Румынские сказки
Шрифт:
— Теперь, брат Александру, — сказал волк, — иди себе с богом в свои края, а я в свой мир побегу, откуда шёл.
— А я думаю, брат волк, что лучше тебе с нами пойти в батюшкино царство. Коли я первый помру, ты с Иляной-Косынзяной по мне поминки справишь, а коли ты помрёшь, я тебя не похороню в сырой земле, а изготовлю гроб из чистого золота и положу в него.
— Не плохо ты придумал, брат мой Александру, только не могу я с тобой пойти, потому что, когда я ещё маленьким был, моя матушка на меня проклятие наложила — быть мне волком целых сорок лет и выручать
Сказал он это, перекинулся через голову и обернулся в парня, да такого ладного и пригожего, что Иляна-Косынзяна, чуть было не надумала с ним остаться, от царевича отказаться. Но оборотень снова перекинулся через голову и стал волком, ещё большим, чем был до тех пор. А перед тем, как расстаться, сказал он на прощанье:
— Очень я опасаюсь, брат Александру, что не суждено тебе тешиться в хоромах с Иляной-Косынзяной, не судьба тебе радоваться коню и золотому голубю.
Сказал он это и припустил лесом в долину, по краю оврага, а царевич и Иляна-Косынзяна остались на месте, радуясь тому, что волк их не растерзал.
Оставим пока молодых в лесу и посмотрим, что сделали его недотёпы-братья. С тех самых пор как расстались с Александру, бродили они по полям и лесам, и стреляли всех птиц, что на глаза попадались. Собьют птицу, ощипают её и засовывают перья в перемётные сумы. Наполнили они перьями сумы, до самого верха, а кроме того набили и с собой прихватили целую груду неощипанных птиц. Когда надоело им бродить по-белу свету, вернулись они к колодцу. Поискали перстни и нашли их на месте. Свои они взяли, на палец надели, а перстень Александру не тронули и стали ждать младшего брата.
Наконец увидели, что идёт он.
— Вот, чёртов дурень! Чего только он не раздобыл! Теперь, по его милости, над нами весь народ потешаться будет, — сказал старший брат среднему, и добавил: — Слышь, брат, когда он нагнётся за перстнем, я ему снесу мечом голову, а ты руби его на кусочки. А не сделаешь так, то я и тебя и его зарежу.
Подошёл Александру, поздоровался. Старшие братья прикинулись, что рады. Потолковали они о том, о сём, а когда Александру нагнулся за перстнем, старший снёс ему голову мечом, а средний изрубил на куски и бросил их в колодец. Но сделал он это не по своей воле, а по принуждению: смерти боялся.
Как только братья убили Александру, Иляна-Косынзяна и золотой конь взвились в поднебесье и улетели к дворцу старого царя. Но на землю не опустились, а за облаками схоронились, так что никто не мог их даже увидеть. Царевичи-убийцы остались, правда, с яблоней и голубем, но и от них никакой пользы не было. Почему же так? Чуть только зарубили они младшего брата, как голубь сменил свои перья и обратился в ворону, а яблоня увяла и вскоре вовсе засохла.
Совершили старшие братья своё чёрное дело и вернулись домой.
— Здравствуй, царь-батюшка!
— Добро пожаловать, сыновья любезные! Ну как, удалось вам чего-нибудь раздобыть в тех далёких краях, где вы странствовали?
— Удалось, батюшка.
Взял старший сын голубя, ткнул его целиком в воду и мазнул отца по глазам.
— Ну как, батюшка, лучше видишь?
— Ой, сынок родимый, до сих пор я видел как сквозь пелену густую, а сейчас, после того, как ты мазнул меня по глазам, совсем ничего не вижу. Что уж тут говорить… никакого от тебя проку нет. Мог бы и домой не возвращаться. А куда вы Александру дели, что с ним сделали?
— А что нам было с ним делать? Ничего не сделали.
— Ох, и скучаю же я по сыночку моему меньшому и любимому…
Так и остался старый царь ждать Александру с целебным снадобьем. Очень он маялся и тосковал, чаял хоть голос его услышать, хоть знать, что тот рядом. Ведь раньше только Александру день-деньской не отходил от отца, привечал его и ухаживал за ним.
Когда царевичи-убийцы бросили изрубленного Александру в колодец, то колодец тотчас же высох.
А в это время, волк по лесу рыскал и захотел пить. Понёсся он к колодцу, чтобы воды напиться, но не успев даже добраться туда, почуял что-то неладное и сказал:
— Плохо дело… сдаётся мне, что брат мой, Александру, лежит в колодце зарубленный старшими царевичами.
Добежал волк до колодца и попробовал напиться. А воды нет — пересохла. Вгляделся волк получше и увидел, что его названный брат на дне лежит.
— Горемыка, ты, горемыка! — вздохнул он. — Здесь бы и сгнили твои косточки, ежели бы меня жажда не мучила.
Спрыгнул он в колодец и вытащил зарубленного царевича. Затем сложил кусочки, как положено, так что всё тело собрал. Только поджилки куда-то пропали. Как тут быть? Увидел волк, что на поляне телёнок пасётся, зарезал его, съел, а поджилки приладил к ногам Александру, туда, где им положено быть. Затем оттащил он бездыханное тело чуть подальше, а сам разлёгся рядом, прикинулся мёртвым.
Пролетела сверху стая воронов, почуяли они запах падали, стали над ним кружиться и каркать. Один сказал: «Карр-карр-карр, а волк-то сдох!» Другой перечит: «Карр-карр-карр, волк не сдох, только прикидывается». Каркали они, каркали, кружились, кружились, да и опустились на волка.
Волк сразу же вскинулся, изловчился и схватил вороньего царя. Горе взяло остальных.
— Помилуй ты его, отпусти на волю! — взмолились они. — Это наш царь, он всех нас уму-разуму учит, а ежели ты его съешь, осиротеем мы, худо нам придётся, никто нас не защитит.
— Ни за что не отпущу, пока вы не доставите мне живой и мёртвой воды. А откуда достанете — это уж ваше дело.
Обрадовались вороны, когда услышали эти слова. Разлетелись они во все концы света и только восемь из них вернулись к волку с живой и мёртвой водой. Четверо вылили из клювов мёртвой воды в один пузырёк, а четверо живой воды — в другой.
Отпустил волк вороньего царя на все четыре стороны и обрызгал тело Александру мёртвой водой. Раны тотчас же затянулись, голова приросла и лежал он такой, будто только что умер. Затем влил волк ему в рот несколько капель живой воды и Александру тотчас же воскрес. Увидел он волка рядом с собой, и не знает, что сказать.