Русская Доктрина
Шрифт:
Одним не нравился советский период истории, другим петербургский, третьим московский, одним казалось, что Россия недостаточно похожа на православную Византию, другим – на евразийскую Чингисханову империю… Претензии “во имя высших ценностей” были разные, а рефрен всегда один: “Пусть погибнет Россия”. Одни страстно ненавидят советский период за то, что он был недостаточно “модерным”, за “совок”, противопоставляемый “правильной” жизни на Западе. Другие, напротив, ненавидят советский период за слишком высокую степень модернизации по сравнению с “Россией, которую они потеряли”. Но точно так же петербургский период ненавистен как тем, кто видит в нем “западный псевдоморфоз” оригинальной культуры Московской Руси, так и тем, для кого петербургская Россия “недоразвита” по сравнению с Европой и миром. Даже по отношению к Святой Руси находятся те, кто склонен занимать “реакционную” позицию с опорой на язычество.
Казалось бы, что может быть возвышеннее и чище среди государственных идей, чем идея Русской державы? Но нет, вместо того чтобы говорить о восстановлении ее целостности и силы, вместо того чтобы вернуть в руки Русского государства выпавший меч Удерживающего, апелляцией к имперским началам и “имперской” демагогией пользуются для того, чтобы эту государственность подрывать. Когда Россия стремится к внутренней консолидации, дающей внешнюю силу, ту самую силу, которая и созидает империи, ее упрекают в том, что она отступает от “имперского интернационализма”. Во имя “имперских начал”, во имя “миссии” отказывают России в праве на всякую политику, которая обращена на соблюдение ее интересов. Во имя православия сделают все возможное, чтобы оно не смогло стать зиждительной силой национального возрождения – еще бы, ведь если такое возрождение состоится, то нельзя будет “во имя Православия” осуждать и смешивать с грязью сегодняшнюю Россию…
Именно поэтому сегодня любая – самая высокая, самая верная, самая благородная, самая исполненная духа – ценность должна быть взята на подозрение и тщательно обследована: не сидит ли в ней “кика-бес” самоненависти. Исходя из логики самоненависти целостный русский консерватизм сегодня и немыслим, поскольку, защищая одну традицию (скажем, имперско-монархическую), он должен бескомпромиссно отрицать другую (например, имперско-советскую). Подобный консерватор, утверждая свой консерватизм, вынужден сам пилить сук, на котором сидит. И до тех пор, пока мы не начертим единую схему нашей истории от “Ять” до “А”, осуществить национальный проект “Россия” в сколько-нибудь пристойном виде будет попросту невозможно.
Целостная история – это лекарство против заразы, распространяемой нашими самоотрицателями, которые хотят во что бы то ни стало вырвать и вычеркнуть из нашей истории тот или иной неугодный им период. Восстановление целостного взгляда на историю нации возможно и необходимо, с него мы и предлагаем начать исцеление этого сумасшествия, этого психоза самоненавистничества. По существу, в нашей истории был только один тип времен, которые мы должны изжить и более не допустить – это Смутные времена. Эти периоды – начала XVII века (1598–1613 гг.), “революционная” эпоха начала XX века (1905–1920 гг.), наконец новейшее Смутное время (1985–2000 гг.), последствия которого мы на себе ощущаем, являются чем-то вроде репетиций утраты истории, утраты исторического смысла России. В эти эпохи происходил временный перевес самоотрицания, и те, кто сегодня заявляет о неприкосновенности и незыблемости “ценностей” 90-х годов, вольно или невольно отрицают историческую Россию.
Глава 12. НУЖНА ОФИЦИАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ
История России, полная дивных доказательств промышления Божиего о ней, есть история Божиего строительства, новая священная история.
Свт. Иоанн Шанхайский
НАБРОСОК ЗАМЫСЛА БУДУЩЕГО УЧЕБНИКА ИСТОРИИ ОТЕЧЕСТВА
Для Русской доктрины совсем нелишним будет изложение определенного взгляда на отечественную историю. Ведь сделать свое видение истории более убедительным, чем другие взгляды, означает реально изменить прошлое в сознании общества и тем самым задать будущее. Учебник истории является “букварем” современных наций, но одновременно и в каком-то смысле их “библией” (в православии “Священная история” рассматривается как часть Священного Предания). Не будет преувеличением сказать, что для светлого, духовно созерцающего человека вся история священна, вся история наполнена важными смыслами, знамениями и символами.
Какие бы ошеломляющие открытия ни делала историческая наука, учебник истории и официальная доктрина истории должны строиться вокруг определенных констант, через которые просматриваются суть и смысл нашей современности. Мы должны ощущать себя частью исторического целого, наследниками отцов и вершителями будущего, звеном в цепи поколений.
