Рука Одиночества
Шрифт:
– Ты уверен, что если я выпью таблетки, ничего не измениться?
– Я не исчезну, если ты об этом.
Никас пожал плечами и сыпанул на глазунью перца.
– Так что же ты такое?
– Когда к тебе обращаются как к вещи, это обижает.
– Хорошо, – Аркас двумя пальцами вытащил карту, заползшую ему за шиворот. На ней был изображен человек, распятый на колесе. Аркас выкинул ее с отвращением, как таракана. – Кто ты? У меня была одна маленькая шиза. Что-то вроде воображаемого друга. Ее мне было достаточно.
– Ты говоришь о своей
Аркас снял с плиты сковороду и принялся, скрежеща вилкой, перекладывать свой завтрак в суповую чашку.
– Значит и ты – не галлюцинация?
Девел хохотнул. Аркас обернулся и обомлел. Пришелец подпирал потолок могучими плечами, едва помещаясь в своей половине кухни. Внутри него кипели молнии, дымчатые формы плыли, изменяясь. В нем зарождались и погибали миллионы миров. Триллиарды судеб обретали начало и находили конец под его пылающим сердцем из чистой веры, горящей как ядро вулканического мира.
– Твои глупые предположения, – загрохотал Девел, – твое безобразное поведение и образ жизни недостойный жертвы, намекают мне на то, что я снова встретил случайного человека. Это знак, не иначе. Никас Аркас, поклянись, что ты не знаешь, кто я, и не ведаешь, зачем пришел к тебе.
Журналиста почти раздавил этот грохочущий бас. Эхо, казалось, пронеслось по всему миру, поколебав облака и смутив океаны.
– Клянусь, я не знаю! Неужели по мне не видно?!
Девел медленно уменьшился, обретая знакомую форму вечного странника.
– Я не галлюцинация, дорогой Никас, – сказал он почти ласково. – Для тебя я слишком сложен. Приземленный человек не способен грезить тысячами миров. Он будет видеть то, что способен понять.
Это было обидно. Аркас не считал себя приземленным человеком.
– И призрак моего друга был реален? – спросил он тихо.
– Не в той же мере, что и я. Ты сам спровоцировал его появление. Вокруг меня реальность становится податливой. Ее плетение выбивается из рук объективности. Многие мысли становятся видимы. Особенно те, с которыми люди не в ладу… Ты ешь. Кушай. Остывает.
Мужчина вздрогнул, словно очнулся, и принялся за яичницу.
Пришелец сцепил длинные пальцы унизанные сросшимися перстнями, и положил на них подбородок.
– Случайный человек, не готовый к своей роли. Не знающий даже, кто я такой. Так слушай, я – посол Многомирья, заслуживший свое положение по праву оригинальности, избранный фантазией. Девел.
Никас поперхнулся.
– Разве не Дьявол?
– Мы говорим о злобной сущности, которая стремиться уничтожить мир?
– Ну да.
– Нет, это просто один из образов страсти, которая создала нас. Я появился вместе с первым напуганным человеком, а Дьявол, грань, – гораздо позже. Я не зло. Но хаос. Я не стремлюсь к уничтожению рода человеческого. Я повелитель неопределенности. И страха перед ней. Я несу неоднозначность, культивирую вопросы, сею сомнения. Нет лучшего генератора идей, чем озадаченный человек. И нет, порой, человека более опасного. Это понимали во все времена. Поэтому, мой образ стал ассоциироваться с растерянностью. Потом с бедой. С отчаяньем. Страхом. Страх – вот что составляет мою большую часть.
– А причем тут бабочка?
– Она самостоятельная часть моей сущности. Автономный модуль, в терминах технических. Она нужна, что бы часть меня была свободна, и сохранилась, если со мной… что-нибудь случится.
– Что, например? – удивился Аркас. – У тебя есть слабости?
Лицо Девела рассредоточилось.
– Когда-то давно я получил свой родовой образ – образ хозяина Неопределенности. Но со временем восприятие людей изменялось. Их понимание – искажалось. Негатив – копился. Неопределенность – вызывала у них ненависть. И желание нажиться на случайностях. Зарабатывать на простой удаче. Посмотри на эти гнусные сокровища, которые меня украшают. Одно растление. Все остальное, загадки, шифры, случайные числа – это мое истинное «я». Но Страх. У него нет атрибутов. Он незримо растет во мне как ядовитый плод. И однажды возьмет верх.
– Звучит жутко.
– Да, – согласился Девел безрадостно. – Мне приходиться считаться с человечеством.
Никас молча ел, стараясь не прикусить язык во второй раз. Удивительно, как простая яичница может подсобить в нелегком деле сохранения душевного равновесия. Никас вспомнил о гибкости мышления. Человек бывает такой окаменелостью, что царь-пушкой не возьмешь. Он просто игнорирует все необычное, что может с ним произойти. Писатели юмористического фентези часто упоминают, что чудес вокруг видимо-невидимо, однако у обывателя на глазах шоры повседневной скукоты. Он просто не хочет видеть, как в двух локтях от него пара гномиков тащит рафинад из сахарницы. Это чревато сопутствующей мозговой активностью.
Очень отягощающей.
А ведь кроссворд так и не разгадан.
Разумеется, Никасу, даже готовому к новым впечатлениям, было не очень хорошо. Он буквально чувствовал, как подавленный ужас рвется наружу. Давление здравого смысла в черепной коробке. Но что он мог поделать? Яичница была такой же как всегда. Утро – цементно-серым. Пол – холодным. Кроме демона, испортившего Аркасу спокойное похмелье, решительно ничего не изменилось. Ему не хотелось верещать и корчиться на полу. Во всяком случае, теперь. По свежему мнению Никаса, ванна с мини-айсбергами оказалась просто отличнейшим средством от лишних эмоций.