Руководство астронавта по жизни на Земле. Чему научили меня 4000 часов на орбите
Шрифт:
И вот пора выходить. Ну да. Дилемма квадратного астронавта и круглого отверстия, через которое ему нужно пройти. Мой выход не будет грациозным. Но в первую очередь я беспокоился о том, чтобы не улететь в космос, поэтому, как нас и учили, я привязал себя к Скотту, который закрепился на корпусе. В руке я держал трос, который мне нужно было прикрепить к рейке, установленной на боковой поверхности шаттла. Я опустил золотой смотровой щиток своего шлема, чтобы защитить глаза от солнечных лучей. Аккуратно и очень осторожно протиснул свое тело, одетое в скафандр и оттого грузное и квадратное, в отверстие шлюзовой камеры. Я по-прежнему нахожусь в брюхе чудовища — в грузовом отсеке, — но теперь мой скафандр превратился в мой личный космический корабль, защищающий мою жизнь. Когда я выплывал из грузового отсека, все мое сознание было сосредоточено
Единственное, что я смог произнести, — «Вау!». Только вот так, растянуто: «Вввааааааууу!» При этом мои мысли бежали очень быстро. Я пытался понять и четко сформулировать для себя, что же я вижу, пытался найти аналогии этому неповторимому опыту. Я думаю, это похоже вот на что. Как будто ты полностью поглощен мойкой оконных стекол, а потом оборачиваешься через плечо и понимаешь, что ты висишь у стены Empire State Building [2] , а внизу вокруг тебя растянулся оживленный Манхэттен. Конечно, я понимал, что отважился выйти в открытый космос, и тем не менее открывшийся вид глубоко поразил меня. В скафандре вы не осознаете вкус, запах, тактильные ощущения. Единственные звуки, которые вы слышите, — это звук вашего дыхания, ну и еще через наушники звук отдаленных голосов. Вы в изолированном пузыре, отрезаны от мира, и тут вы отрываетесь от своего задания, и Вселенная грубо отвешивает вам пощечину. Зрелище всепоглощающее, и никакое чувство не предупредило вас о том, что вы будете атакованы этой естественной красотой.
2
102-этажный небоскреб в Нью-Йорке. — Прим. ред.
Или другая аналогия. Представьте, что вы сидите в своей гостиной и увлеченно читаете книгу и вдруг, случайно подняв глаза, обнаруживаете себя лицом к лицу с тигром. Никаких предупреждений, ни звука, ни запаха — просто откуда ни возьмись появляется этот дикий зверь. Вид, который открылся передо мной, имел что-то такое же нереальное и фантастическое, и у меня никак не получалось соотнести его с тем, как мгновение назад я скучно возился с замком своего троса. Конечно, я выглядывал из иллюминатора шаттла, чтобы увидеть мир, но только теперь понял, что в действительности я его не видел. Держась за корпус корабля, который движется вокруг Земли со скоростью 28 000 км/ч, я мог теперь по-настоящему увидеть изумительную красоту нашей планеты, бесконечное количество текстур и красок. А по другую сторону от меня — бадья черного бархата, до краев наполненная звездами. Бескрайнее и подавляющее зрительное погружение. Я мог бы наслаждаться им вечно, но тут Скотт выбрался из шлюзового люка и поплыл по направлению ко мне. Мы приступили к работе.
Спустя почти пять часов процесс установки продолжался нормально, хоть и медленно. Вдруг я понял, что внутри моего шлема летают капли воды. Работа в открытом космосе чрезвычайно трудна физически, и мы всегда пытались прихватить с собой в скафандр какой-нибудь еды — Fruit Roll-Up (жевательная конфета) или что-то похожее, чтобы можно было чем-нибудь подкрепиться. Однако мы так и не выяснили, как этой едой воспользоваться. Есть в скафандре было неудобно, и еда становилась скорее лишней помехой, нежели подмогой. Поэтому обычно у нас собой был лишь мешок с водой. Нужно было сжать зубами трубочку, чтобы открылся маленький клапан, затем можно было высасывать воду из мешка, по крайней мере теоретически. Мой мешок перестал работать, как только мы вышли в космос, и теперь, очевидно, он протекал. Отлично.
Я старался не обращать внимания на эти маленькие капли воды, парящие перед моим лицом, как вдруг мой левый глаз ужалила жгучая боль. Это было ужасно. Как будто здоровый осколок гравия разбил мой глаз. Инстинктивно я поднес руку к лицу, чтобы почесать глаз, и моя рука ударилась о смотровой щиток шлема.
