Рукопись Чейма
Шрифт:
Глава 1
Говорят, годы берут свое. На внешности миссис Глэдис Джелликоу они тоже оставили свой след. Ей было лет пятьдесят, и она выглядела высохшей, как мумия. Глаза у нее были цвета кофе, в котором плавают крупинки, волосы — того же любопытного оттенка. А уж лицо… Увидев его, даже кукушка на часах поперхнулась бы и умолкла. Фигура же очертаниями напоминала старый разношенный корсет.
Меня она, мягко говоря, не взволновала. Я предпочитал иметь дело с жизнерадостными пылкими красавицами со сверкающими очами и огненными волосами, которые ласково щебечут,
Так что же я делал тут, на Голливудских холмах? Я, Шелл Скотт, темпераментный здоровый мужчина? Беседуя с миссис Джелликоу, которая вызывала у меня легкое отвращение?
Я был здесь по делу.
Нет, я не мрачный гробовщик и не бодрячок косметолог. Я — частный сыщик.
Моя контора «Шелдон Скотт. Расследования» помещалась на первом этаже Гамильтон-Билдинг на Бродвее, в деловой части Лос-Анджелеса. Я расследовал дела о грабежах, кражах, убийствах, вооруженных нападениях, оскорблениях действием. Чем только я не занимался. Мне довелось иметь дело чуть ли не с половиной статей уголовного кодекса Калифорнии, включая статьи 578 (выдача фиктивных таможенных документов) и 653 (татуировка малолетних). В девяти из десяти случаев, уже по самому началу того или иного дела (так сказать, с первых нот — благозвучных или фальшивых, гармоничных или диссонирующих), я мог предсказать, как пойдет оно дальше, как будет развиваться и чем закончится.
В этот раз я не собирался связываться с бандитами, ворами и убийцами — привычными для меня персонажами, — опасаясь оказаться раздавленным между двумя мусороуборочными машинами.
Мое благоразумное намерение объяснялось тремя причинами. Во-первых, прошлую ночь, до четырех утра, я провел с роскошной блондинкой и спал меньше трех часов. Во-вторых, во время предыдущего расследования мне пришлось иметь дело с отвратительными личностями: головорезами и бандитами, большинство из которых входило в группировку Джимми Вайолета. Группировке этой, правда, пришел конец, но не обошлось и без неприятных последствий: я сам угодил в каталажку. В-третьих, между двумя оставшимися в Лос-Анджелесе бандами назревала нешуточная разборка.
Главарем одной из этих группировок был жестокий и хладнокровный подонок Эдди Лэш, а другой — более приятный внешне, но не менее жестокий и хладнокровный киллер по фамилии Маккиффер. И уже вчера, в воскресенье, рядом с его головой просвистели посланные чьей-то рукой три пули. По «беспроволочному телеграфу» преступного мира, который по оперативности может соперничать с американской телеграфной компанией «Вестерн юнион», поступило сообщение, что в Маккиффера стрелял один из телохранителей Эдди Лэша.
Чувствуя нутром, что дело этим не закончится и подобные игры продолжатся, я решил ограничиться расследованием дел по статьям 578 и 653 уголовного кодекса.
Миссис Глэдис Джелликоу позвонила в «Спартан-Апартмент-отель», где я жил, в восемь утра, застав меня уже у самых дверей, и попросила подъехать к ней домой на Оук-Драйв. Голос ее смутно напоминал звук тупой пилы, что сулило, по всей вероятности, не слишком веселенькое дельце.
Тревожные предчувствия овладели мной снова, когда, припарковав свой голубоватый «кадиллак» с откидным верхом на Оук-Драйв, я вышел из машины и направился к белому двухэтажному дому. Направляясь к входной двери, я заметил, как в окне дрогнула зеленая штора. Кто-то наблюдал за мной изнутри. Это явно была сама миссис Джелликоу, потому что она распахнула дверь прежде, чем я успел позвонить. Она смотрела на меня с выражением, которое, наверное, было у мамаши Дракулы, впервые заглянувшей в колыбель своего сыночка.
Должен сказать, что во мне больше шести футов роста и вешу я двести пять фунтов. Люди, даже не знающие о моем прошлом, совершенно верно угадывают, что я бывший моряк. Некоторые даже предполагают — и совершенно ошибочно, — что мне в лицо угодил неразорвавшийся снаряд.
Правда, мне дважды ломали нос, зато он выглядит оригинально и не похож на другие носы. Кроме того, правую бровь у меня делит пополам шрам, от левого уха сверху оторван небольшой кусочек. Есть у меня на лице и несколько едва заметных рубцов и морщин, но при слабом освещении они практически не заметны.
Но сейчас я стоял так, что на меня падали лучи утреннего солнца, отчего мои коротко остриженные волосы и брови казались более белыми на загорелом лице, чем это выглядело бы при менее ярком свете, например при луне.
Хотя я одевался в полусонном состоянии, костюм, пожалуй, был выбран удачно: синий блейзер с настоящими серебряными пуговицами, светло-красная рубашка и в тон ей красные носки, небесно-голубого цвета брюки под стать моему «кадиллаку», и довершали туалет белые итальянские ботинки. Последним штрихом был галстук, довольно яркий, с вышитыми красными морскими коньками.
Разумеется, если бы мне пришлось выслеживать какого-нибудь глазастого мошенника, подобный ансамбль был бы не к месту. Но для теплого летнего утра, после бурной ночи, мое одеяние казалось вполне подходящим.
Однако на миссис Джелликоу наряд, похоже, не произвел никакого впечатления. Не знаю уж почему, но она смотрела на меня в явном замешательстве. Пользуясь случаем, я тоже постарался получше разглядеть ее.
— Вы… — произнесла она наконец.
— Я Шелл Скотт. А вы миссис Джелликоу?
— Да.
Я молча ждал.
— Вы… тот самый детектив?
— Да, тот самый. Это мне вы звонили около получаса назад, помните?
— А дела у вас… идут успешно?
«Что за глупый вопрос», — подумал я. Подыскивая подходящий ответ, я провел рукой по лицу, потрогал нос, погладил ухо.
— Есть достижения, случаются и неудачи, но в целом у меня хорошая репутация. — Помолчав немного, я спросил: — У вас, наверное, ко мне дело?
— Ой, простите. Пожалуйста, входите, мистер Скотт.
Пока мы шли через дом, она пыталась объяснить, по какому поводу мне звонила. Я понял, что речь идет о ее муже, вернее о бывшем муже. Она вывела меня в «сад», как она называла клочок земли около сорока квадратных футов, заросших сорной травой и обрамленных несколькими чахлыми пионами. Здесь миссис Джелликоу объявила, что муж ее, кажется, пропал, и она очень обеспокоена. Потом обвела взглядом пионы и пару жалких розовых кустов и пробормотала:
— Не знаю, в чем дело, но цветы у меня как-то не растут.