Рукописи не возвращаются
Шрифт:
на „а“…»
Много испытаний выпало на долю Правильно
родного города. В XIII веке во время «монголо
татаро-монгольского нашествия он был татарского»,
сровнен с землей. В смутное время если речь
поляки сожгли город дотла. В 1782 году, идет об иге.
когда вольнолюбивая Славка вышла из А.Н.
берегов, город был полностью затоплен.
Своим третьим и окончательным Не «пришест— пришествием мы обязаны русскому купцу Согласен. вием», а Никите Евстафьевичу Холмогорову, который А.Н. «рождением»! в 1863
И.Г. спичечная фабрика).
Сейчас в нашем городе — красавец
стадион на 150 000 посадочных мест с Вот на таком
сауной и современным реабилитационным бы уровне!
центром. Каждый восьмой мухославич имеет А.Н.
возможность заниматься любимым спортом,
каждый шестой ходит в городской театр
музкомедии, каждый пятый пользуется
публичной библиотекой им. Глинки,
который тоже бывал в нашем городе.
Каждые 12 секунд с конвейера нашей Уточнить цифры!
фабрики сходит новенькая спичечная А.Н.
коробка, каждые 10 минут от наших
химикатов в далекой Австралии гибнет
кролик, каждый второй мухославич
регистрируется в городском ЗАГСе, а для
каждого третьего гостеприимно распахнуты Не «врачи», двери больницы, где скромные врачи в а «люди». белых халатах творят чудеса. В зоне
И.Г. отдыха, что на Мухе, прямо под открытым «Выходные дни». небом, любят проводить уик-энды Американизмы мухославичи. Богаты рыбой воды Мухи и ни к чему. Славки. И плотвичка идет на донку, и
И.Г. ершишко нет-нет, да и побалует сердце
рыбака. Бежит по проводам электричество
— светлый заряд будущего. Я люблю
бродить по городу теплым июльским
вечером и вдыхать пряный запах аммиака с
химзавода, люблю, затаив дыхание, лежать
в кустах, любуясь влюбленными, когда в
памяти сами собой возникают пахучие У Колбаско
строки мухославского поэта Колбаско: «Я можно найти
себя мухославичем числю. Будто связаны стихи и
пайкой одной. Если ж вдруг я сбежать посочнее.
замыслю, ты держи меня, город родной!» А.Н.
И в эти славные дни мы рады
приветствовать прибывших к нам Лучше «Господ», а не товарищей из города-побратима Фанберры «делегацию». «товарищей»! во главе с господином Бедейкером и Приветствовать
И.Г. сказать им: «You are wellcome to „господ“
Mukhoslavsk!» Мы рады гостям, у которых идеологически
добрая воля, но тем, кто приезжает к неверно.
нам, чтобы выведать, вынюхать, А.Н.
опорочить, мы в любой момент можем
сказать: «Go home!» Дубина народного Не надо пугать!
гнева умеет костить, когда понадобится! А.Н. Тов. Сверхщен— И вот я иду по родному городу, ский! Не надо затерявшись среди тысяч таких же, как я, отождествлять влюбленных в свой город, и у всех у нас себя со всем на лицах светится сегодня одна гордая, народом! счастливая мысль: «Мы — мухославичи!»
И.Г. Впрочем,
завтра, и послезавтра, и на века!..
В одиннадцатом часу Алеко Никитичу звонит Дамменлибен. После этого Алеко Никитич минут пятнадцать барабанит по столу пальцами. С-с-с. Вертит тетрадь в черном переплете, словно определяя ее вес, и набирает номер телефона:
— Индей Гордеевич? Привет, дорогой. Не разбудил?.. Тут, понимаешь, рукопись принесли… Мне стало известно, что автор — сын кого-то из Москвы… Вот именно… Вообще ничего… славно написано… Есть аллитерации… Время не наше… С таким, знаешь, восточным колоритом… Нет, к Ближнему Востоку отношения не имеет… Сегодня дочитаю… Я думаю, надо позвонить Н.Р. и посоветоваться… Не сейчас, конечно… Завтра отдам Оле распечатать… Думаю, пока ознакомим Зоерцева и Сверхщенского… Вот именно… Ну, привет супруге…
Алеко Никитич стучит кулаком по своей лысой голове, пытаясь прогнать сонного зверька, уже усевшегося на затылке и ласково поглаживающего уши Алеко Никитичу, а потом зовет Глорию. Глория появляется в розовом ночном халате, который Алеко Никитич привез ей из Фанберры, берет тетрадь в черном кожаном переплете и усаживается на диван, закинув ногу на ногу и обнажив еще достаточно стройные и упругие не по возрасту ноги. Дантон устраивается рядом, положив голову на бедро Глории. Одним движением головы она откидывает назад влажные волосы, располагая их на спинке дивана, и начинает читать с того места, на котором остановилась несколько часов назад…
«…иначе он не был бы мадрантом…
Приняв завтрак, который состоял сегодня из приготовленного на углях куска баранины и чашки тонизирующего оранжевого миндаго, мадрант проследовал в черный зал, куда обычно вызывал для доклада Первого ревзода.
Первый ревзод никогда не заставлял себя ждать.
Небольшого роста, сутуловатый, с маленькими, стреляющими во все стороны глазками ревзод вошел в черный зал, низко склонил голову, предварительно втянув ее в покатые плечи (он один имел право не становиться перед мадрантом на колени), и произнес, придавая своему голосу убедительность и искренность, ежеутреннее приветствие, сводившееся к тому, что новый день принес новую толику величия и могущества мадранту и его стране, хотя еще вчера казалось невозможным представить себе более могущественное величие и более величественное могущество.
И хотя за много лет мадрант привык к этому, ставшему ритуальным словесному набору и знал ему истинную цену, он ловил себя на том, что введенное в правило Первым ревзодом приветствие порой доставляет ему, мадранту, определенное удовольствие.
Первый ревзод был мудрым человеком и считал мадранта чистым ребенком, которому вовсе ни к чему углубляться своим высочайшим небесным существом в вонь и грязь внутригосударственной свалки. Мадрант рожден мадрантом и должен оставаться мадрантом.
ревзод — ревзодом,