Русская эмиграция в Париже. От династии Романовых до Второй мировой войны
Шрифт:
Дневники Ольги, хранящиеся в государственных архивах в Москве, представляют собой бесконечное перечисление предметов роскоши, записи расходов на примерки и парикмахера, которого она посещала несколько раз в неделю, на духи от «Роже и Галле» и «Убиган», кремы от «Герлен». Она была прекрасно знакома с лучшими магазинами на рю-де-ла-Пэ еще до брака с Павлом, поскольку часто сопровождала первого мужа, Эриха фон Пистолькорса, в заграничных поездках. Она считалась постоянной клиенткой Пакена, платья у которого стоили не меньше 5000–6000 франков каждое, а позднее стала преданной поклонницей Чарльза Уорта, магазин которого находился в нескольких кварталах от «Картье». Ольга очень боялась, что поправится и перестанет влезать в свои роскошные дорогие наряды, поэтому никогда не ела за столом, а лишь перекусывала в одиночестве47. Оно того стоило: подлинный триумф ожидал ее на венгерском костюмированном балу у мадам Итурб в 1912 году, куда она пришла в потрясающем костюме – платье от Уорта, расшитом жемчугами, в меховой гусарской шапке, увенчанной тиарой от «Картье» с бриллиантами огранки «груша», в ожерелье, также от «Картье», с жемчугом и бриллиантами, и меховой накидке. Прическа Ольги обошлась в 9950
Про один обычный майский день 1904 года Ольга записала в своем дневнике, что посещала ювелира Андре Фализа, чтобы поглядеть на драгоценности принцессы Матильды [7] , а потом «ходила к Картье полюбоваться украшениями и кое-что купить». После ланча она заказала шляпу у Мейера, а дальше отправилась к австрийскому кондитеру Антону Румпельмейеру на рю-де-Риволи выпить чаю с пирожным, после чего вернулась к «Картье». Такие вылазки, писала она, были «ужасно утомительны», равно как и растущие стопки приглашений, требовавших ее с Павлом присутствия на благотворительных праздниках, крестинах, свадьбах, садовых вечеринках, балах и визитах в оперу и театры. Устав от веселья, они с детьми уезжали в Биарриц, на юг Франции, в Италию или Германию, чтобы «поправить здоровье»48.
7
Сестра Наполеона III Матильда скончалась в январе 1904 года, и ее драгоценности были выставлены на продажу в галерее Жоржа Пети.
Находясь же в Париже, Павел и Ольга направляли большую часть своего времени и денег на поддержку искусства. Павел был самой выдающейся фигурой русской колонии в Париже и «торжествовал, видя, как его жена занимает достойное ее место в этом… блистательном обществе». Их частый гость, дипломат Шарль де Шамбрюн, туманно вспоминает о дивных вечерах у Павла и Ольги: «Все эти воспоминания с тех пор растаяли в дымке над Сеной. О! Вот бы вернуть те времена в Булони назад!»49 К середине 1900-х дом в Булони прославился изысканными ужинами и утонченной кухней; он как магнитом притягивал к себе писателей, политиков, дипломатов, художников и музыкантов, равно как и высокопоставленных русских, приезжавших в Париж с визитами50.
Благодаря страстной любви к музыке Ольга познакомилась и сдружилась с одной из главных покровительниц музыки в Париже американкой Виннареттой Зингер, давно живущей во французской столице, где ее знали по мужу как принцессу де Полиньяк. Виннаретта, богатая наследница, получила в 1875 году львиную долю состояния отца, Айзека Зингера, заработавшего 13 миллионов долларов на производстве швейных машин [8] , и щедро покровительствовала искусствам, особенно музыке. После короткого неудачного брака в 1893 году она вышла замуж за принца Эдмона де Полиньяка, гораздо старше ее, обаятельного, но незадачливого, чьим «единственным достоинством [был] титул»: классическая история о том, как американские деньги пришли на выручку отмирающей обедневшей аристократии51. Супруги, талантливые музыканты, поддерживали дружеские отношения – оба были нетрадиционной сексуальной ориентации, – основанные на общих культурных интересах, вплоть до смерти Полиньяка в 1901 году. К этому времени связи во французских аристократических кругах обеспечили Виннаретте (которую друзья ласково называли «тетушкой Винни») желанное положение среди верхушки парижской знати, описанной Прустом. Литературный и музыкальный салон, который она основала в своем впечатляющем неоклассическом особняке на пересечении улиц Кортамбер и Анри-Мартен, стал тем местом, куда стекались все новые композиторы, мечтающие о славе, в поисках покровительства. Главный зал там вмещал в полном составе камерный оркестр, и великий князь Павел с графиней фон Гогенфельзен, постоянные гости, наслаждались у Виннаретты музыкой Форе, Равеля, Дебюсси, Пуленка и Сати – среди прочих.
