Рукопись, найденная в Сарагосе
Шрифт:
– Не бойся, сеньорита, – возразил Веласкес. – Часто прибегая в процессе вычислений к подстановкам, я привык обозначать одни и те же величины одним и тем же способом. Как только я присвою тебе какое-нибудь имя, ты потом при всем своем желании не сможешь изменить его.
– Ну, хорошо, – сказала Ревекка, – называй меня пока Лаурой де Уседа.
– С большим удовольствием, – ответил Веласкес. – Но также прекрасной Лаурой, ученой Лаурой, восхитительной Лаурой, так как все это – показатели твоих достоинств.
Пока они так беседовали, мне пришло на память обещание, которое я дал разбойнику, – встретиться с ним в четырехстах шагах
– Здравствуй, сеньор кавалер. Вижу, что ты умеешь держать слово, и не сомневаюсь также в твоей отваге. Видишь вон ту расселину в скале? Она ведет в подземелье, где тебя ждут с крайним нетерпением. Надеюсь, ты оправдаешь оказанное тебе доверие.
Я вошел в подземелье, оставив незнакомца, который и не подумал за мною следовать. Пройдя несколько шагов, я услыхал за спиной грохот и увидел, как огромные каменные глыбы заваливают вход, повинуясь действию какого-то непонятного механизма. Слабый луч света, проникавший сквозь расселину в скале, растворился во мраке коридора. Но, несмотря на темноту, я без труда продвигался вперед, так как дорога была ровная и наклон невелик. Я нисколько не боялся, но думаю, что всякий другой на моем месте чувствовал бы страх, углубляясь так бесцельно в недра земли. Я шел добрых два часа; в одной руке я держал шпагу, а другую вытянул вперед, чтоб на что-нибудь не наткнуться. Вдруг я ощутил легкое дуновение и услышал тихий мелодичный голос, который шепнул мне на ухо:
– По какому праву смертный осмеливается вступить в царство гномов?
Другой голос, тоже очень приятный, ответил:
– Может быть, он пришел отнять наши сокровища?
Первый продолжал:
– Если б он бросил шпагу, мы к нему подошли бы.
Тут, в свою очередь, заговорил я:
– Прелестные гномики, если только не ошибаюсь, я узнаю вас по голосу. Мне нельзя бросить шпагу, но я воткну острие в землю, и вы смело можете подойти.
Подземные божества заключили меня в объятия, но я каким-то подсознательным чувством уловил, что это были мои родственницы. Яркий свет, неожиданно хлынувший со всех сторон, убедил меня, что я не ошибся. Они отвели меня в пещеру, выложенную подушками и украшенную великолепными каменьями, которые переливались всеми оттенками опала.
– Ну, – сказала Эмина, – ты рад, что встретился с нами? Теперь ты проводишь дни в обществе молодой израильтянки, разум которой не уступает ее очарованию.
– Даю тебе слово, – ответил я, – что Ревекка не произвела на меня никакого впечатления, а при встрече с вами я каждый раз испытываю тревогу, что больше вас не увижу. Меня пробовали убедить в том, что вы нечистые духи, но я никогда не верил. Какой-то внутренний голос твердил мне, что вы существа, подобные мне, созданные для любви. Принято думать, что можно любить по-настоящему только одну женщину, – это не так, раз я люблю вас обеих одинаково. Сердце мое не разделяет вас, вы царите в нем обе вместе.
– Ах! – воскликнула Эмина. – Это говорит в тебе кровь Абенсеррагов, коли ты можешь любить сразу двух женщин. Так прими же святую веру, разрешающую многоженство.
– Быть может, – перебила Зибельда, – тогда ты сидел бы на троне в Тунисе. Если б ты только видел эту очаровательную страну, серали Бардо и Манубы, сады, фонтаны, роскошные бани и тысячи молодых невольниц, куда более прекрасных, чем мы.
– Не будем, – сказал я, – говорить о тех королевствах, которые озаряет солнце; мы сейчас сам не знаю в какой бездне; но хотя бы мы были даже на границе с адом, никто не запрещает нам изведать наслаждение, которое, говорят, Пророк обещает своим избранным.
Эмина грустно улыбнулась, но спустя мгновенье поглядела на меня с нежностью. А Зибельда повисла у меня на шее.
ДЕНЬ ТРИДЦАТЫЙ
Проснувшись, я уже не увидел своих родственниц. В тревоге я огляделся по сторонам, увидел перед собой длинную освещенную галерею и догадался, что по ней надо идти дальше. Собравшись со всей возможной поспешностью, после получасовой ходьбы я подошел к крутой лестнице, по которой можно было либо выйти на поверхность земли, либо погрузиться в ее недра. Я выбрал второе направление и попал в подземелье, где оказалась гробница из белого мрамора, освещенная четырьмя светильниками, и при ней – молящийся старый дервиш.
Повернувшись ко мне, старик ласково промолвил:
– Добро пожаловать, сеньор Альфонс. Мы давно тебя ждем.
Я спросил, уж не подземелье ли это Касар-Гомелеса.
– Ты не ошибся, благородный назорей, – ответил дервиш. – В этой могиле скрыта тайна Гомелесов; но прежде чем говорить об этом важном предмете, позволь предложить тебе немного подкрепиться. Сегодня тебе понадобятся все силы твоего духа и тела, а быть может, – прибавил он едко, – это последнее требует отдыха.
Сказав это, старик отвел меня в соседнюю пещеру, где я нашел чисто накрытый стол с завтраком; когда я подкреплялся, он попросил, чтоб я его внимательно выслушал, и начал:
– Сеньор Альфонс, мне известно, что твои прекрасные родственницы познакомили тебя с историей твоих предков и тем значением, которое последние придавали тайне Касар-Гомелеса. В мире нет ничего важней этого. Владеющий нашей тайной мог бы легко привести к покорности целые народы и, может быть, даже основать всемирную монархию. Но, с другой стороны, эти могучие и далеко не безопасные средства, попав в безрассудные руки, могли бы надолго уничтожить порядок, построенный на подчинении. Наши законы предусматривают, что тайна может быть открыта только тем, в чьих жилах течет кровь Гомелесов, и то лишь в том случае, если путем многих испытаний будут доказаны их стойкость и честный образ мыслей. Обязательно также принесение торжественной клятвы с соблюдением религиозных обрядов. Однако, зная твой характер, мы удовлетворимся твоим честным словом. И вот я смею просить тебя, чтобы ты подтвердил своим честным словом, что никогда никому не расскажешь о том, что ты здесь увидишь или услышишь.
Сперва я подумал, что, состоя на службе испанского короля, не должен давать слова, не узнав заранее, не увижу ли в пещере чего-нибудь, унижающего его величие. И намекнул об этом дервишу.
– Твоя предусмотрительность вполне уместна, сеньор, – ответил старик. – Руки твои принадлежат королю, которому ты служишь. Но здесь ты находишься в подземных краях, на которые его власть никогда не простиралась. Кровь, текущая в твоих жилах, тоже налагает на себя определенные обязанности; наконец, честное слово, которое я от тебя требую, – только продолжение того, которое ты дал своим родственницам.