Рудольф Абель перед американским судом
Шрифт:
Абель никогда не признавал, даже в разговорах со своим адвокатом, что какие-либо его действия в Соединенных Штатах направлялись Советским Союзом. Он умел провести четкую грань между сведениями, необходимыми для защиты его законных прав и интересов, и информацией, представляющей ценность для контрразведывательных служб США. На протяжении всего следствия, а затем судебного разбирательства Абель стремился, чтобы подобная информация не исходила от него.
Три с половиной недели Абеля ежедневно допрашивали сотрудники ФБР. Так и не добившись нужных им показаний, они уехали. Прошло еще три томительных недели. Казалось, об Абеле все забыли. Наконец, после настойчивых
Тогда же, 7 августа, мировой судья Эдинбурга (штат Техас) Дж. К. Холл вынес решение о передаче дела Абеля по подсудности в суд штата Нью — Йорк.
На следующий день Абель самолетом был снова доставлен в Нью — Йорк для предъявления обвинения и предания суду. На сей раз из этого не делали никакой тайны. Аэродром усиленно охранялся, теснились корреспонденты различных газет штатов Нью — Йорк и Нью — Джерси.
Обвинительный акт, подписанный прокурором Бруклина и Лонг — Айленда П. Муром и помощником генерального прокурора США, ведающим отделом внутренней безопасности, Уильямом Ф. Томпкинсом, занимал двадцать страниц крупного формата. Там, в частности, говорилось: «Начиная с 1948 года или примерно с этого года… Рудольф Иванович Абель, известный также как Марк (псевдоним) и как Мартин Коллинз и Эмиль Р. Голдфус, … вошел в сговор (идет перечисление лиц. — Л. Т.) с целью передачи сообщений и пересылки Союзу Советских Социалистических Республик… документов, текстов, фотографий, негативов, фотоснимков, планов, карт, моделей, заметок, инструментов, приспособлений и информации, касающейся национальной обороны Соединенных Штатов Америки, и особенно информации, касающейся вооружения, оснащения и дислокации вооруженных сил Соединенных Штатов, а также информации, касающейся американской программы в области атомной энергии…» [2] .
2
Все официальные документы по делу Абеля цитируются по указанной выше книге Д. Донована.
Однако в обвинительном акте не содержалось никаких конкретных данных, указывающих на то, где, когда, от кого и какие именно сведения получал Абель. Не было данных и о том, когда и какие сведения или документы, карты, модели и т. п. Абель передал или переслал в СССР.
Далее в акте указывалось, что «составной частью указанного заговора являлось то, что обвиняемый… вербовал или пытался завербовать в качестве агентов некоторых служащих вооруженных сил на территории Соединенных Штатов Америки, которые располагали возможностью получать информацию, касающуюся национальной обороны».
Дело с обоснованием этого пункта обстояло не лучше. Тут обвинение, правда, ссылалось на сержанта армии США Роудса, работавшего ранее в Москве в американском посольстве, но Абель не только не «вербовал» и не «пытался завербовать» Роудса, но даже в глаза его не видел. Обвинение базировалось на показаниях Хейханнена о том, что Абель якобы поручал ему разыскать Роудса, но и эта тоненькая ниточка обрывалась, так как тот же Хейханнен показал, что найти Роудса ему не удалось.
Зато обвинительный акт во всех подробностях и деталях описывал технику «шпионской» деятельности Абеля. Перечислялся порядок использования коротковолнового радиоприемника, захваченного у Абеля, тайники для хранения материалов и другие вещественные
Уже после того, как Абель был арестован и увезен из отеля «Латам», сотрудники ФБР вернулись в его номер и обнаружили там дополнительно ряд предметов, которые теперь фигурировали в обвинительном акте. Некоторые вещественные доказательства были изъяты в квартире — студии Абеля на верхнем этаже дома № 252 по Фултон — стрит во время обыска, произведенного также в отсутствие Абеля и без понятых.
Кто поручится, что весь этот «шпионский реквизит» не был подброшен Абелю сотрудниками ФБР? И, тем не менее, прокурор, а затем и суд принимают все это в качестве «судебных доказательств».
Резолютивная часть акта, построенная на столь сомнительных доказательствах и беспочвенных утверждениях, состояла из трех пунктов. Абелю вменялось в вину:
Заговор с целью передачи Советской России атомной и военной информации.
Заговор с целью сбора такой информации.
Заговор с целью пребывания на территории Соединенных Штатов Америки в качестве агента иностранной державы без регистрации в государственном департаменте.
Пункт первый грозил Абелю вынесением смертного приговора, второй предусматривал максимальное наказание в десять лет и третий — пять лет тюремного заключения. И, хотя по пунктам первому и второму никаких конкретных доказательств не было, обвинение все же было предъявлено.
Суд назначил Абелю адвоката. Это был Джеймс Бритт Донован, сорокалетний преуспевающий бизнесмен, совладелец адвокатской фирмы, связанной с крупными страховыми компаниями. Во время второй мировой войны, еще совсем молодым, Джеймс Донован являлся главным юрисконсультом Управления стратегических служб — первой в истории США крупной центральной разведывательной организации, предшественницы нынешнего Центрального разведывательного управления (ЦРУ). А на Нюрнбергском процессе над немецкими военными преступниками Донован выступал в качестве помощника главного обвинителя от США.
Первые впечатления об Абеле, записанные Донованом в своем дневнике, звучали довольно сухо. Они сводились к тому, что это заурядного вида человек, похожий на школьного учителя. Однако уже тогда он обратил внимание на «безукоризненный английский язык с акцентом, характерным для англичанина из высших классов, прожившего несколько лет в Бруклине». Но чем больше Донован знакомился с Абелем, тем большим уважением проникался к своему подзащитному.
И вскоре в дневнике появляются новые записи:
«Он свободно говорил по — английски и прекрасно ориентировался в американских идиоматических выражениях… Знал еще пять языков, имел специальность инженера — электроника, был знаком с химией и ядерной физикой, был музыкантом и художником, математиком и криптографом».
И далее: «Рудольф — интеллигентный человек и джентльмен, обладающий чувством юмора. В обществе друг друга мы чувствовали себя все лучше, и я находил его интересной личностью. Как человека его просто нельзя было не любить».
Абель знал о прошлой работе Донована в Управлении стратегических служб, и это определило их отношения. С одной стороны, для успеха защиты от Абеля требовалась искренность со своим адвокатом, но нельзя было забывать и об осторожности, чтобы как-нибудь не повредить интересам Родины. «Искренность в соединении с осторожностью была необходима, — пишет Донован, — и мы оба были и искренни и вместе с тем осторожны».
— Скажите, Рудольф, какая ваша настоящая фамилия? — однажды, как бы между прочим, спросил Донован.