Мы готовились ко многим случайностям во время работы в открытом космосе, но частичная слепота не входила в этот список. Так что же делать? Ладно, посмотрим: я затягиваю болты на манипуляторе Canadarm2 с помощью большого ручного шуруповерта. Мои ступни защелкнуты в специальные фиксирующие устройства, а мой трос надежно прикреплен к станции. Никакая опасность мне не угрожает. Все остальные мои органы чувств в порядке, и у меня все еще остается один зрячий глаз. Я решил продолжить работу и никому не сообщать о моей проблеме. Я перешел к следующему болту и начал закручивать его в нужное место. Мой левый глаз тем временем не просто жутко болел, но теперь еще был мокрым от слез.
Слезам нужна гравитация. На Земле небольшой канал над вашим глазом выделяет слезы, которые вымывают из него любой раздражитель, а затем стекают вниз по щеке, и слезный канал осушается, зато начинает течь из носа. Однако в условиях невесомости слезы не стекают вниз. Они стоят в вашем глазу, и, пока вы продолжаете плакать, размер шарика соленой жидкости все растет и растет, образуя дрожащую каплю на вашем глазном яблоке.
Теперь несколько слов об анатомии. Все мои предки были из северной Англии или южной Шотландии, и хотя йоркширцы и шотландцы славятся своей стойкостью и выносливостью, этого нельзя сказать об их носах. Вместо гордого, торчащего орлиного носа мне по наследству досталась гораздо более скромная переносица, которую растущий в моем левом глазу соляной шар из слез легко преодолел, как прорванную плотину, и затопил правый.
Правый глаз тоже захлопнулся, поскольку раздражитель, который попал мне в левый глаз, не был растворен моими слезами, так что теперь и правый тоже сильно слезоточил. Я пытался заставить себя держать глаза открытыми, но в том не было большого смысла: все, что я мог увидеть до того, как срабатывали мои рефлексы, и я захлопывал глаза, — это мутные водянистые пятна. У меня было отличное зрение, и вот за несколько минут в космосе я почти ослеп. В космосе. С дрелью в руке.
«Хьюстон, EV1. У меня проблема». Когда я произносил эти слова, я отлично представлял себе реакцию там, на Земле, ведь я сам столько раз был оператором связи. Сначала будут вопросы ко мне лично, а потом спустя несколько секунд возбуждение охватит каждого сотрудника в Центре управления полетами: люди начнут вбрасывать предположения о причинах, рассуждать вслух, как это отразиться на текущей работе, и искать решение.
Для меня и Скотта спокойная реакция на происходящее кажется лучшим вариантом: пусть я почти ослеп, но со Скоттом все в порядке, он продолжает работать в другой части станции, прикрепленный тросом. Бессмысленно прерывать его работу, ведь он абсолютно ничем не сможет мне помочь. Конечно, если выяснится, что мою проблему не удается решить, тогда ему придется сопроводить меня обратно в шлюзовую камеру и помочь безопасно вернуться на корабль, но в данный момент мы оба считаем, что до этого еще не дошло. Да и я еще не хочу возвращаться. Мне нужно закончить работу, и моя страна рассчитывает на меня. Canadarm2, спроектированный и построенный в Канаде, — это одновременно и проверка, и блестящее доказательство высокого уровня развития робототехники в нашей стране. Работа астронавта в открытом космосе тоже имеет большое значение для Канады, так как еще ни один канадец этого не делал. Другими словами, сейчас самое неподходящее время для проблем с глазами.
К счастью, руководителем полета был Фил Энгелауф, который отлично меня знал. Я много раз работал с ним рядом в качестве оператора связи во время полетов шаттлов, и он сделал мне поблажку вместо того, чтобы отдать приказ немедленно вернуться на корабль. Он позволил мне немного выждать, пока люди наперебой выясняли, насколько серьезная опасность мне угрожает. Я знал, что на Земле переполох, потому что каждый раз, когда оператор говорил со мной, я слышал гул голосов на заднем плане: «Как это случилось? Может ли ситуация ухудшиться? Что мы можем сделать?» И немаловажно, что манипулятор закреплен к станции только частично. Да, безопасность экипажа — это самое главное, но мы не можем бросить этот важный технический узел просто так болтаться на корпусе станции.