Рубеж империи: Варвары. Римский орел
Шрифт:
Чисто рефлекторно Геннадий проверил: на месте ли револьвер. На месте.
Преодолевая отвращение, Черепанов подошел поближе. На красноватой коре были выцарапаны какие-то знаки. Костыли вогнали прямо в них.
С макушки почти голого черепа черной паклей свисали длинные пряди волос. Чертовски маленький скелет. Даже если учесть, что здешние аборигены отнюдь не великаны. И еще одна неприятная деталь: локтевые и коленные суставы скелетика были раздроблены. Разумеется, это могли сделать и после смерти бедняги. Так же, как и прибить к дереву могли уже мертвое
Дальнейшие действия Геннадия вряд ли можно было назвать разумными. Просто откуда-то изнутри возникло непреодолимое желание сделать это. И он сделал. Подобрал с земли камень побольше, выбил из дерева костыли, снял маленький скелетик, вырыл ножом неглубокую яму и похоронил останки.
На это все у Геннадия ушло несколько часов.
В общем, глупость. И он отдавал себе отчет, что делает глупость: практика выживания подобной лирики, мягко говоря, не одобряет. Но Черепанов не мог поступить иначе. Не мог, и все.
Компенсируя потерянное время, остаток дня он двигался ускоренным маршем, и к вечеру ему повезло: наткнулся на источник – маленький родничок, сочащийся между камней, на которых обнаружился еще и ужин: десятка полтора большущих улиток.
Все бы хорошо, но Геннадия не оставляло отвратительное чувство: будто кто-то смотрит в затылок. Когда стемнело, Черепанов, вопреки обыкновению, костра разводить не стал. Четвероногого зверья он уже не боялся. А вот зверья двуногого, способного на извращенное убийство ребенка… Конечно, в чужой монастырь со своим уставом не ходят, и в цивилизованной нынче Европе еще лет двести-триста назад «лишних» младенцев живьем в сугроб выкидывали… Однако ж Геннадий был убежден, что обилие подлецов вокруг – недостаточный повод, чтобы самому стать подлецом. Хотя и осознавал, что подобные убеждения серьезно препятствуют карьере.
Спал Черепанов на дереве. Привязавшись ремнем. Не самый комфортабельный вид ночлега. Особенно если по тебе постоянно бегает какая-то мелкая живность.
В общем, ночь прошла – и слава Богу. А утро…
Утро преподнесло неприятный сюрприз. Когда, цепляясь за лианы и покряхтывая от боли в отлежанных местах, Геннадий спустился на землю, прямо у него над ухом раздался негромкий удар. Черепанов скосил глаза и увидел воткнувшуюся в бугристую кору стрелу. Перышки на ее охвостье были ярко-алыми, а наконечник вошел в дерево совсем неглубоко. И потому было отлично видно, что он вымазан какой-то черной липкой дрянью. Отчасти поэтому Черепанов не стал делать лишних движений, когда из зарослей материализовались трое аборигенов. Причем только один из них держал в руке лук. Остальные были вооружены вполне современно: армейскими винтовками. И одеты были аборигены соответственно: двое с винтовками – в линялые шорты, а вот голова третьего украшена плюмажем из ярких перьев.
Этот третий выглядел особенно неприятно, хотя и остальных никто не назвал бы симпатягами: плоские коричневые физиономии, похожие на маски из крашеного дерева. А вот морда третьего и впрямь была маской: ее покрывал слой серой глины, на который были нанесены синие, красные и черные полосы. Выглядело жутковато. Но Черепанова куда больше беспокоили не морда «замаскированного» и нацеленный в живот кончик стрелы, смазанный черной дрянью. Даже карабины пугали меньше. Карабин – привычное оружие. Но отравленная стрела…
– Ты! Пистолет. Брось! – скомандовал раскрашенный на ломаном английском.
Глава десятая,
в которой Черепанов узнает кое-что о религиозных пристрастиях кентуриона, а также о том, как тот решает проблемы и пресекает разногласия
– Оставь его, – сказал Геннадий римлянину. – Давай лучше пожрем горячего. Вон у них горшок с похлебкой. И искать не надо.
– Успеем, – отмахнулся Плавт. – Ну все, дед! Прощайся с ухом!
Кентурион схватил старика за волосы… Но довести операцию до конца не смог.
– Эй, Череп! Ты что делаешь? – Римлянин рванулся, но освободить руку с ножом из захвата Геннадия ему не светило. – Ты спятил! – выкрикнул кентурион, отпустил деда, замахнулся… И оказался в совершенно беспомощном положении. Нож, выпавший из его пальцев, глухо стукнул о земляной пол.
Старик квеман с опаской наблюдал за этой сценой.
– Предатель! – зарычал Гонорий, делая безуспешные попытки вывернуться из борцовских объятий Черепанова. – Помет стервятника! Я тебя убью!
Геннадий внезапно разжал руки. Рванувшийся римлянин едва не упал. Но тут же развернулся и схватился за оружие.
Подполковник демонстративно скрестил руки на груди.
Острие укороченного квеманского копья остановилось в ладони от его горла.
– Не стоит, – спокойно произнес Геннадий. – Мы нужны друг другу. И деда не трогай. Не надо.
– Пошел ты к Орку! – в ярости закричал римлянин. – Я ремней нарежу из этого старого пня!
Подполковник покачал головой:
– Нет.
– Да!
– Тогда начни с меня.
Римлянин несколько секунд бешено глядел на Черепанова. Широкое железное перо наконечника маячило в дециметре от сонной артерии. Геннадий знал, что если Гонорий захочет его убить, то так и сделает. Он умел пользоваться оружием этого времени не в пример лучше Геннадия. Но подполковник не сомневался, что кентурион не ударит. Черепанов просто и мысли не допускал, что такое возможно. И знал, что его уверенность сама по себе способна предотвратить удар. Настоящего врага такое, конечно, не остановит, но Гонорий – не враг…
– Но почему? Что тебе этот старый пень? – в сердцах воскликнул кентурион, опуская оружие.
– Не хочу, чтобы ты его трогал, вот и все.
– Но как я тогда узнаю, где спрятались его бабы? – В голосе кентуриона звучали обида и разочарование.
– Неужели ты не можешь воздержаться от женщин неделю-другую? – с легкой иронией спросил Геннадий.
Гонорий в сердцах метнул свое оружие. Квеманское копье с обломанным древком рассекло воздух – так близко от головы Черепанова, что у того даже волосы шевельнулись, – и воткнулось в стену.