Рунный след
Шрифт:
Мальчик рывком вскинулся — и прямо перед собой увидел дверь. Притолока проступала сквозь белизну далеко впереди. Славка встал. Неторопливо, сдерживая себя, зашагал туда. И перед самыми ступенями наткнулся на троих. Один стоял у порога, двое других — совсем рядом, протяни руку, и коснешься. Туман с готовностью рассеялся: это были Алешка и Рик. Точь-в-точь, как сидели сейчас на празднике. Алешка стоял ближе, и можно было разглядеть даже грубую штопку на рукаве и ссадину на подбородке. В первый миг толкнулось недоумение: как же так, Алешка-то тут почему?! Но тут же Славка дернулся от понимания — было за что. За вранье во время побега, за испуг и отказ
— Простите, — вырвалось у него. Получилось глупо, но туман тут же поглотил голос.
Славка пошел к двери: осталась последняя фигура: мальчишеская, одного с ним роста. На мгновение показалось, что впереди стоит зеркало. Желудок свернулся в клубок и толкнулся в горло — это не отражение, а он сам. В походной одежде, с вытащенным из ножен мечем. На рубахе, штанах, даже лице темнели брызги чужой крови, такой свежей, что ощущался запах. Взгляд цеплялся за мелочи вроде не до конца зашнурованного ворота, пятнышка грязи на шее и, наконец, Славка глянул в глаза своему двойнику. Не кукольно-стеклянные, а чуть прищуренные, упрямые глаза человека, не сомневающегося в своем праве убивать. Тошнота поднялось волной, как тогда, после убийства управляющего Михана, и так же сшибла мальчишку с ног и заставила согнуться…
За дверь Славка не вышел, выполз, цепляясь за косяк. Сел на пороге, прислонился затылком и спиной к плотно закрытому выходу. На губах остался противный вкус, рубашка неприятно липла к спине — струйка пота стекла от шеи до поясницы. Доска скрипнула, и мальчик в ужасе развернулся, навалился с силой на дверь плечом. Ему вдруг показалось, что с той стороны стоит его двойник и трогает ручку, пытаясь выйти.
Белый туман гасит звуки, заволакивает все — не видно, куда ставить ногу. Он все гуще и гуще, залепляет лицо, становится трудно дышать, а легкие горят от бега. Вправо. Звук шагов вязнет в густой белизне. Влево. Дышать невозможно, словно грудь сдавила очень тесная кольчуга. Славка ловит губами воздух, в глазах темнеет — и он просыпается.
Над головой очень темное небо с крупными огоньками звезд. В свете костра видно, как Атен чинит упряжь, близко наклоняясь к пламени. Все правильно, сейчас его вахта. Рядом с плечом сопит Алешка, с другой стороны спит Влад. Славка осторожно вытянулся на спине, стараясь не разбудить друзей. Вот уже третий раз — каждую ночь после ухода из поселка! — ему снится этот сон. Белый туман, бесконечный зал. Славка мечется, пытается найти хоть одну фигуру, но кругом пусто. И это самое страшное, потому что тут все наоборот: можно увидеть тех, кому принес добро.
Мальчик повыше натянул на плечи шкуру, Влад всегда стаскивает на себя. Нужно уснуть, а то скоро вахта. Да и тумана больше не будет, такое не снится больше одного раза за ночь. А хорошо, что горные не додумались построить такой «перевернутый колодец»! Хотя вопрос: рискнул бы Славка туда влезть? «Забавно, — усмехнулся про себя. — В свой ад заглянуть не так страшно».
Он подышал на руки, пытаясь согреться. Чтобы перейти границу, пришлось забраться повыше в горы. Завтра уже начнут спускаться — спасибо дайарене, провела на земли Сизелии.
…Из поселка уезжали рано утром. Кони отдохнули и не обращали внимания на прибавившийся груз: одну из лошадок отдали Антону взамен погибшей, да набрали еды и дров в дорогу. Но ехали очень медленно. Провожать вышли все. Матери держали младенцев на руках, а одного старика усадили прямо на землю. Жителей было не меньше сотни, они стояли рядами по обочинам и смотрели на уезжавшую дайарену. Молча. Все, человек сто — даже младенцы — не плакали, а покалеченный старик сдерживал хриплое свистящее дыхание. Славка прятал глаза, не смея взглянуть в лица, очень красивые, смуглые, сейчас окаменевшие и точно припорошенные пылью.
Остальные тоже отводили глаза. Только ехавшая впереди дайарена не опускала голову и равнодушно смотрела прямо перед собой.
Она проводила путников до границы и почти сутки вела вдоль нее, скупо отвечая на вопросы ведуна. Талем и сам пытался «промять» невидимый барьер, но то, на что у дайарены уходил короткий взгляд, выматывало его до дрожи в руках. Он все больше мрачнел, осознавая, что границы слабеют и тут. Удержать их сил не хватит — даже если соберутся все ведуны пограничных княжеств — а значит, падение Башен неизбежно. Краткие ответы дайарены подтверждали его догадки.
В Сизелию попали так просто, словно через Башню шли. Там, на чужих землях, дайарена сказала ведуну:
— Да помогут нам духи, когда падут границы. В горы придут ваши люди и первым делом выжгут поселки. Вы не потерпите нас на своих тропах.
Талем смолчал.
Уже когда прощались и горные были готовы развернуть коней, ведун спешился и подошел к женщине. Дайарена чуть наклонила голову, глядя на Талема с высоты. Напрягся за ее спиной «паж», следя за чужаком сощуренными глазами. Ведун осторожно отцепил старческие пальцы от повода и поцеловал руку. Славке показалось, что он просит прощения за будущее, в котором им, возможно, придется стать врагами. Женщина понимающе кивнула, и Талем отступил назад.
— Подождите! — крикнул Тимс, соскальзывая с седла. Молодой ратник подбежал к дайарене, вскинул голову, заглядывая женщине в лицо: — Госпожа, прошу вас, верните любовь Талему и возьмите мою! Он же такую цену заплатил за меня. Вы не думайте, я не головастик какой, у меня есть… только она все равно не нужна. Так лучше заберите вы эту любовь! А Талему — верните, пожалуйста, госпожа!
Дайарена брезгливо отстранилась, словно жар, с которым убеждал Тимс, мог опалить. Качнула головой:
— Нет. Мне нужна любовь ведуна, — последнее слово она подчеркнула.
Тимс отчаянно выкрикнул:
— Но он же все равно никого не любит! А я… Берите. И верните ему.
Дайарена усмехнулась, торжествующе, будто зная что-то, неведомое Тимсу. Взглянула на своих воинов: уберите, мол. Те тут же оттеснили ратника в сторону, многозначительно покалывая под ребра копьями. Короткий командный вскрик, дробный стук копыт по камням — и небольшой отряд исчез в ущелье…
Славка с досадой перевернулся на другой бок — ну никак не спалось! Думалось: каково это Талему — пожертвовать таким ради чужого народа? В то, что дайарена все исправит, Славка верил слабо, да и ведун не такой человек, чтобы, узнав правду, требовать любовь обратно. Сказал же Талем дайарене: знал бы раньше, отдал бы добровольно. Эта мысль кусала Славку, точно привязчивый слепень, и, чтобы отвлечься, он стал размышлять о Межанских лесах.