Рубин королевы
Шрифт:
– Я собираюсь дать этот большой ужин недели через две, – объявила она «своей кухарке». – Вскоре мне придется считаться с будущим ребенком и беречь себя, но сейчас, для этого ужина с графиней Орсеоло, я хочу французскую кухню и шампанское... Даже не пытайтесь заставить меня есть вашу итальянскую стряпню, я ее ненавижу, а вам о ней вообще лучше забыть.
– Хозяину она нравится!
– Его здесь нет, и вернется он не скоро. Поэтому запомните хорошенько: если хотите остаться в этом доме, вам придется слушаться меня. Понятно?
– О, куда уж понятней, – сквозь зубы процедила
– Можете сказать и так... хотя мне хотелось бы, чтобы тон был повежливее. И знайте: вашей наглости я не потерплю. Вы здесь не больше, чем кухарка, и можете передать это своему мужу и всем остальным слугам...
Чечина ушла, ничего не ответив, и удовольствовалась тем, что повторила, как ей было приказано, слова хозяйки Дзаккарии, Ливии и Приске. Дворецкий был ошеломлен. А молоденькие горничные дружно перекрестились, и у обеих на глаза выступили слезы.
– Что же это значит, госпожа Чечина? – спросила Ливия, за последние несколько лет сделавшаяся правой рукой и лучшей ученицей кухарки.
– Княгиня желает дать почувствовать свою власть всем в этом доме. – Но ведь, насколько мне известно, дон Альдо не умер? – воскликнул Дзаккария.
– Она ведет себя в точности так, как если бы его не было в живых.
– И мы будем это терпеть?
– Немножко потерпим, муженек, немножко потерпим...
К назначенному часу кухня дворца распространяла изысканные ароматы, повсюду стояли цветы, а на круглом столе, накрытом в лаковой гостиной, красовался столовый сервиз из позолоченного серебра с гербами Морозини, рядом с прелестным розовым севрским фарфором и бокалами, гравированными золотом. В хрустальной вазе распускались розы, и Дзаккария, облаченный в самую красивую ливрею, встретил донну Адриану со своей обычной любезностью и не замедлил подать обеим дамам в библиотеку шампанское.
– Мы что-нибудь празднуем? – спросила Адриана, невольно смутившаяся от этого чересчур изысканного приема.
Все было бы совсем по-другому, если бы сам Альдо вышел навстречу, протянув к ней руки, как бывало в прежние времена!
– Ваше возвращение в эти стены, милая Адриана, – сияя улыбкой, ответила Анелька. – И начало новой эпохи в семье Морозини.
Они обсудили события, которыми был отмечен так трагически завершившийся день рождения госпожи Кледерман. Несмотря на все свое самообладание, Адриана не сумела скрыть изумления, услышав, что Анелька, похитив ожерелье и передав его затем своему брату, посмела обвинить мужа в убийстве.
– Не выглядело ли это несколько... чрезмерным? Я знаю Альдо с детства: он не способен убить женщину...
– Уж это-то мне известно, иначе меня самой давно не было бы в живых. Нет, это сделал... друг моего брата, он выстрелил из сада, а потом убежал через озеро, но Альдо давно пора было преподать хороший урок. Надеюсь, он пойдет князю на пользу... и надолго.
– Меня это удивило бы. Швейцарские полицейские – не дураки. Они быстро обнаружат его невиновность...
– Не обязательно. Когда я оттуда сбежала, события принимали не самый приятный для него оборот. Впрочем, если он и вырвется из
Графиня Орсеоло не поддержала ее тост. Как бы сильно она ни была обижена на Альдо, ей неприятна была мысль о том, что можно вот так отдать знатного венецианца на растерзание польско-американской своре...
К счастью, в эту минуту явился Дзаккария и объявил, что ужин подан. Женщины перешли к столу, весело болтая о будущем, которое им, особенно Анельке, представлялось в самом розовом свете:
– Антикварный магазин прекрасно обойдется без Альдо, – говорила она, изящно пробуя с ложечки раковый суп, только что поданный старым дворецким. – Впрочем, в последние годы ему и так частенько приходилось обходиться без хозяина. Я оставлю при нем милейшего господина Бюто...
– Кстати, а где он сейчас? Он с нами не ужинает?
– Нет. Он у нотариуса Массариа, и, по-моему, так даже лучше: он слишком привязан к моему дражайшему супругу, чтобы выслушать то, что мне надо вам сказать. Но для меня не составит труда уговорить его остаться. Альдо погибнет... Какой-нибудь несчастный случай... все будет выглядеть совершенно естественно, и Ги привяжется к ребенку, которого я произведу на свет. Мне хочется, чтобы это был сын!
– Трудно принудить природу, – улыбнулась Адриана. – Придется взять то, что Б... что небо вам пошлет...
– Это будет мой ребенок, только мой. Я оставлю здесь и малыша Пизани. Он меня обожает, хотя и держится на расстоянии, но прибежит, стоит только пальцами щелкнуть. А затем я перевезу сюда и моего отца и стану ухаживать за ним. На него очень угнетающе действует его увечье, и он будет лучше чувствовать себя здесь, рядом со мной и своим внуком. Если бы у него не было в Варшаве крайне важного дела, с которым необходимо покончить как можно скорее, я ни за что не позволила бы ему вернуться в наш дворец, такой холодный временами, такой мрачный...
С супом было покончено, и Дзаккария убрал со стола. Следующее блюдо – великолепное суфле – принесла сама Чечина. Анелька недовольно приподняла бровь:
– Почему это вы подаете на стол? Где Дзаккария?
– Извините его, княгиня. Он только что поскользнулся в кухне на очистках и сильно ушибся. А пока ему не станет легче, подавать буду я: суфле ждать не может.
– Да, это было бы жаль, – согласилась Адриана, с удовольствием поглядывая на чудесную воздушную массу под золотистой корочкой. – Как восхитительно пахнет!
– Что внутри? – спросила Анелька.
– Трюфели и грибы вперемешку, и чуть-чуть старого арманьяка...
Не менее ловко и уверенно, чем сделал бы это сам Дзаккария, Чечина, очень величественная в своем лучшем черном шелковом платье, с гладко причесанными волосами под чепчиком из того же черного шелка, наполнила тарелки, потом чуть отступила и остановилась под портретом княгини Изабеллы, сложив руки на животе.
– Ну? – раздраженно поинтересовалась Анелька. – Чего вы еще ждете?