Русская Америка. Слава и боль русской истории
Шрифт:
Но тут вновь подгадила «англичанка»… Лондону становились поперёк горла и новый торговый русско-французский договор 1786 года, и русские успехи на Юге – в Таврии и Новороссии, и русские планы в Северо-Западной Америке… Поэтому Лондон спровоцировал на новую войну с Россией Турцию (с 1787 по 1791 г.), а затем – и Швецию (с 1788 по 1790 г.). Сумасбродный шведский король Густав III вознамерился вернуть утраченные при Петре земли и даже овладеть Петербургом!
Вместо кругосветного похода Муловскому пришлось собираться в поход военный. Указом императрицы от 28 октября 1787 года экспедиция была отменена. («…Приготовленную в дальнее путешествие под командою флота капитана Муловскаго Експедицию, по настоящим обстоятельствам
Муловский на «Мстиславе» начал боевую кампанию, участвовал в 1788 году в сражении у Гогланда, а 17 июля 1789 года в сражении у острова Эланд, у южных берегов Швеции, погиб в чине капитан-бригадира. Капитан Крузенштерн, когда добрался в ходе первого состоявшегося русского кругосветного путешествия до тех мест, куда стремился Муловский, не забыл о своём погибшем командире и назвал его именем мыс на Южном Сахалине, открытый в 1805 году. И вот уж это географическое название стало на своё место прочно – на вечные времена.
Муловский погиб, так и не испытав своих «звёздных часов», а через год – 3 августа 1790 года Русско-шведская война закончилась Верельским миром, по которому русские и шведы остались «при своих»… В явном выигрыше оказалась лишь Англия. И, хотя её недоброжелательство к России было очевидным, негласные её позиции в Петербурге укреплялись.
Не поэтому ли, в том числе, запущенность дел в государстве всё более поощрялась, а люди дела задвигались в поздней екатерининской России в дальний угол? Не потому ли Биллингса ценили выше Сарычева, а эпигонские прожекты Тревенена подавались императрице так, что они ставились выше оригинальных проектов Шелихова?
Собственно, если быть точным, то и относительно Муловского не всё так было у Екатерины гладко, как это могло показаться её некритическим апологетам. Даже если бы Муловский вышел в свой океанский поход, он вместо хладных вод Петропавловской гавани Камчатки мог оказаться в очень жарких водах. В сентябре 1787 года императрица писала находившемуся в Крыму Потёмкину: «…Ещё пришло мне на ум к тебе писать и требовать твоей мысли: ты знаешь, что Муловски[й] наряжен обходить Кап де Бон Эсперанц (мыс Доброй Надежды, южная оконечность Африки. – С.К.) и поехать к Камчатке. Вместо того – не лутче ли будет под видом той экспедиции оборотить его деятельно в Красное море, на Мекку и Медину, незаметно делать туркам пакости. Я отъезд его уже под рукою остановил[а], а естьли ты мысли мои похвалишь, то отправлю его доподлинно, и он не будет знать, куда едет, дондеже доедет до Кап де Бон Эсперанс…»
Впрочем, Екатерину можно было понять – в тот момент «на носу» у неё была южная война с турками, и основное своё внимание императрица сосредотачивала тогда на Новороссии, возникшей трудами того же Потёмкина, его соратников Суворова и Ушакова, и трудами десятков тысяч русских солдат, моряков и просто рабочих людей.
Вокруг мыса Доброй Надежды Муловскому, налево ли – к Мекке, прямо ли – к Камчатке, счастье пройти не выпало. Потёмкин, командуя русскими войсками в Русско-турецкой войне 1787–1791 годов, умер в год её победного завершения… Опутанная фаворитами не потёмкинского калибра Екатерина старела, запустение в государстве нарастало, нереализованный проект Муловского был отставлен и забыт.
