Рубин
Шрифт:
Баррет вздрогнула, как будто он ударил ее. Краска негодования залила не только ее лицо, но и шею, и грудь, и плечи. Она сильно сжала ножку бокала побелевшими пальцами.
– Я почти жалею, что забыла о своем задании, мой господин. Мужчина вроде вас заслуживает хорошего урока, он должен хоть раз в жизни попробовать свое собственное лекарство. – Ее глаза напоминали холодные сапфиры. – И я могла бы даже наслаждаться таким заданием. Почему я должна чувствовать угрызения совести, когда вы не чувствуете ничего? Да, вы правы, мистер Пэйджен. Этот мир принадлежит сильным и хитрым существам, и я собираюсь стать одной из них с
Уверенным жестом Баррет подняла свой бокал в насмешливом приветствии, потом поднесла его к губам и осушила до дна. Лицо Пэйджена потемнело. Он сбил пальцами невидимую пылинку со своего рукава.
– Я рад слышать это, моя дорогая. Теперь, возможно, мы сможем обойтись без этой раздражающей болтовни насчет сомнений и приличий. Но продолжайте, ваша история исключительно забавна, и вы должны закончить ее.
Глаза Баррет сверкнули молнией при этих словах.
– Что? Я думаю, что я полностью отчиталась перед вами. Как вы считаете, полковник Хадли?
Ее глаза ни на одно мгновение не отрывались от лица Пэйджена, пока она говорила.
– Э-э... конечно, я думаю. Но...
Пэйджен прервал его, стремительно вскочив, метнувшись к Баррет и заставив ее подняться, вцепившись пальцами в плечи.
– Нет, ты еще не все рассказала. Ты все еще не упомянула, кто послал тебя сюда. Я хочу услышать все!
Руки Баррет судорожно сжимались и разжимались.
– Ты уверен, что хочешь услышать все?
– Я уверен. Все в порядке, говори, Angrezi!
– Ну хорошо. Это был Ракели, конечно, тот самый человек, которого ты подозревал с самого начала. Но ты пропустил одну крошечную деталь во всех своих выводах, мой господин. Мое имя – не Браун, и совсем даже не мисс. Теперь это даже не Уинслоу. Нет, у меня другая фамилия – ненавистная фамилия. Ракели – миссис Ракели, если быть точной... И я – жена твоего злейшего врага.
Глава 41
Хадли так стремительно вскочил, что уронил свой стул.
– Боже, это невозможно! Я не могу этому поверить!
Пэйджен не двигался, его руки все еще сжимали плечи Баррет. Шрам на его лице мерцал холодным серебром в свете фонаря.
– Действительно. Продолжай, Angrezi. Теперь ты начинаешь еще больше интересовать меня.
Баррет не унизила себя борьбой. Она застыла в неподвижной напряженности, ее лицо превратилось в маску.
– Он домогался меня очень давно, еще до того, как услышал, что рубин должен быть продан с аукциона. Он знал моего дедушку и... Но это другая история, вряд ли она будет вам интересна. – Баррет остановилась, чтобы унять неистовое биение сердца, а потом продолжила: – Когда... когда он узнал, что раджа Рапапура собирается продать рубин, он был разъярен. Он знал, конечно, что рубин был найден на земле Виндхэвена, и он хотел увидеть твое лицо, когда он завладеет им. – Баррет нахмурилась и широко открыла глаза. – Но это ведь ничего не меняло, правда? Ведь это ты был раджой? Это ты был тогда в Лондоне, не так ли?
Она прищурилась, как бы приглядываясь к своим мыслям, вспоминая полустершееся в памяти лицо, борясь с непреодолимым искушением рассмеяться, запрокинуть голову назад и смеяться, пока не выступят слезы.
– Я чувствовала, что это было так, по... – Тихонько всхлипнув, она вернула себе
– О чем?
– Кем ты был на самом деле? Ракели предсказывал, что ты приедешь, чтобы наблюдать за продажей рубина, но даже он не считал тебя способным к такому откровенному безрассудству – изображать индийского раджу перед половиной высшего общества Лондона.
– Больше чем перед половиной общества, я бы сказал, – холодно возразил Пэйджен.
Глаза Баррет потемнели.
– Я предполагаю, что немногое может тебя остановить, если ты стремишься достичь своей цели, не так ли?
Его пальцы вонзились в мягкую матовую кожу, и Баррет вздрогнула. Завтра появится синяк. Сколько синяков появлялось на ее коже? Но этой боли она хотела, даже наслаждалась ею со странным чувством триумфа. Баррет поняла, что она жаждала увезти с собой хоть какой-то след Пэйджена, когда уедет отсюда. Она должна уехать. И чем быстрее, тем лучше. Опасность была слишком велика, даже больше, чем предполагал Пэйджен, и ее присутствие только осложняло положение. Ее глаза остановились на лице полковника. Конечно, он поможет ей.
Пробормотав проклятие, Пэйджен выпустил ее, потом прошел к буфету и взял графин с виски. Только когда жидкость перелилась через крап хрустального бокала, он отставил графин и залпом выпил. Когда он вновь повернулся к ней, его лицо оставалось напряженным и непроницаемым.
– Ты права, Angrezi. Очень немногое, но кое-что все же может меня остановить. Но продолжай.
У него за спиной Хадли негромко неодобрительно кашлянул.
– Я не вижу необходимости так подталкивать ее, Тигр. В конце концов, она была достаточно откровенна, и будет лучше для нее...
Взгляд Пэйджена остался таким же твердым.
– Но я верю, миссис Ракели и самой хочется говорить. Разве можем мы лишить ее такого удовольствия? Расскажи нам что-нибудь еще, Циннамон, особенно о вашей трогательной свадьбе. Этого не было ни в одной из газет, которые я просматривал.
Баррет посмотрела на него и почувствовала прилив ярости. Ее глаза блестели, как хрустать бокалов.
– Не было? Меня это не удивляет. Мы были обвенчаны в открытом море мутноглазым капитаном, который был вдрызг пьян. Он не слишком вдавался в подробности, как вы понимаете. Ему было все равно, есть ли у невесты кольцо, или опекун, или хотя бы имя. И очнулась ли она от наркотиков, которыми накачал ее будущий муж.
– Да, это стиль Ракели. – Мускул дрогнул на лице Пэйджена, как только он прислонился спиной к оконной раме. – И... я предполагаю, что ваш медовый месяц также прошел па этой посудине?
Его голос оставался спокойным и преднамеренно насмешливым. Так или иначе, он сумел задать этот вопрос, хотя совершенно не хотел и боялся услышать ее ответ.
Баррет нервно рассмеялась. Она принялась мерить комнату плавными шагами, похожая на хищную кошку па охоте.
– Медовый месяц? – повторила он задумчиво. – Ах да, медовый месяц! Он был весьма необычен. И как же я могла забыть об этом?