Румынские сказки
Шрифт:
Затем прошептал он заветные слова, снял с братьев заклятие и обратил их снова в людей. Дал им по одному сменному коню, а себе оставил серебряного коня и пустились они дальше в путь.
Ехали они, ехали, пока не увидели перед собой золотой мост, краше которого в мире нет и не бывало.
Сделали они и здесь привал, а Свинцовый Богатырь велел братьям расседлать коней, стреножить их и пустить на траву пастись. Но братья стали перечить:
— Ишь ты, каким барином стал, только и знаешь что приказываешь, а мы должны исполнять!
Опечалился Свинцовой Богатырь услышав такие слова, но виду не
Пока они ели и пили он всё печалился и в уме прикидывал как ему с братьями быть. Ведь если он их обратит в головешки, а сам погибнет из-за двадцатичетырёхголового змея, что примчаться сюда должен, то бедолаги на веки-вечные головешками и останутся. «Лучше, — подумал он, — обращу я их в два ключа-родника чистой воды. Всякий, кто здесь пройдёт, воды попьёт и мне спасибо скажет за доброе дело».
Задумано-сделано. Тотчас же обратились старшие братья в два чистых ключа-родника, один слева, другой справа от дороги. Вода в них прозрачная, блестит и переливается камнями-самоцветами, струйки перешёптываются с цветами, что на берегу растут.
А Свинцовый Богатырь тем временем под мост схоронился. Когда полдень наступил, вдруг такой гром и грохот раздался, будто конец света близится. Это змей поганый к мосту мчался.
Не успел богатырь оглянуться, как двадцатичетырёхголовый змей тут как тут, на золотом коне, который так топал и ржал, что небеса содрогались, ходуном ходили.
Поравнялось чудище с мостом, а Свинцовый Богатырь хвать коня за ногу и, на всём скаку остановил, будто пригвоздил. Конь золотой споткнулся, вскинулся и зашвырнул змея в высь поднебесную, а когда тот обратно упал, своими подковами его поддержал. Но змей тотчас же оправился, через голову перекинулся, вскочил на коня и заорал:
Смирно стой, златой мой конь, Иль швырну тебя в огонь!Я-то никого на свете не боюсь, одного лишь Свинцового Богатыря, да и его не шибко-то опасаюсь, потому как знаю, что он сюда не может появиться, еле успел на свет белый народиться.
Свинцовый Богатырь вышел из-под моста и крикнул:
— А я здесь, ворюга-змей! Говори быстро, как ты хочешь со мною биться — на мечах острых рубиться или врукопашную схватиться?
— Пожалуй, врукопашную схватиться, так оно честнее будет, — ответил змей.
И закипел между ними бой не на жизнь, а на смерть, никак ни один верх взять не может.
Змей от бешенства пеной исходит, по всякому старается, а с богатырём не в силах сладить.
— Слышь, Свинцовый Богатырь, сдаётся мне, что надобно нам иначе бороться. Я обращусь в колесо стальное, а ты — в колесо свинцовое, взберёмся на вершины двух соседних гор, вниз ринемся и сшибёмся. Какое колесо разобьётся, тому и смерть принимать.
— Ладно, будь по-твоему! — согласился Свинцовый Богатырь.
Вкатилось стальное колесо на вершину одной горы, свинцовое — на вторую вершину и друг на дружку что есть силы ринулись. Как помчались они, из стального колеса искры и осколки посыпались по камням и скалам, а свинцовое только чуть погнулось кое-где. Когда к подножью долетели и сшиблись, от стального колеса
Не пришлось змею это по душе, решил он попытать счастья иначе.
— Слышь, Свинцовый Богатырь, вот что я сейчас надумал: я обращусь в красный язык пламени, а ты — в синий, взлетим мы в высь поднебесную и там поборемся.
— Ладно, будь по-твоему! — согласился Свинцовый Богатырь.
Превратились они тотчас же в два огромных языка пламени — один красный, другой синий, взвились в высь поднебесную, всю землю озарили и битву начали. Долго боролись они там не на жизнь, а на смерть, как вдруг закружились над ними три ворона, кружатся и каркают.
Почуял змей, что не к добру это, но всё-таки собрался с духом и крикнул воронам:
— Чего вам здесь надобно, подлые вороны? Неужто плоть мою съесть, или кровь мою выпить? Лучше бы вам вниз спуститься, водицы в клюве и на крыльях принести, сюда подняться и синее пламя залить. Коли сделаете так, я вам дам мяса на целых три месяца.
Свинцовый Богатырь тоже не растерялся и попросил воронов:
— Лучше бы вы, вороны-удальцы, залили водой красное пламя! А я так угощу вас мясом, что целых три года сыты будете!
Обрадовались вороны, принесли воды и выплеснули на красное пламя. Сникло оно и синий огонь налетел и стал гнать его до самой земли. А уж там Свинцовый Богатырь перекинулся три раза через голову, снова обратился в человека, выхватил меч, вмиг отсёк все двадцать четыре головы змеевы и тут же отдал их воронам как посулил. Прилёг он затем отдохнуть, а то очень устал после таких жестоких боёв. Отдохнул как следует, встал на ноги и прошептал заклинания заветные, после чего его братья снова человеческий облик приняли.
Сейчас владел Свинцовый Богатырь двумя конями — серебряным и золотым, а каждый из братьев — двумя медными. Поехали они дальше, путь перед ними не близкий — целых три месяца скакали. Миновали они густой лес, выбрались на пригожую поляну и увидели, что вдали красуется высокий терем, драгоценными каменьями усыпанный, так что сверкал он на солнышке чистым золотом.
Поляна была вся покрыта мягкой зелёной травой, которая так и манила к отдыху. Братья спешились и привал устроили.
Свинцовый Богатырь наказал братьям ждать его здесь, на месте, пока он не проведает, что это за терем. А вдруг там скрываются злодеи какие, которые их всех погубят? Согласились братья, а он пошёл к терему, но зайти внутрь сперва не смог, потому что вокруг стояла железная стена, да такая высоченная, что только птице впору перелететь. Была эта стена вся выкована из одного куска железа, и следа ворот на ней не было.
Терем принадлежал тем трём змеям, которых одолел и убил Свинцовый Богатырь.
Стал богатырь прикидывать как ему быть, что сделать, чтобы внутрь пробраться, пока не вспомнил совет деда Отшельника. Перекинулся он три раза через голову, обратился в белоснежного голубя, взвился высоко в воздух и перелетел в сад золотого терема. А там в саду сидели и любовались цветами старая змеюка — мать трёх змеев и их жёны.
Голубь стал по саду порхать, то на яблоню усядется, то на грушу, то на куст цветущий, вокруг змеюк вьётся, чуть ли на плечи им не садится.