Шрифт:
Из речи И.В.Сталина на ХХ съезде КПСС (альт-ист).
Говоря о будущем, мы неизбежно обращаемся к прошлому. Вопрос о путях дальнейшего развития непрерывно связан с оценкой Октября. Но ни одна революция не проходит по заранее составленному плану, не дает в точности таких результатов, какие ожидали ее участники. И если с Октябрем связаны величайшие прогрессивные перемены в истории нашей страны, то нельзя избежать и вопроса о том, в какой мере нарушения социалистической законности, ущемление демократических прав граждан, и другие негативные явления стали возможными в условиях нового общественного строя. Наше прошлое неоднозначно — в нем слились победы и неудачи, открытия и ошибки, светлое и трагическое, революционный энтузиазм и жертвы, великие надежды и разочарования. Весь опыт социализма
Некоторые товарищи думают, что у Ленина была завершенная программа строительства социализма в нашей стране. На самом деле, напряженная работа и тяжелая болезнь не позволили Ленину написать научно обоснованную программу, он успел дать лишь первоначальные наметки кооперативного плана, связать идею культурной революции с кооперированием мелкого производителя, и с изменением всех условий жизни. Как конкретно это осуществить, в каких организационных и социальных формах, Ленин проработать не успел, указав лишь подходы. И поиск этих форм и методов вылился в жестокую идейную и политическую борьбу, в обстановке внешней угрозы, остатков внутренней контрреволюции, и нехватке самого необходимого. Те, кто обвиняют нас в "отказе от ленинских норм", забывают, что сами эти нормы, применительно к данному этапу построения социализма, не существовали. Мы были вынуждены прибегать к административным, даже диктаторским мерам принуждения, по отношению не только к бывшим эксплуататорским классам, но и к народу в целом — как например мобилизация в РККА, вместо добровольной народной милиции, или жесткое планирование промышленности и сельского хозяйства, с суровыми карами за невыполнение. Иначе — мы бы погибли. Также, оказались неоправданными надежды на "отмирание" государственного аппарата с заменой его на самоуправление отдельных коммун, добровольно договаривающихся между собой в масштабах страны. В этом, и многих других вопросах, мы не могли опираться на Маркса — который предполагал, что пролетарская революция победит одновременно во всех, или большинстве самых передовых промышленных стран. Империализм, в отличие от марксова, домонополистического капитализма, делает наиболее вероятной победу революции сначала в одной стране, не обязательно самой развитой промышленно. Что означает — наличие лагеря социализма во враждебном окружении, обстановка "осажденной крепости" при постоянной угрозе капиталистической агрессии и обострения борьбы с контрреволюцией внутри. Военные говорят, что уставы пишутся кровью. Так и мы — своей кровью, ошибками, перегибами, определяли еще никому неизвестные законы построения социализма.
И эти законы — не есть что-то навеки застывшее и завершенное, как Катехизис. Подобно тому, как военное искусство постоянно развивается, с изменением общества, его производительных сил, появления новых видов вооружения. Так и социализм — нельзя построить, сначала выписав проект во всех мельчайших деталях, а затем сооружать все в точном соответствии с бумагой. Приходится творить вживую, на живом общественном организме — и при этом совершать ошибки. Но помнить, что каждая наша ошибка — это лишняя кровь, труд, время и затраты.
Так дерзайте, стройте — но анализируйте, как и почему. Ищите лучшие пути, задавайте вопросы. Не бойтесь ошибок — но и не медлите с их исправлением. Социализм, это более прогрессивный строй, чем мир капитала — и значит, никто не может помешать победе социализма, кроме нас самих.
Молотовск (еще не Северодвинск). 5 марта 1953.
Место, откуда русские государевы люди впервые вышли в океан. Государевы — так как поморы ходили к Шпицбергену и Новой земле еще во времена Великого Новгорода. А здесь, на берегу Белого моря, в устье Северной Двины, стоял Николо-Корельский монастырь, упомянутый в летописях от 1419 года — и отсюда, при Иване Грозном, было снаряжено русское посольство в Англию (когда не было еще не только Петербурга, но и Архангельска). Это был первый русский морской порт (с причалами, складами и жильем на острове Ягры, где теперь судоремонтный завод "Звездочка"). С возникновением и развитием Архангельска, монастырь постепенно приходил в упадок (хотя еще держался — в семнадцатом веке большинство зданий и стены были перестроены в камне, и именно отсюда с обозом в Москву отправился учиться поморский сын Михайло Ломоносов). Но на момент закрытия монастыря Советской Властью, в нем оставались то ли шесть то семь иноков. Деревянные постройки были снесены — хотя одна из воротных башен была аккуратно разобрана и перевезена в подмосковный музей в Коломенском. А каменные стояли брошенными, до 1936 года.
