Рубеж (Сборник)
Шрифт:
Поэт Владимир Лещенко написал о Валере стихи. Однажды я получил от него по почте тонкую книжечку «Пока детей приносят аисты…». И на одной из страничек нашел:
Памяти Валерия Глезденева
Военного газетчика судьба, Газетная негромкая работа… А если и случается пальба, То просто не расслышишь с вертолета. Вот развеУ меня до сих пор в ушах звучит тихий вопрос матери, Марфы Николаевны: «А может, он жив, где-то в плену? Ведь бывает, возвращаются, передают их…»
Что я мог ответить… До последнего мига, до последнего вздоха в материнском сердце будет теплиться робкая надежда, таиться тихая печальная вера: «А вдруг…»
В одном из писем Валеркины родители рассказали, что ездили в Ташкент на годовщину смерти. Были на могиле ребята из «Фрунзевца», возложили к памятнику венок, выступили с поминальными словами.
«22 февраля в нашей средней школе было торжественное собрание. Нас с женой пригласили. Школе решили присвоить имя нашего сыночка Валеры. Много говорили о нем директор школы и завуч, я сам сказал, и жена тоже. Нам, правда, очень тяжело было, еле выдержали. При школе открыли музей. Там китель сына, газетные материалы…» – писали родители.
Именем сына названа и улица, на которой в Юмьяшуре живут Глезденевы.
Многие хотят забыть Афганистан, вычеркнуть из памяти и из истории. Но пройденная дорога за спиной не исчезает. Да и вправе ли мы забывать о ней?
Он страстно любил дорогу, любил песни о ней, любил сборы в путь, когда от волнения перед неизведанным слегка щемит сердце, перед тем неизведанным, которое обязательно откроется, если смело идти навстречу ветру, если верить в себя.
Он так и погиб – в пути, не отвернувшись от ветра.
Пуля на ладони
В повести описаны реальные с обытия, происходившие
I
– Душманы! – раздался чей-то истошный крик.
По двери ударили, она жалобно скрипнула. В салон ворвался чернобородый человек с автоматом. Сапрыкин вскочил навстречу, но тут же повалился, получив прикладом по голове. Тихов судорожно дергал свой автомат, застрявший под сиденьем. Но было поздно. Сверкнула пламенем очередь. Бородатый ринулся в проход, вырвал у помертвевшего Тихова автомат. А двое других уже вытаскивали безжизненное тело водителя из-за руля, потом тяжело бросили его на бездыханного Сапрыкина. Бандит в пиджаке ловко прыгнул на место водителя. В автобус заскочил еще один бандит, махнул рукой. Автобус рывком тронулся, быстро набрал скорость.
Все молчали, будто одновременно поперхнулись. Старались не смотреть на душманские автоматы. На полу сотрясалось, словно еще продолжало жить, тело водителя, вишневыми пятнами зияли раны: в переносице и плече.
Шмелев с трудом отвел взгляд от мертвого тела. За окном мелькали глинобитные прямоугольники мазанок, пыльные кусты. Старцы, почтенно пожимающие друг другу руки… «Мы в плену. Душманы… Куда нас везут? Убьют… убьют…»
Сзади стонал Тихов.
Автобус мчался по каким-то грязным переулкам, глухим улочкам, скрипел тормозами на поворотах, пока наконец не заехал во двор. Группу вытолкали, быстро обыскали, забрав все, что было в карманах. Потом по темной лестнице заставили спуститься в подвал дома. Дверь захлопнулась, и они остались в полной темноте.
– Виктор, ты ранен? – Это Сапрыкин. Он уже пришел в себя.
– Да-а, в плечо, – со стоном протянул Тихов. – Надо чем-то перевязать.
– Сейчас, – отозвался Наби. Затрещала рвущаяся материя.
Никто больше не произнес ни слова. Было слышно, как тяжело дышал Тихов.
– Потерпи еще чуток…
– Чего они от нас хотят? – Сапрыкин услышал торопливый голос Тарусова, инженера из Кишинева, и тут же представил его лицо, обиженно надутые губы.
– Главное – не паниковать. Ясно? Если сразу не убили, значит, строят какие-то планы, – как можно тверже ответил Сапрыкин и добавил: – Думаю, нас уже ищут.
– Черт з-знает что… Мы с-строим, помогаем, а они… Ты п-почему не стрелял, Тихов? – продолжал Тарусов, от волнения заикаясь. – Почему не стрелял, у т-тебя же автомат был?
– Автомат лежал под сиденьем, – после паузы слабо отозвался Тихов. – Пока вытаскивал, видишь, получил…
– Да не помог бы автомат, – перебил Сапрыкин. – Начали бы пальбу, так они всех нас как… – запнулся он, подбирая подходящее сравнение, – как куропаток перебили бы в этом автобусе.
– Ч-черт, черт побери… П-подохнуть в этой яме, – снова застонал Тарусов.
Кто-то вздохнул и выругался.
– Хватит, Тарусов. Не ной, хотя бы из уважения к раненому, – вдруг с несвойственной ему жесткостью оборвал Сапрыкин.
Некоторое время царила повальная тишина.
– Бедняга Абдулка, – тихо произнес Шмелев, лишь бы не цепенеть в отчаянии.
Никто не успел ответить. Открылась дверь, в проеме появилась тень. Бандит махнул рукой: «Выходи!» На улице стемнело, наверное, было около шести вечера. «А выехали мы в три», – вспомнил Сапрыкин. Часов ни у кого не осталось – отобрали.