Русская фантастика 2013_[сборник]
Шрифт:
Я точно знал, куда иду, и вскоре я оказался в коридорах, где тусклых теней было меньше, и двигались они медленнее и упорядоченнее. Пришло время покинуть чердак, оставить пулемет, все еще нервно подрагивающий, и вернуться в теплый дом привычной реальности. Что я и сделал с некоторым сожалением. Я уже понимал, что, если я задержусь здесь, мне будет некуда возвращаться.
Чашу я так и не выпустил из рук, и когда я очнулся, с трудом смог разжать пальцы — так сильно они затекли. Я лежал, чувствуя приятное покалывание в кистях рук, и знал, что скоро оно сменится болью. Дом, или, скорее, аккуратно вырубленная в толще подземного скального массива пещера, был небольшим. Дверь открывалась прямо в комнату, и поэтому я всегда ждал, пока уйдет разносчик еды, прежде чем взять ее. Он приходил три раза в день, ставил горшочки на порог таких же, как моя, дверей. Соседи мои были людьми более нетерпеливыми, точнее, более голодными — получаемый нами
Человек, которого я убил, работал на дому, и сейчас у него был отпуск — я помнил все эти детали из вкуса его крови. Я был рад, что успел спуститься с чердака. Я был совершенно опустошен, но когда я поймал себя на мысли, что вот так лежал бы целыми днями и ел из доставляемых разносчиком горшочков, я понял, что, видимо, все-таки выживу. Меня наверняка искали, но самые умные из моих преследователей осознавали бессмысленность этой затеи. По крайней мере в нашем отсеке — я выходил прогуляться и нашел четверо больших ворот, преграждавших четыре самых населенных туннеля, — все было спокойно. Я мог бы, наверное, пройти и за ворота — я видел, как люди прикладывают к датчику точно такое же удостоверение, что я снял с трупа, — но я пока не хотел. Если бы я всегда не чувствовал себя под землей комфортнее, чем наверху, я бы, наверное, раньше почувствовал желание действовать, но мне было здесь очень уютно. Я полюбил ходить на центральную площадь, находившуюся в перекрестье двух главных туннелей, и целыми днями просиживал на лавочке у фонтана. Сюда приводили играть детей, я смотрел на них и ни о чем не думал.
В тот день, когда я подумал о том, что все же надо попробовать прорваться наверх — и понял, что я скорее всего смогу это сделать, — наш отсек посетил живой бог. Все разговоры людей вокруг меня с самого утра велись именно об этом, детишки на игровой площадке то и дело бросали свои игрушки и подходили к ее краю, глядя в сторону ворот. Я был сильно занят своими мыслями, однако понимал, что нам всем предстоит увидеть нечто необычное. Но прежде надо сказать о том, что я нашел ту лесенку, что вела на чердак, сам. Я всегда носил Чашу с собой, потому что был не в силах ни снова испить из нее, ни расстаться с ней. Я думал, что могу попасть наверх, туда, где по мне тоскует мой пулемет, только снова глотнув из Чаши, и страшился этого. В ней еще оставалась жидкость, и с каждым днем, насколько я мог заметить, ее становилось чуть больше. Видимо, на самом деле чаша была неким механизмом, в котором и вырабатывался этот раствор и, выделяясь из стенок, скапливался на дне. Однако, когда я смотрел на струю фонтана и думал о живом боге, мир дернулся, и я вдруг снова оказался там — на просторном и пустом чердаке. Я снова сидел в гнезде пулеметчика и видел свои алые бивни и серых призраков между ними. Я обрадовался, но и испугался тоже, и поспешно вернулся назад.
Теперь я знал, что могу покинуть это место, когда захочу… но я был еще не в силах хотеть.
Свита живого бога появилась ближе к обеду. Сначала распахнулись ворота — обычно их не открывали Целиком, люди проходили через небольшую дверку в них. Затем до нас донеслась музыка, веселая и даже несколько лихорадочная. Площадь наполнилась народом. Жители побросали свои дела, чтобы прикоснуться хоть к краю одежды живого бога. Из ворот появились девушки в ярких костюмах и с охапками цветов в руках. Они принялись разбрасывать цветы, чтобы нога высокого гостя не коснулась грязного камня. Для верности двое мускулистых полуобнаженных юношей раскатали толстый ковер нежно-зеленого оттенка. Кожа их блестела — юношей, очевидно, намазали каким-то маслом, чтобы лучше подчеркнуть фигуру. Если бы это происходило дома, я бы сказал, что это масло «Тинги», я сам пользовался им пару раз, когда участвовал в соревнованиях по телостроительству. Они включали обязательную эстетическую часть. Это крошечное воспоминание — пластиковая банка с черными буквами «Тинги» на ней — впилось в меня, как под ноготь впивается иголка.
