Русалка в бассейне. Новое дело графини Апраксиной
Шрифт:
— Мы выпили кофе и значительно протрезвели, — невозмутимо ответил Генрих.
— Он так и поехал на машине? — спросила Апраксина.
— Ну да! А я ехал следом, сопровождал его на всякий случай. Не мог же я выпустить его на дорогу одного!
— Тоже герой… — фыркнула баронесса. — Надо было просто уложить его спать до утра.
— Я пытался. Но он не соглашался, уверяя, что его ждут какие-то важные дела поутру.
— И вы проводили его до самого его дома?
— Его или не его, но до какого-то дома я его проводил и подождал, пока его
— Кто его вводил в дом?
— Какая-то особа женского пола. Я не приглядывался, поскольку она была в почти прозрачной ночной рубашке.
— В пьяном виде Генрих становится особенно целомудренным, поскольку однажды ему это дорого обошлось — именно в таком виде он сделал мне предложение, — насмешливо сказала баронесса.
— В чем ничуть не раскаялся, когда протрезвел и вспомнил, — галантно сказал Генрих и поцеловал руку жене, вслед за тем получив той же рукой по лбу.
— А где это было, в Блаукирхене? — спросила Апраксина.
— Нет. Это было где-то недалеко от Тегернзее. Мне запомнился указатель на Тегернзее.
— Понятно. Ну что ж, выходит, что алиби у господина Бараташвили действительно есть.
— Есть-есть! В таком виде старушек не мочат! — сказала баронесса.
— Ну а как прошел тогда вечер у вашей тетушки?
— Благодаря тебе не так скучно, как обычно, когда нам не удается от него отвертеться. Мы наблюдали за княгиней Махарадзе и чувствовали себя при деле.
— Мы даже вели при ней провокационные разговоры с гостями, — поддержал барон. — Альбина спросила, не знает кто-нибудь хорошего и недорого садовника, а я сказал, что ищу временного работника на ферму. Но княгиня на это не клюнула и никак не прореагировала.
— А как она вообще вела себя в тот вечер?
— Как обычно — в основном злословила, — пожала плечами Альбина.
— Бедняга! — вздохнула Апраксина. — Если бы знать заранее, в какой день нас ожидает смерть…
— В любой, — философически ответил Генрих. — Единственный способ не попасть впросак — думать именно так.
— Вы правы, дорогой Генрих, — сказала Апраксина, ласково взглянув на барона.
— Хотя нет, я клевещу на покойницу! — сказала Альбина. — Один раз ей удалось сказать нечто доброе: она похвалила новые пирожные Генриховой тети. Та предложила рецепт, но княгиня отказалась. И в самом деле, зачем тебе рецепт, если ты уже уволила кухарку?
— А как получилось, что вы пригласили Георгия Бараташвили продолжить вечер у вас?
— Это вышло почти случайно. Тетка запрещает курить в гостиной, и мы с ним одновременно вышли на балкон и сели в кресла возле столика, специально отведенного для курильщиков. Поскольку сидеть рядом и молчать было бы неловко, мы начали разговор. Точнее, он первый заговорил со мной: пожаловался на традиционную «четверговую скуку» и на тяжкую судьбу «единственного и, увы, любимого племянника старой тетки». При этом он позволил себе шутку, которая стоит вашего внимания, графиня! Он сказал: «И мне предстоит еще долгие годы опекать мою тетушку, ведь мы, грузины, известные долгожители — это у нас в генетике!»
— Значит, он думал, что его тетка проживет еще долго! — сказала Альбина.
— Или хотел, чтобы другие думали, что он так думает, — заметила Апраксина. — А о чем шел разговор здесь, за прекрасными наливками и настойками Альбины?
— Они оба несли такую жеребятину, что уже через час я не выдержала и смылась, ушла спать. Этот племянник знает невероятное количество малоприличных анекдотов, он их просто выстреливал один за другим. Генрих сначала спасовал, а потом опомнился и тоже подключился. Откуда ты-то знаешь столько похабщины, Генрих? Ты же вроде бы учился в привилегированном заведении?
— Оттуда и знаю. Это специфика закрытых учебных заведений для мальчишек! А ты заметила, в каком он был восторге от моего буршества?
— Ну еще бы! Он даже пытался заносить их в записную книжку, пока еще мог держать в руке не только рюмку, но и авторучку.
— И что потом? — спросила Апраксина.
— А потом я иссяк, и он стал собираться домой. Так что приходится признать, что ваше задание мы провалили, графиня.
— Зато обеспечили Георгию Бараташвили сокрушительное алиби на всю ночь! — сказала Альбина.
— Как знать, как знать, — возразила Апраксина. — Во всяком случае, ваши наблюдения за племянником во многом снимают подозрения на его счет: ведь если рассуждать по принципу «кому выгодно», то смерть княгини Кето была выгодна в первую очередь ему как наследнику.
— А почему вы думаете, что наследник именно он? — спросила Альбина. — Уже известно содержание завещания?
— Нет, пока никакого завещания не найдено. Во всяком случае, у адвоката княгини Кето Махарадзе его нет. А почему ты думаешь, Альбина, что у княгини может оказаться другой наследник?
— Сама не знаю. Я вдруг вспомнила о женихе нашей Марго: он ведь стал наследником своего сына, и я подумала, что наследницей княгини Кето, если не будет найдено никакого завещания, скорее всего станет княгиня Нина Махарадзе, свекровь покойницы.
— Бабушка Нина? — улыбнулась Апраксина. — А в самом деле, почему бы и нет? Ай да Альбина, я вот до этого не додумалась!
— И тогда, следуя системе «кому выгодно» вы заподозрите бедную старушку в том, что она задушила невестку своими цепкими старушечьими ручками? — насмешливо спросил Генрих.
— Почему обязательно «собственными»? — задумчиво спросила Апраксина. В эту минуту ей вспомнились сильные смуглые руки Анны-Авивы, складывающие втрое записку с телефоном инспектора Миллера. Странная манера складывать бумажки! Но именно так было сложено объявление из газеты «Русская мысль», обнаруженное в кармане «русалки из бассейна».
— Ты меня прости, Лизавета, но по-моему это пив какие ворота не лезет! — сказала Альбина. — Разве такие древние старухи бывают убийцами?
— Случается. Для убийства требуется не столько сила, сколько сильная страсть и некоторые организационные способности.