бился так, что шёлк щёлкал. Он был необычайно красив в чистом ясном воздухе, среди ослепительно белых окрестностей. 88° 23' были пройдены, мы прошли на юг дальше, чем кто-либо из людей! Ещё ни одно мгновение за всё наше путешествие не волновало меня так, как это. Слёзы катились одна за другой, усилиями всей своей воли я не мог остановить их! Это наш флаг покорил и меня и мою волю!.. Мы обменялись взаимными поздравлениями и рукопожатиями, – дружно мы прошли так далеко, пройдём и ещё дальше, вперёд до самой цели».
В эту минуту Амундсен вспомнил о Шеклтоне: два года назад Шеклтон достиг этих же градусов южной широты. А он, Амундсен, прошёл дальше!
В четырёх километрах от этого пункта они устроили лагерь и здесь же на месте лагеря оставили последний склад с продовольствием.
Погода в этот день улучшилась. Снег перестал идти. Ветер стих. Над миром опять стояла оглушающая тишина. Все пристально оглядели друг друга. За время перехода по горам и ущельям сквозь ледяную пургу путешественники обморозились: лица представляли сплошную изъязвленную лепёшку, покрытую кровью и гноем. «Вид у нас был как у последних разбойников и бродяг с большой дороги... – писал Амундсен в своём дневнике. – Раны очень беспокоили нас в последнюю часть нашего путешествия. Малейшее дуновение ветра вызывало такое ощущение, будто кто-то пилил нам лица тупым ножом».