И я понял, что уйду отсюда, возможно, даже сегодня, воспользовавшись общей суматохой. Я снова захотел прогуляться по Кладбищу Морских Тварей, создавать согготов — милых, страшных или полезных и невзрачных в своей функциональности, в зависимости от заказа, купаться в море и кого-нибудь любить.
Люди тем временем ловили
Из ворот появился герольд. Лицо его, как и почти обнаженное тело, пересекали черно-белые полосы.
— Он пришел! — закричал вестник. — Капризный владыка! Тот, чьими рабами мы являемся и будем всегда! Он — жертвенный нож и кровь жертвы!
Тут я невольно вздрогнул, вспомнив топор и покатившуюся голову Штуца. Мне пришлось обнять себя, чтобы унять озноб.
— Сердце пустоты! Сеятель разногласий! Враг и повелитель! — продолжал герольд.
Толпа восторженно выла. Многие люди опускались на колени и раскачивались в экстазе.
— Тот, кто выведет нас к свету! — кричал герольд. — Тот, кто создал звезды, холод и возмездие! Тот, кто создал нас и позабыл об этом!
Из дверей выехала небольшая повозка. На ней стоял деревянный шкаф в виде человеческого торса, раскрашенного в синие, желтые и черные цвета. Дверцы, приводимые в действие хитроумным механизмом, ритмично распахивались и закрывались вновь с жутким скрежетом и грохотом. А внутри, за дверцами… Я понял, что, если я увижу, что находится внутри шкафа, меня стошнит. А обед, судя по всему, сегодня разносить не собирались. Я отвел глаза и увидел группу мальчишек, которые что-то рисовали на стене. Они тоже были из свиты бога. Двое тащили огромный, заляпанный краской картонный трафарет, другие несли квадратные ведра с разными красками, а еще один с меланхоличным достоинством держал в руках несколько валиков — они казались сюрреалистическим букетом в его руках. Мальчишки прижали трафарет к стене, произошло быстрое совещание, валик обмакнули в красную краску и несколько раз прошлись им по трафарету. Группа двинулась дальше.
— Тот, кто смотрит и видит! — слегка уже сорванным голосом крикнул герольд. — Наш создатель, Зеркалодым!
Раздался многоголосый мощный даже не крик, а стон экстаза. Но я не повернулся, чтобы взглянуть на бога. Я не мог отвести глаза от рисунка, что сделали мальчишки на стене. Точнее, это была надпись, в которой бесконечно и вычурно повторялись имена Зерка-лодыма и его титулы на древнем вельчеди. Но среди них, простые и крупные, стояли буквы варивикков.
ПОПРОСИ У МЕНЯ ВЗГЛЯДА СКВОЗЬ ЗЕРКАЛО И ТАК СПАСЕМСЯ
Я поднялся со скамейки и ввинтился в толпу.
3
Фолрэш придвинул ко мне тарелку с мясом, от которого валил ароматный пар.
— Да ты ешь, ешь, — сказал он чудным певучим голосом, в котором всегда слышался плач и насмешка одновременно.
Я благодарно кивнул. Фолрэш расслабленно опустился на большое кресло, вырезанное целиком из одной большой кости — и я даже догадывался чьей. Позолоченная резьба на кресле складывалась в причудливые узоры, такие же, как и на алом атласе мягкого чехла. Я отвел глаза.
На каждой планете физическую красоту прикрывают уникальным веером смыслов. На Пэллан к красоте относятся спокойно. Мы сохранили прагматизм и свободу варивикков в вопросах отношений полов. В юности, когда человек еще не знает себя и старается узнать, многие пробуют себя в самых разных отношениях. Некоторые находят себя в любви к людям своего пола. Мне никогда не хотелось даже пробовать некоторые вещи, но сейчас, глядя на Фолрэша, я понимал тех юношей и девушек, стайка которых жила в его покоях, мечтая о миге, когда богу, может быть, вздумается прикоснуться к ним. Я не собирался провести всю жизнь, моделируя согготов. Я надеялся когда-нибудь достигнуть той степени мастерства, которая позволит работать мне в медицинских мастерских, выращивая органы людей. Наши технологии позволяют вырастить любой нужный орган или их комбинацию. Однако людей целиком в медицинских мастерских Пэллан не растят, хотя на других планетах Альянса и даже Союза, любящего хвалиться своим гуманизмом, так иногда поступают. Мою родину миновали бесконечные споры о том, этично ли создание клонов — мы никогда не смотрели на этот вопрос с такой точки зрения. А от кровавых бунтов клонов, выращенных на таких фабриках, нас спасло очень трезвое и спокойное понимание того, что в тот день, когда мы не сможем договориться друг с другом, чтобы люди появлялись на свет естественным путем, нам, пожалуй, стоит положить конец нашей цивилизации.