Рукопись из тайной комнаты. Книга первая
Шрифт:
9
В попытках хоть как-то обрести душевный покой Густа решила пересмотреть свои богатства. Может быть, что-то колыхнётся в душе и наступит долгожданная ясность. Но при полном доме народа позволить себе эту роскошь она не могла. Приходилось ждать.
На Пасху, уже в апреле, в церковь она не пошла, сославшись на нездоровье. Густа так редко болела, что мама не на шутку встревожилась. Но папа, пытливо взглянув на дочь, понял её правильно:
– Эмилия, возьми бабушку за руку, пойдём-ка. Пусть Густа полежит, поспит, помечтает, глядишь, к вечеру и полегчает. Мы свечку за тебя поставим, дочка.
С
Густа уж и не помнила, когда она оставалась в доме совсем одна. Наверное, никогда, во всяком случае, вспомнить этого она не могла.
Чуть помедлив на случай, вдруг кто-то из родных что-то забыл и решил вернуться, она отважилась. Тихо-тихо, словно кто-то мог услышать её в абсолютно пустом доме, отодвинула она вторую, уж совсем потайную перегородку, сделанную папой едва ли не четыре года назад. Из темноты выступил потемневший резной шкаф, на полке которого стояла, выделяясь светлым лакированным деревом небольшая – размером с сумку – шкатулка. Густа не знала, как правильно назвать этот предмет, но в сущности это было не важно. Куда важнее было то, что у неё есть ключик от тайны рода фон Дистелроев и достаточно решимости, чтобы узнать эту тайну. Ещё раз оглядевшись, она вставила в замочек ключ. Он повернулся легко и почти бесшумно, с едва слышным щелчком и крышка, освободившись от запора, слегка приподнялась. Как видно, шкатулка была полна.
Густа осторожно открыла деревянную крышку и взгляду её предстали… бумаги. Это было странно – вес шкатулки недвусмысленно говорил совсем о другом, и потому она ощутила лёгкое разочарование, тут же сменившееся раскаянием: наследство было доверено на хранение, и рассуждать, что там уместно, а что нет – точно не следовало. Для начала требовалось хотя бы ознакомиться с содержимым.
Приглядевшись повнимательнее, она почти сразу заметила существенное отличие этих бумаг от всего, когда-либо виденного ею раньше – из шкатулки на неё смотрела история. Она так и подумала – «история», имея в виду древность артефактов. Бережно, стараясь не повредить находку, Густа развернула верхний документ…
Исследования продолжались, захватив ее целиком.
Изумление от найденного было столь велико, что опомнилась она только, когда солнце, изрядно переместившись по небу, вдруг осветило комнату ярким жёлто-салатовым апрельским светом. «Ой, да что же я сижу!», – Густа спохватилась и принялась поспешно складывать найденное обратно в шкатулку, торопясь изо всех сил, пока не вернулись из церкви домашние.
Она едва успела оглядеться в поисках чего-то забытого и закрыть-задвинуть потайную стенку, как во дворе послышался звонкий голос Эмилии, что-то старательно обсуждавшей с бабушкой.
«Успела», – это была первая мысль, сразу за которой возникла вторая: «Нельзя это в доме держать! Кто бы ни нашёл, опасно слишком». Густа растерялась окончательно. Оказывается, сама того не ведая, она три, да куда три, почти четыре года хранила бесценное сокровище, даже не подозревая об этом! А теперь что делать-то? Не приведи господь, шкатулку найдут немцы, это же сразу – расстрел. А если партизаны? Им она, Густа, тоже покажется куда как лишней. «Что делать, что делать?», – мысль билась в висках с такой силой, что девушка присела на кровать, в изнеможении обхватив руками голову. Так её и застала вошедшая в комнату Вия.
– Да что с тобой? – мама перепугалась не на шутку, – На тебе лица нет!
– Ничего, пройдёт, – это было всё, что она могла ответить сейчас.
10
Прошло уже несколько дней, но решения у Густы не было. Как обычно, шла она по утрам кормить скотину – свиней и отелившихся уж коров, рядом с которыми потихоньку подрастали маленькие забавные телята. Она трепала их по головам, аккуратно, чтобы не дразнить коров, ревниво следящих за своими детьми, рубила пареную свёклу, добавляя туда отруби, в общем, делала необходимую работу. Но мысли по-прежнему бродили под высоким лбом в поисках решения. А его не было и не было.
Смятение Густы не укрылось от отца. Как он умудрялся всё замечать, для неё оставалось загадкой, но через несколько дней он сам обратился с вопросом:
– Ты мне ничего не хочешь сказать? Может, помощь нужна?
Помощь была нужна, и Густа рассказала про шкатулку.
– И впрямь так опасно?
Она понимала, что папа переспрашивает просто так, для порядку. На самом деле он уже понял серьёзность проблемы и теперь ищет решение. Разговор состоялся в хлеву, где папа подновлял перегородку, которую молодая корова Гайда, впервые в этом году отелившаяся, проковыряла рогами в попытках защитить дочку – толстенькую тёлочку в белых носочках.
– Не знаю, – Густу и впрямь одолевали сомнения. – Это не граната, сама не взорвётся. Но соблазн для недоброго человека слишком велик. А во время войны люди добрыми не часто бывают.
– Так что там спрятано-то? Деньги или, может, драгоценности какие?
– И драгоценности и – документы. Но ты уж поверь, папа, цена наследству такова, что я не рада. За Эмилию страшно – она наследница.
И мать и дедушка, не сговариваясь, посмотрели на белокурую малышку, устроившуюся на соломе и самозабвенно наряжавшую в состряпанные Гиртсом наряды куклу. Почувствовав взгляд, девочка подняла голову и улыбнулась. У Густы зашлось сердце от любви к этой малышке, ничего не подозревающей ни о каких опасностях мира. «Защитить, защитить любой ценой», – набатом билось оно. Папа, словно был способен услышать и это, кивнул, соглашаясь:
– Понятно…
Густа знала эту папину привычку – в раздумьи месить воздух руками, выстраивая в уме какие-то свои конструкции. Вот и сейчас он отложил молоток и принялся выкладывать на загородке что-то невидимое в попытках решить проблему.
Уже был привязан хвост нервной Гайды, уже молоко тугими струйками забило в зазвеневшее от ударов ведро, наполняя его едва не до верха – молодая корова оказалась на редкость молочной, а папа продолжал что-то примерять и размечать.
И не успела Густа, подхватив ведро, умчаться в дом, решение было готово:
– А в хлеву? Давай в хлеву спрячем. Я тут придумал, смотри, дочка.
И папа вновь принялся месить воздух, озвучивая для неё пришедшую в голову мысль.
Решили домашним не говорить ничего. Так было спокойнее, да и – надёжнее. Просто Янка, отложив молоток и достав топор, принялся что-то тесать в сарае. Мало ли что могло понадобиться рачительному хозяину, чтобы понадёжнее оградить хлев от рогов молочной, но нервной коровы. Вия, правда, удивилась слегка, обнаружив, что для ремонта зачем-то понадобилась лопата, но удовлетворилась объяснением о необходимости укрепить опоры для перегородки. В семье было не принято лезть не в свои дела. Хозяин решил – значит, так и надо.