В этом году здесь был основан, тогда еще не город, а рабочий поселок Судострой, получивший статус города и новое имя лишь через два года. Возникший подобно Петербургу, по "государеву указу", верфью среди болот. В уцелевших монастырских зданиях разместился один из цехов (деревообделочный), а на стапеле с русским размахом был заложен сразу линкор "Советская Белоруссия" (третий в серии "Советский Союз", по проекту один из сильнейших в мире среди своего класса), но с началом Отечественной войны работы были прекращены, до сорок третьего завод занимался исключительно судоремонтом.
Пока не пришла "моржиха".
Атомная подводная лодка "проект 949А". Которой в этом времени не должно быть — однако же она есть. Сейчас у стенки завода стоит — где еще осенью военного 1942 года оборудовали, насколько это было возможно, место для базирования, со всей обеспечивающей инфраструктурой.
Та самая "моржиха", уничтожившая на Севере весь немецкий Арктический флот. А в сорок четвертом, совершила поход в Средиземное море, и там приняв участие в многих славных делах. Еще было то, что навеки осталось тайной — как уран из бельгийского Конго вместо "проекта Манхеттен" попал к Курчатову, и при каких обстоятельствах утонул линкор "Айова". Но о том здесь никогда не узнают — участники не напишут мемуаров, а в архивных делах, даже высшей степени секретности, о таких операциях не пишут подробно. А всего лишь, "задание, в интересах СССР, за которое такие-то лица были награждены". Тогда и получил Лазарев Михаил Петрович (полный тезка того, кто Антарктиду открыл), первую Звезду Героя.
В командирской каюте трое. Сам Адмирал, выглядевший моложе своих пятидесяти трех (если в личном деле вписан год рождения 1900), подтянутый, черноволосый (ни одной седины). Хозяин каюты, командир "моржихи" (с сорок пятого года, как Адмирал ушел на ТОФ, бить японцев), контр-адмирал Золотарев Иван Петрович (очень редко бывает, чтобы адмиралы всего лишь кораблями командовали — в советском ВМФ в войну, лишь Москаленко в этом чине командовал линкором "Октябрьская революция", да сам Лазарев, "моржихой", с начала сорок третьего). И третий, инженер-контр-адмирал, невысокий, лысоватый и полноватый, в круглых очках — Сирый Сергей Николаевич, в войну был на "моржихе" командиром БЧ-5, а теперь в связке с Курчатовым работает в советском Атоммаше, Сталинскую премию получил. На столе бутылка водки, сало, хлеб. Но пили мало, больше беседовали.
— Ну, Михаил Петрович, рассказывай, как там в Москве. Просвети провинциалов.
— Серега, не прибедняйся! В одном доме живем, на Ленинградке. Который здесь наверное, не "генеральским", а "адмиральским" назовут.
— Так по месту прописки бываю лишь наездами, последний раз где-то полгода назад. А так, с севера не вылезаю. Ну и Настю сдергивать не хочется, она тут привыкла.
— Кстати, как она?
— Да вчера, как в роддом на Пионерскую увезли, пока новостей нет! Выходит, даже такой старик как я, еще на что-то гожусь.
— Ну какой ты старик, на пару лет меня старше. Сына как назовешь?
— Владимиром. Ну а если дочка — Анной. А как твои?
— Владик уже в школе, первый класс закончит. Илюша малой еще. Ну а Анну Петровну вы здесь уже видели — как она шороху навела на Севмаше. Она ведь у меня большой человек, Всевидящее Око Партии. И если приехала — то будьте уверены, не со мной за компанию, а по приказу Пономаренко.
— Так что там наверху, на московском олимпе? Если не секрет.
— А тут микрофонов нету?
— Обижаешь, командир! Чтоб на моем корабле — и я не знал? Так все же, как Сам? Ты ведь к нему на доклад ездишь?
— Слушай, налей сначала, раз такой разговор. Расскажу.
Налили по стопке. Залпом выпили. Закусили.
— Не так часто я сейчас к Самому езжу, мужики — сказал Адмирал — кончилось время, когда мы для него были постоянным источником информации. Поскольку история стрелку уже перевела — и пошла текущая рутинная работа. Я так больше на Кузнецова замыкаюсь, делаю то, чему обучен — чтоб году к шестьдесят второму, у СССР был атомный флот.