8
На современные деньги это около 315 млн долларов. У Зингера было шестнадцать детей от трех гражданских жен; Виннаретта являлась старшей из его шести законных детей.
Великий князь Павел с женой отвечали ей таким же гостеприимством; на приеме у себя дома, в Булонь-сюр-Сен, в декабре 1906 года они познакомили Виннаретту с «высоким, энергичным молодым человеком с белой прядью в густых черных волосах», недавно приехавшим из России52. На тот момент он был одним из самых активных и влиятельных представителей русских художественных кругов в Санкт-Петербурге. Музыкальный и балетный импресарио с огромными амбициями, он очень скоро взял Париж штурмом со своей труппой из певцов, танцовщиков, хореографов и художников-оформителей. Виннаретта Зингер в числе многих подпала под его неотразимое обаяние. Звали молодого человека Сергей Дягилев.
Глава 2. «Мы потрясли весь мир»
Имя Сергея Дягилева является синонимом Парижа 1900-х годов и покорения этой цитадели культуры его необыкновенной, выдающейся балетной труппой под названием «Русские сезоны». В России, в возрасте каких-то двадцати трех лет, он уже предвидел свою будущую роль, состоящую в сотрясении основ европейской культуры. «Я, во-первых, большой шарлатан, хотя и с блеском, во-вторых, большой шармер, в-третьих, большой нахал, в-четвертых, человек с большим количеством логики и малым количеством принципов и, в-пятых, кажется, бездарность». Бездарность или нет, он был уверен, что нашел свое «настоящее назначение» в меценатстве. «Все данные, кроме денег – mais ca viendra [9] », – предсказывал он1. Успех действительно придет, но денежная сторона его амбициозных предприятий так и останется вечной проблемой.
9
«Но это придет» (фр.). (Прим. ред.)
Учившийся на юриста, Дягилев в действительности мечтал стать музыкантом и брал уроки у композитора Римского-Корсакова. Вторым его серьезным увлечением была живопись, и в 1898 году в Санкт-Петербурге он стал одним из основателей художественного объединения «Мир искусства», ставившего своей целью бросить вызов устаревшей и, по мнению членов объединения, вышедшей из моды русской живописи, дав ход молодому модернизму. С 1899 года членами этой группы являлись основные будущие сподвижники Дягилева: художники Александр Бенуа и Леон Бакст. Под редакцией Дягилева они начали выпускать собственный, роскошно иллюстрированный эклектичный художественный журнал «Мир искусства»; но хотя частично издание финансировалось Николаем II, тиражи оставались небольшими – менее тысячи пятисот экземпляров каждого выпуска. С 1898 по 1904 год группа провела в России шесть художественных выставок, продвигая новый для России модернизм – собственную версию австрийского югендстиля и французского ар-нуво, – с упором на русский фольклор и традиционные славянские мотивы. Однако удерживать журнал на плаву оказалось нелегкой задачей из-за разницы в интересах и амбициозности его молодых корреспондентов, поэтому вскоре он лишился финансовой поддержки и был закрыт.
Дягилев едва не стал директором шести русских императорских театров, включая Мариинский, славившийся своими оперой и балетом, однако этому помешали его цветистая личная жизнь (он был открытым гомосексуалом) и отсутствие влияния при дворе2. Поражение, однако, его не подкосило; прирожденный ниспровергатель основ, мечтавший продемонстрировать все лучшее в русской музыке и живописи широкой аудитории, он решил устроить «витрину» русского искусства за рубежом. Пора было показать миру, чего он до сего времени был лишен. И где еще, как не в Париже, художественной столице, в которой уже имеется процветающая русская колония? Дягилев отлично знал город и регулярно бывал там с 1890-х; как он писал своему другу и коллеге Бенуа, «французы будут дураками, если не согласятся. Я покажу им настоящую Россию»3.
