Рудимент
Шрифт:
Таню нельзя оставлять одну, она выключается. Я не знаю, Питер, как это правильно обозвать, но ты умный и, возможно, читал про такие дела. Она младше меня на год, но может вести себя как древняя старуха, может выключиться на улице и забыть, кто она, откуда и куда идет. Ее родители не могли или не хотели за ней всю жизнь присматривать, и не мне их винить. Но у Тани был еще один пунктик, о котором я тоже узнала от мамочки, полгода назад, а тогда и в голову не приходило.
Когда на Таню накатывало и она терялась, она начинала жутко паниковать, пыталась спрятаться от всех. Короче, впадала в ступор. При этом она ухитрялась делать так, что ее никто не замечал.
Представляешь,
Прохожие не просто не замечали Таню. Все гораздо хуже. Она заражает окружающих своей паникой. В клинике с ней такого не случалось, потому что в корпусе все знакомые, и все с ней ласково обращались. А дальше садика она не выходила. Она ведь боится оставаться одна. Но когда ее перевезли в Крепость, один раз случилось так, что Таня оказалась в одиночестве, посреди коридора первого этажа. Питер, ты понимаешь, к чему я веду.
Коридор первого этажа, он самый широкий и самый неуютный, потому что без окон, и стены выкрашены темной краской. Даже меня охватывает неловкое чувство, когда приходится там бывать.
Таня успела привыкнуть, и целую неделю с ней жила мама, так что все расслабились и не стали ее запирать. Зачем запирать человека, который и сам не сделает шага наружу? У нас ведь такой замечательный парк, правда, Питер? А Таню невозможно выманить даже на крыльцо. Это ужасно…
Одним словом, за ней никто особо не следил, и девочка научилась сама добираться из столовой и медблока к себе в палату. Научилась ездить на лифте, но однажды перепутала этаж. Всего-то навсего, нажала не ту кнопку, но задумалась и вышла наружу. А лифт уехал. Как назло, кому-то понадобился. Она осталась одна, наедине с темным коридором. И единственное окно, в самом дальнем конце, где гудит кондиционер.
Ее хватились очень быстро, сестра на посту засекла, что ребенок не появился в своей комнате. Кроме того, в лифтах тоже стоят камеры. Это я тебе на всякий случай говорю, чтобы ты не надеялся остаться один. Здесь негде остаться одному, так уж все устроено. Потом прокручивали запись, девочку сразу заметил, на экране, охранник второго поста. Потом он понял, что с ней что-то неладно. Таня уселась на пол и забилась в комок. Парень не должен был сам ничего предпринимать, достаточно было позвонить. Но что-то у него в мозгу закоротило, он покинул пост и отправился ей помочь. Он решил, что у нее беда с желудком, или кто-то обидел…
Спустя десять минут уже искали самого сторожа. Его нашли лежащим, в таком состоянии, будто дали по башке дубиной. Еле откачали, и на службу парнишка не вернулся. Таня настолько его испугалась в темноте, что выплеснула весь заряд своего страха на единственного человека. Видимо, он подошел к ней вплотную и попытался дотронуться. Таню вернула на место доктор Сью, она умеет ее успокаивать лучше всех.
Милый Питер! Какая я была глупая до встречи с тобой! Я думала только о себе, мне казалось, что весь мир вращается вокруг моих переживаний и моих операций. Мне стыдно признаться тебе, о какой ерунде я скорбела. Например, я рыдала из-за шрамов, что не могу раздеваться на пляже, что все будут показывать пальцем, а парни вообще не захотят на меня смотреть. То есть это, конечно, не глупости, это вполне естественно, но до тебя я придавала слишком большое значение ерунде… Это ты меня заставил задуматься
Так вот, Питер. Постарайся не оставаться с ней наедине, пока она не станет тебе доверять. Тот охранник… Во время нашего последнего разговора с мамочкой, когда мы чуть не подрались, она проговорилась. Тот охранник, что хотел погладить Таню по голове, он все еще здесь, в корпусе «А». Только больше не работает, он уже нигде не сможет принести пользу…
Как ты думаешь, ребенок со старческим слабоумием заинтересовал бы Сикорски или доктора Сью? Или Константин, с его радиацией в крови и мертвыми мышами? Про бедненького Константина я тебе еще расскажу. Или Роби, парень под шесть футов, который не может поднести ложку к носу и мочится в штаны? А кто живет в корпусах «А» и «В», Питер? И как туда вообще пройти? Я не хочу тебя пугать, я просто хочу, чтоб ты мне поверил.
Так вот, я тебе недорассказала про школу. Эта девчонка из моего класса, Лиззи Николсон. Честно говоря, она была порядочной склочницей, но у меня до нее вообще не наблюдалось подруг, и я этой дружбой очень дорожила. Все началось тогда, когда Лиззи купили компьютер, и мы начали с ней играть в шпионов, как раз посмотрели фильм про Джеймса Бонда. Мы набирали имена общих знакомых и делали вид, что взламываем файлы русской разведки. Таким образом мы довольно легко «рассекретили» предков Лиззи. Отец ее работал шефом издательства и писал статьи по истории индейцев, одним словом, это оказалось не так уж сложно, но страшно забавно.
— Теперь отыщем твоих стариков! — великодушно предложила Лиззи.
— Давай! — опрометчиво согласилась я, не представляя, чем это может закончиться. Лучше бы я тогда отказалась…
Спустя минуту обнаружилось, что об отце я не имею малейшего понятия. Черная дыра — ни имени, ни места похорон. Подруга глядела на меня как на ненормальную. В нашем классе было достаточно неполных семей, но все девчонки знали своих отцов. Потеряв изрядную долю энтузиазма, мы принялись отыскивать мамочку. К слову сказать, мама Лиззи тоже обнаружилась легко. Фирма, где она работала, не скрывала списка сотрудников. К профессиональным сведениям добавились данные страховой фирмы, домовладельца и еще множество упоминаний.
Честно говоря, я почувствовала себя не вполне уютно. Оказалось, что взрослый человек в нашей стране похож на бабочку, приколотую под лампой. Если правильно поставить вопрос, об американском гражданине можно узнать все. Но только не о моей мамочке.
На нее не распространялись страховки городских компаний. Дом, в котором мы жили, сдавала компания, зарегистрированная за пределами США. Моя мама не посещала врачей, не пользовалась кредитами в местных магазинах, а наш зеленый «Додж», согласно номерам, принадлежал совершенно незнакомому лицу из другого штата. Никаких военных госпиталей в ближайшей округе не обнаружилось.
Как и военных баз. Я высказала разумное предположение, что все военное надежно спрятано, и всяким дурочкам, вроде Лиззи Николсон, нечего совать нос в государственные секреты. На что подружка решила обвинить мою маму в шпионаже. Меня это задело, мы позвали ее старшего брата. Брат подошел к проблеме с другой стороны и попросту запросил поисковые системы, о которых мы и не слыхивали. Я же знала мамино полное имя.
Угадай, Питер, что мы нашли? Правильно, сперва ничего.
— Подумаешь! Твоя мать не такая уж важная птица, — сказал Боб. — Давайте лучше искать компромат на директора школы!