6 ноября 1796 года императрица скончалась, и началось царствование нового императора – сына Екатерины Павла. В своём месте я уже ссылался на свидетельство декабриста барона Штейнгеля о состоянии флота и морской службы в конце царствования Екатерины. Штейнгель был тогда кадетом Морского корпуса, и вот что запомнила его молодая память: «Число кораблей хотя значительно было, ибо, помнится, считалось до 40 линейных кораблей в Кронштадте и Ревеле, но они большею частию были ветхие, дурной конструкции, с таким же вооружением и не обшивались медью, от чего большею частию ходили дурно. Капитаны любили бражничать. Офицеры и матросы были мало практикованы… Офицеры любили куликать, и вообще людей образованных было мало… В порте был во всём недостаток, и воровство было непомерное, как в адмиралтействе, так и на кораблях…»
Картина безотрадная и в чём-то негативно преувеличенная, но всё же явно написанная с натуры.
«Со вступлением на престол Павла, – писал далее Владимир Иванович Штейнгель, – всё переменилось. В этом отношении строгость его принесла великую пользу».
Вспоминал моряк-декабрист и жизнь свою в Морском корпусе. При Екатерине и директоре Голенищеве-Кутузове кадеты жили впроголодь и «впрохолодь»… Но: «не стало «матушки», воцарился Павел Петрович, и переменилось с первых дней положение кадет… Государь отечески занялся заброшенными. Посещения были часты и внезапны. Заботливость гласная и разительная…»
С воцарением Павла стало меняться в лучшую сторону положение не только кадет Морского корпуса, но и положение в государстве. При этом любые положительные подвижки в деле Русской Америки не могли не основываться на делах и идеях великой её фигуры – Григория Ивановича Шелихова.
Собственно, с какого-то момента и до какого-то момента так оно и было. В архивах находятся удивительные, если вдуматься, документы…
Примерно за полгода до смерти Шелихова – 20 ноября 1794 года Иркутский и Колыванский генерал-губернатор Иван Пиль направил в Петербург «всеподданнейший рапорт» на имя Екатерины, полностью посвящённый новой Северной Американской компании Шелихова и его планам по освоению Алеут, Курил и тихоокеанского побережья – «оба противулежащия друг другу матерыя берега Американской и Азиатской земли заняв…».
«План сея новыя Шелихова компании… по мнению моему, – писал Пиль, – не только достойны уважения, но и полезен ко многим выгодам для отечества и общественных…»
В конце своей объёмной записки императрице Пиль писал о Шелихове:
«Оканчивая сие мое всеподданнейшее донесение о деятельности помянутой компании, осмеливаюсь, всемилостивейшая государыня, изъяснить и о самом руководителе той компании Шелихове. Он, занимаяся 22 года морскими купеческими делами, сначала не только жертвовал своим имением на производство оных, простирая тщание свое на открытие мореплаванием новых земель и народов, но не пощадил и себя отдать морским опасностям, как то: в 783-м году, отправясь на трех судах в неизвестное пространство Тихого океана, по претерпении различных от морских волн бедствий, в самом деле обрел неизвестныя дотоле России острова и земли…», и т. д.
Резюмировал же Пиль так:
«…И потому онаго Шелихова яко поистинне трудолюбивейшаго, пользу и славу государства разпространяющаго, а добрым поведением своим пример подающаго, повергая к высочайшему вашего императорскаго величества престолу, всеподданнейше осмеливаюсь испрашивать всемилостивейшаго к нему благоволения, и тем сколько ободрить заслуги его и привесть в большее поощрение, так и в прочих возбудить старание о пользе и славе отечественной…»
А 18 апреля 1795 года в столицу был отправлен рапорт «Правительствующему сенату генерал-майора, отправляющего должность правителя иркутскаго наместничества и кавалера» Ивана Пиля о нуждах судостроения в Охотске и Северной Америке. В обстоятельном рапорте, написанном Иркутским губернатором за три месяца (!) до смерти Шелихова, была обрисована впечатляющая программа Шелихова по развитию корабельного дела на Тихом океане и в Америке при государственной поддержке прежде всего кадрами. Пиль сообщал: