Русская идея и американская мечта – единство и борьба противоположностей
Шрифт:
После НЭПа бабушка с дедушкой переехали из Москвы в Свердловск. Видимо, уже было понятно, что начинаются репрессии, поэтому дедушка с бабушкой, во-первых, развелись в Симбирске в 1928 г., во-вторых, поменяли в документах год рождения, в-третьих, отправились в Свердловск, где их никто не знал. Сына и свою первую жену дедушка тоже привёз в Свердловск, и жили они в частном доме в пяти минутах ходьбы от дедушки с бабушкой. Забрали на Урал и единственного племянника Ивана, у которого было двое детей – сын и дочь. Сестра жены, Мария Яковлевна Новикова (своих детей у неё не было), стала воспитывать дочку и еще была очень близкой подругой бабушки и дедушки. В годы войны она – подполковник железнодорожных войск и замначальника Московской окружной дороги. Первая жена дедушки (он женился, когда ему было 18 лет) была из той же деревни, очень простая женщина. Дедушка по приезду в Свердловск устроился в кочегарку на 6 месяцев и получил статус рабочего, прежние документы были потеряны – тогда ещё это утверждение проходило. У нас сохранилось фото (это фотосвидетельство, видимо, берегли): стоит дедушка в кочегарке, и, хотя он был крестьянского происхождения, но вид у него был почему-то совершенно не крестьянский или рабочий; поэтому он очень контрастировал со всеми остальными, но, видимо, это никого не смущало.
После этого дедушка занялся «Торгсином» (торговля с иностранцами на территории СССР), был директором этого магазина. Торгсин просуществовал с 1930 по 1936 г. Опять-таки,
Вот какой колоритный «Торгсин» на Смоленской площади; потом он стал гастроном «Смоленский», а сейчас – «Седьмой Континент». У М. A. Булгакова в «Мастере и Маргарите» Кот по приглашению Коровьева принялся за «валютные» мандарины, чем ввел продавщицу «в смертельный ужас». «Вы с ума сошли! – вскричала она, теряя свой румянец, – чек подавайте! Чек! – и она уронила конфетные щипцы…»… «Душенька, милочка, красавица, – засипел Коровьев, переваливаясь через прилавок и подмигивая продавщице, – не при валюте мы сегодня… ну что ты поделаешь! Но, клянусь вам, в следующий же раз, и уж никак не позже понедельника, отдадим все чистоганом. Мы здесь недалеко, на Садовой, где пожар…». Бегемот тем временем принялся за шоколадные плитки и «сельдь керченскую отборную…»… «…На угол Смоленского из зеркальных дверей вылетел швейцар и залился зловещим свистом, призывая милицию. Публика стала окружать негодяев, и тогда в дело вступил Коровьев…»… «…Граждане! – вибрирующим тонким голосом прокричал Коровьев, – что же это делается? Ась? Позвольте вас об этом спросить! Бедный человек, – Коровьев подпустил дрожи в свой голос и указал на Бегемота, немедленно скроившего плаксивую физиономию, – бедный человек целый день починяет примуса; он проголодался… а откуда же ему взять валюту?..».
Е. Осокина, работая в архивах в 1990-х, не ожидала увидеть такой неизвестной нам статистики, что «Торгсин» был одним из ключевых механизмов обеспечения деньгами в первой половине 1930-х, когда проходила основная индустриализация страны. Так, в 1933 г. ценностей, собранных через «Торгсин», хватило, чтобы оплатить треть расходов СССР на промышленный импорт. Вклад «Торгсина» был больше, чем дала в эти годы коллективизация или ГУЛАГ. Кроме того, «Торгсин» выполнил социальную роль – он дал миллионам людей возможность выжить в эти голодные годы. «Торгсин был полон парадоксов: в нем “капиталистические” (рыночные) методы служили делу построения социализма». Автор рассматривает «Торгсин как социально экономический и культурный феномен сталинизма». Мне хотелось узнать, как обстояли дела с «Торгсином» в Свердловске. Опять-таки, из книжки Е. Осокиной: Свердловск был на хорошем счету. По крайней мере, он был одним из 12 городов, где разрешили покупать высокохудожественные изделия, например кольца с бриллиантами, поскольку в других городах считалось, что оценщики могут быть не такими знающими. Кроме того, по инициативе Уральской конторы «Торгсина» разрешили покупать изделия из платины в 4 городах, в том числе в Свердловске, поскольку в городах Урала были закрыты скупочные пункты золотоплатиновой промышленности и народ с платиной приходил в «Торгсин».
