Русалим. Стихи разных лет

Минаков Станислав Александрович

«мужик как будяк на погосте…»

мужик как будяк на погостеторчит посерёдке пригоркасвои невесёлые костиархипка артёмка егоркаон вынес на травы просторахандра ли хондроз ли артрит лигорбат от вопроса простоваан нету ответу антипкеон тронет корову за вымяотринет торчащие веткихрен с нами – мы вышли кривымяно детки но детки но деткион вспомнит про дочкины косыпро ейные серые глазкии выкурит три папиросытравинку сгрызет для острасткииль выкрутит три самокруткисердешной слезе потакаяа что удалась кроме шуткикровиночка доня такаяи этот шатун кареокийчто патлы до пояса носитменяет портки как пороки…остапка стоит на покосеи видит что твердь голубаяа

туча ей сущность иначити вспомнив сынка раздолбаясморкается лыбится плачет20–31 декабря 2004 г.

Кузнечик

Елене Буевич и сыну её Ивану

Час настал, отделяющий души от тел,и застыла ветла у крыльца.И кузнечик, мерцая крылами, слетелна худую ладонь чернеца.И продвинулась жизнь по сухому лицу,и монах свою выю пригнул.И кузнечик в глаза заглянул чернецу,и чернец кузнецу – заглянул.«Как последняя весть на ладони моей,так я весь – на ладони Твоей…» —молвил схимник, радея о смерти своейи луну упустив меж ветвей.«Перейти переход, и не будет конца —в этом знак кузнеца-пришлеца.Переходного всем не избегнуть венца —по веленью и знаку Отца.Нет, не смерть нас страшит, а страшит переход,щель меж жизнями – этой и той.Всяк идёт через страх на свободу свобод,и трепещет от правды простой».И ещё дошептал: «Погоди, Азраил,не спеши, погоди, Шестикрыл!»Но зелёный разлив синеву озарил,дверцы сферного зренья открыл.И послышался стрекот, похожий на гул,и как будто бы ивы пригнул.…И кузнечик бездвижную руку лягнул:в неизбежное небо прыгнул.9–12 октября 2007 г.

Триптих по отцу

«Як страшно буде, коли мерзлу землю стануть на гроб кидати…»

Слова преподобного Амфилохия Почаевского (Головатюка), сказанные им перед кончиной, в декабре 1970 г.

1

…А покуда шавки вокруг снуют, примеряя челюсти для верняка, ты поведать волен про свой уют, про уют вселенского сквозняка, коли понял: можно дышать и тут, на перроне, вывернув воротник, даже если ночь, и снега метут, и фонарь, инфернально моргнув, поник. Да, и в здешней дрожи, скорбя лицом, заказавши гроб и крест для отца, ты ведь жив стоишь, хоть свистит свинцом и стучит по коже небес пыльца. Город – бел, и горы белы, холмы. И твоя действительность такова, что пора читать по отцу псалмы. …Где ж тот поезд каличный «Керчь – Москва»? Ведь пора идти отпевать отца по канону, что дал навсегда Давид. Да в итоге – снежище без конца и ментов патрульных унылый вид. Ты живой? Живой. Вот и вой-кричи!«Всюду жизнь!» – нам сказано. Нелегка?Но прибудет тётушка из Керчи.И Псалтирь пребудет во все века.А отец лежит – на двери, на льне,в пятиста шагах, как всегда, красив…В смерти есть надежда. Как шанс – на днеощутить опору, идя в пассив.Смерть и есть та дверь, что однажды насприведёт, как к пристани, в те сады,где назначен суд и отмерян час,и лимита нет для живой воды.13 марта 2005 г., Прощёное воскресенье

2

Катафалк не хочет – по дороге, где лежат гвоздики на снегу.…Рассказал профессор Ольдерогге то, что повторить я не смогу:про миры иные, золотые, без придумок и без заковык.Пшикайте, патроны холостые! Что миры? Я к здешнему привык.Катафалк, железная утроба, дверцей кожу пальцев холодит.А внутри его, бледна, у гроба моя мама бедная сидит.Этот гроб красивый, красно-чёрный, я с сестрицей Лилей выбирал.В нём, упёрший в смерть висок точёный, батя мой лежит, что адмирал.Он торжествен, словно на параде, будто службу нужную несёт.Был он слеп, но нынче, Бога ради, прозревая, видит всех и всё. Я плечом толкаю железяку: не идёт, не катит – не хотит. Голова вмещает новость всяку; да не всяку сердце уместит. Хорошо на Ячневском бугрище, где берёзы с елями гудут! Ищем что? Зачем по свету рыщем? Положи меня, сыночек, тут! Через сорок лет и мне бы здесь лечь, где лежит фамилия моя. Буду тих – как Тихон Алексеич с Александром Тихонычем – я. А пока гребу ногой по снегу, и слеза летит на белый путь. Подтолкнёшь и ты мою телегу – только сын и сможет подтолкнуть.5, 17 марта 2005 г.