Мы предлагаем рассматривать отечественную историю через призму четырех великих проектов, в которых воплотились миссия и судьбы складывающейся нации. При этом в прямом смысле один из этих проектов (Киевская Русь, языческая и крещеная) является нашей русской античностью, предысторией для той нации, которая существует сейчас. Три других проекта образуют собственно историческую непрерывность жизни нынешней нации – поэтому они бесконечно значимы не только для осмысления нами своих корней, но для самосознания нынешнего исторического момента.
Первый проект (предыстория). Русская земля – “торговая империя Рюриковичей”
Гардарикой – страной городов – называли Русь в древности. Не просто потому, что на Руси было много поселений городского типа. Сам воздух здесь был пропитан городом, городской жизнью, городским самоуправлением. Эта традиция самоуправления, несмотря на рост чиновничьего слоя, не умирала на Руси никогда. Никогда не умирала традиция самоуправления и в русском селе. Люди – город, улица, сельский мир – учились решать множество своих проблем, не прибегая к вмешательству государства, не дергая и без того занятых князей и воевод по пустякам. Нам трудно даже представить, насколько бы разгрузились сейчас наши заваленные делами административные учреждения и суды, если бы изъять из них все дела, которые не требовали бы в самоуправляющемся обществе государственного вмешательства. Традиции самоуправления разрушали в России дважды: во время Петровских реформ и в советское время. Нынешней России как воздух необходимо возрождение самоуправления на всех уровнях – от деревни до столичного мегаполиса.
В осмыслении русской истории как непрерывной линии национального развития Киевский период “провисает”, с ним неясно, что делать. Многим нашим историкам он как бы и не родной какой-то, выпадающий из последующей истории Руси, развивавшейся на Северо-Востоке. Получается так потому, что национальный проект этого периода рассматривается с точки зрения проектов последующих – а он в них не вписывается! Киев с трудом приходится прилаживать к истории средневековой русской государственности, и он поражает историков, ориентированных на западный “стандарт” Средневековья, сочетанием элементов высокого развития цивилизации (превосходящей современную ей западную) и чертами, характерными для варварских королевств “Темных веков”. В тех же противоречиях запутались и советские историки-марксисты, безуспешно пытавшиеся определить “социально-экономическую формацию” Киевского периода то как “феодальную”, то как “разложение первобытности”, то как некую “переходную”, то и вовсе как “рабовладельческую”.
“Политическая история Киевской Руси открывается столетием смелого предприятия”, – начинает свое изложение этого периода русский историк Г.В. Вернадский. Здесь звучит ключевое слово, кочующее из работы в работу по русской истории Киевского периода, слово “предприятие”, иногда окрашиваемое и в более резкие тона – “авантюра” (особенно часто это слово применяется к периоду правления Святослава). В Киевский период русская государственность и русская нация – это авантюра в архаическом и средневековом смысле этого слова, то есть одновременно военное, купеческое и пиратское предприятие, в котором успех – это смесь отваги, дерзости, расчета, безрассудства, помощи свыше, случайной удачи, умения владеть мечом и умения торговаться…
Киевская Русь объединила под своей властью значительную часть Балтийского и Черноморского побережий, отвечая за их торгово-военно-пиратское “обслуживание” и, что еще важнее, за транзитные пути между этими двумя торговыми регионами (знаменитый “Путь из варяг в греки”), а также третьим, Каспийским регионом (“Путь из варяг в персы”, имевший, возможно, не меньшее экономическое значение). Основу могущества Киевской Руси составлял именно контроль над исключительно важными торговыми путями.
Вспомним “Повесть временных лет”. Там все вертится вокруг добычи, грабежей (походы Олега и Игоря), торговли (их договоры с Царьградом), даней (полюдья), переборов дани (смерть Игоря Старого), упорядочения дани (мудрая Ольга), многократного авантюристического увеличения доходов (Святослав). Даже ключевой момент истории – принятие Православной Веры подается летописцем как своеобразное коммерческое предприятие (и предварительный выбор веры производится с деловой приценкой). А затем вера завоевывается. Христианство приносится на Русь как воинский трофей, как княжеская добыча, взятая в походе на Корсунь. Крещение киевлян начато было с триумфа, проведенного в лучших римских традициях. Мраморные и литые изваяния, святые иконы и изображения, наконец, греческая царевна – все это составляло часть княжеского трофея, как дар нового Бога, принятого князем и частью дружины. И крещение, о котором распорядился князь, воспринималось как приобщение к княжеской удаче и соучастие в принесенном им драгоценном трофее. “Повеление пришло креститься всем – и все стали креститься, ни один не стал противиться, как будто издавна наученные, так и устремились, радуясь, к крещению”, – говорит Нестор в “Чтении о житии и о погублении блаженных страстотерпцев Бориса и Глеба”, описывая крещение киевлян. Совсем иной характер носило крещение Новгорода, не видевшего княжеского триумфа, там оно походило скорее на завоевание, лишившее город равного с Киевом статуса.