В декабре 1906 года, когда Дягилев ужинал с Виннареттой Зингер у великого князя Павла и его жены, он приехал в Париж для устройства Выставки русского искусства в рамках ежегодного осеннего салона. Финансовую поддержку этому мероприятию, проходившему с 6 октября по 15 ноября, оказал великий князь Владимир, а позднее к нему присоединилась влиятельная парижская светская львица, графиня де Греффюль.
До сих пор за пределами России более-менее знали только русскую иконопись. С помощью Бенуа Дягилев отобрал показательный срез русской живописи, лучшие ее образцы начиная с восемнадцатого века: в числе 750 выставленных картин были работы Брюллова, Бакста, Кустодиева, Левитана, Левицкого, Рериха, Серова, Сомова и Врубеля. Многие из этих бесценных произведений живописи и скульптуры поступили из императорских дворцов; Дягилеву удалось убедить Николая II в «государственной важности» выставления русского искусства за рубежом и получить его разрешение впервые продемонстрировать некоторые шедевры в Париже4. Добиться успеха ему помогло личное влияние на царя великого князя Владимира Александровича (детей которого учил рисованию Бакст), главы Отборочной комиссии. Выставка, заполнившая двенадцать залов «Осеннего салона», оказалась, по словам Бенуа, «исключительно интересной и блестящей». Декор помещений разработал Бакст, Бенуа оформил роскошный сувенирный каталог, продвигая тем самым творчество членов объединения «Мир искусства» среди парижской публики. Еще более важным, как вспоминал Бенуа, было то, что «так мы установили связи со многими людьми, ставшими впоследствии нашими друзьями». И не просто друзьями, не просто поклонниками – а влиятельными и богатыми представителями Le Tout-Paris, будущими финансовыми покровителями Дягилева5.
Выставка 1906 года стала первым шагом «кампании по экспорту русского искусства», проводимой объединением «Мир искусства» под руководством Дягилева. Русскую литературу во Франции уже знали и любили, а вот русская музыка и театр были французам практически незнакомы. Придя к выводу, что «в России ничего не добьешься и потому надо перенести свою деятельность за ее границы», Дягилев обратился к музыке как к своему новому предприятию6. На «Исторических русских концертах», запланированных им на 1907 год в Парижской опере, Дягилев собирался познакомить публику с новаторской русской музыкой, ведь пока что Европа знала одного только Чайковского. Чтобы привлечь к гастролям максимум внимания, он пригласил двух наиболее талантливых русских артистов участвовать в серии из пяти концертов: оперного певца Федора Шаляпина и своего учителя музыки, Римского-Корсакова, которому предстояло дирижировать собственными произведениями, а также попурри из музыки других русских композиторов, включая Глинку, Бородина, Рахманинова, Чайковского и Глазунова. Однако, как обычно, вставала проблема финансирования. Дягилеву пришлось пустить в ход все свое обаяние, чтобы убедить великого князя Владимира Александровича в пользе его предприятия «с национальной точки зрения». Владимир имел огромное влияние на своего племянника, царя Николая, и добился от него значительных субсидий. Однако выколачивать деньги оказалось нелегкой работой: правительственных министров тоже приходилось убеждать, что отправка никому не известной русской труппы в Париж принесет пользу короне7. В конце концов нидерландский торговец резиной и производитель калош, проживавший в Санкт-Петербурге, предложил существенное пожертвование. В Париже публиковались подписные листы на пять концертов – этим занялась газета «Фигаро», которую читал Le Tout-Paris, включая великого князя Павла Александровича и русского посла Александра Нелидова. Дягилев добился финансовой поддержки и от графини де Греффюль: для этого он сел за фортепиано и сыграл ей отрывки из русских произведений, которые сам любил и мечтал продвигать8.