3. СОРОКОВИНЫ

Третий день… девятый… сороковый … Враз поправит Даль: сороковой.Что толочь-трепать словарь толковый, безтолковый в песне роковой!Горевые думы домочадца: домовиной память горяча.Батя прилетает попрощаться. Тает поминальная свеча.Я гляжу, поддатый, бородатый, на немую вертикаль огня.Батя, ты теперь – прямой ходатай пред Престолом Божьим за меня.Ты отныне выйдешь в бело поле Серафимов, Ангелов и Сил.Ты такого не видал – тем боле ты всегда немногого просил.Как тебе? Не холодно скитаться? Может статься, даже весело?Я – с тобой не прочь бы посмеяться. Только – нынче губы мне свело.Всё сегодня видится нерезко… Колыхнулась пламени стрела.Шелохнулась, что ли, занавеска?.. И душа – узнала, обмерла.20–21 марта 2005 г.

«В неделю первую Поста…»

В неделю первую Постабыла еда моя проста,да тяжек ум. Хотя в капели,слетавшей с синего холста,я слыхом слышал Те уста,что говорили или пели.В неделю первую Постабыла душа моя чистаи по отцу сороковинысправляла. И, неся свой крест,сквозь слёзы видела окрестсвои ж безчисленные вины.Не досчитавши до полста,я список лет прочёл с листаи, ужаснувшись, благодарен:у Гефсиманского кустамне тоже Чаша – не пуста,напиток огненный – нектарен.29 марта, 7 августа 2005 г.

«Никакой надел не хочу делить…»

Маме

Никакой надел не хочу делить.Я и сроков вовсе не жажду длить.Но – как Бог велит. Значит, жив покуда.И, сквозя, как ялик, меж битв, ловитв,я храним лишь словом твоих молитв.Знать, свинья не съест, коль продаст иуда.Много-много звёздочек в небесех.Отчего же матушку жальче всех?Погляди, скиталец, сквозь сор метельный.И видна ли зиронька – не видна,Но хранит тебя – лишь она одна.Как един, на ниточке, крест нательный.29 марта, 15 августа 2005 г.

Про Иова

1. И тогда Саваоф говорит:Я не слышу, что он говорит.Погодите, пусть он говорит…2. Все затихли, а он говорит:Подаянье Твое – велико.Стражник Твой меня зорко стерёг.3. Ты пролил меня, как молоко,Ты сгустил меня, словно творог.Надо мной Твоя стража стоит.4. А на мне – плоть гниёт и болит.Я живу, опрокинутый ниц.Я не вижу ресницы денниц.5. Мои вежды закрыла метель.Вот во тьме застелю я постель,Вот я гробу скажу: ты отец,6. Вот я червю скажу: ты мне мать,И настанет конец наконец.Кого нету – не сможешь имать7. Даже Ты, даже Ты, даже Ты…Что же Ты свысока, с высотыМалых плющишь и нищишь?.. Я – плющ,8. Овивающий стопы Твои.Но скажи, где же дети мои,Где верблюды и овцы мои?9. Отчего я и гневен, и злющ,И гугнивее день ото дня?И тогда Саваоф говорит:10. Твои дети, стада – у меня.Не пекись, не печалься о них.Я забрал их от здешних корыт,11. Чтоб сокрыть во чертогах иных.Отвечай перед Отчим лицом:Ты ли будешь тягаться с Отцом?12. Ты ли выправить волен Мой суд,Оправдаться ль, Меня обвинить,Коркодела поддети на уд,13. Нечестивых во тьму отменить?Бедный Иов тогда говорит:Был я слухом, но зрением – врал,14. Я в Тебе видел только себя.А теперь я увидел Тебя!И тогда Саваоф говорит:15. Посему – принимаю тебя,Вдвое больше воздам, чем забрал.И другим говорит: этот – мой.16. Этот – мой, пусть его поживёт,На земле поживёт на живойИ, насыщенный днями, умрёт.

Памятник

На 70-летие со дня рождения художника Станислава Косенкова

Се, в бронзе замер ты, провидец Косенков,в прозябшем свитерке на улице Попова —Рождественки росток, остудою секом, —На ход земной отсель глядеть всегда и снова.По левую – базар, по правую – собор,завязаны узлом в душе иль свет, иль темь их.Но русский лишь тому понятен разговор,кто в русском поле сам – и борозда, и лемех.Нет, весь не умер ты! Сказали: стань и славь,и ты взошёл на столп – всецелая награда —вознесен на века, как орден, Станислав,близ Огненной дуги, на грудь у Бела града.Пусть бражники нальют тому, кто недобрал,пусть слабые, боясь, забудутся в постели.А столпнику – стоять. Предтечею добра.И вслушиваться в звук свиридовской метели.21.10.2011 г.

Виноград

Ветку выставил пикой и врезался в глаз —мой открытый, красивый, здоровый —сверх очков. Ну а в чём виноват грешный аз?С табуретки коровойперепуганной прянул, ладонью закрылбедный глаз. Раскатилисьгрозди враз из ведра. Виноград – пятикрылбросил лист на тропинку… Так стилосуказующий ткнулся мне в око, и вотя «снимаю умняк», разумея:виноград, как старинная битва, живётиль Егорий, пронзающий змея.Значит, левый – закрой? Стал-быть, правым глядеть.Видит хуже, но правый.Виноград-гладиатор поймал меня в сеть,честной палкой сразил – не отравой.Думай, думай, мудрило, смекай, просекай,в чём вина, коли плачет и плачетполовина лица. Знать, зашёл ты за крайи в вине твоя истина, значит.