Сталин развивал и золотодобычу, которая до 1928 г. была практически без внимания государства. К середине 30-х годов она получила значительное развитие, и «Торгсины» стали не нужны, тем более у населения и золота уже не осталось, кроме того, кончился голод. Чем занимался дедушка с 1936 по 1941 год, я не знаю, видимо, или старательскими бригадами, или лёг на дно: я бы на его месте так и сделала, тем более что земельный участок около дома для пропитания у него был, какие-то сбережения тоже. То, что он, скорее всего, не был членом партии, уже спасало. Я не знаю точного года, когда дедушка занялся золотодобычей, она нужна была и в 30-е, но с началом войны потребность в золоте стала катастрофической. Дедушкина трудовая книжка, которую я видела, начиналась с 1941 г., где он записан как старатель. В эти годы мужчины ушли на фронт, поэтому на рудники и прииски пришли женщины, дети, люди в возрасте. Дедушке в 1941-м был 51 год, и он, очень прорусский, конечно, считал, что всё должно быть мобилизовано для фронта и для победы. Вклад дедушки был небольшой, но, наверное, максимальный, который он мог сделать. Он, используя свой организационный опыт, создал несколько старательских бригад. Работать было трудно – люди работали не покладая рук, за небольшой паёк, не было здоровых мужчин, и были большие проблемы в техническом обеспечении орудиями труда и материалами, не было запасных частей, были перебои с энергообеспечением, использовали дедовские механические методы. Все, кто раньше делал поставки для золотодобычи, сейчас перешли на выпуск продукции для фронта. Однако всё добытое золото было важно. Закупки необходимого вооружения, боеприпасов и продовольствия по ленд-лизу оплачивались не только поставками сырья, олова, марганцевой и хромовой руды, асбеста, платины, предметами традиционного русского экспорта (пиломатериалы, пушнина, лен, рыба, икра и т. п.), но и золотом. По данным зарубежной печати, явно неполным, СССР в период войны вывез в США и Западную Европу не менее 216 т золота. «Во время войны возросло значение старательских артелей, которых в Кочкаре насчитывалось несколько десятков. Они стабильно давали до 1/3 всего золота, добываемого комбинатом, хотя не имели почти никаких механизмов. В старательских артелях полностью доминировали женщины. Обеспечивались материалами старательские артели по “остаточному принципу”. Но трудились они по-ударному». В целом старатели, например, в 1941 году добыли 40,5 т из общих 174,1 т. Старательские организации тогда действительно представляли собой артели, где каждый работник обладал правом голоса, а все главные вопросы решались общим собранием.
После войны жизнь стала налаживаться, вернулись в старательские бригады мужчины, и экономически было невыгодно сдавать золото государству, поскольку денег платили очень мало за такой тяжёлый труд. Известно, что старательские бригады (не только на Урале) стали после войны сдавать небольшую часть золота зубным техникам. Дедушка тоже развернулся с присущим ему масштабом и наладил сеть зубных техников по всей России. Однако в 1951 г. он умер. Его бригады
Ещё о благодарности. Дедушка с бабушкой поддерживали в войну семью, в которой было 6 детей. Когда бабушка и мама тяжело заболели (мама в 1989 г.), то они постоянно приезжали (те сестры, которые были еще детьми в войну, а также их дочери), что-то привозили, помогали по хозяйству (и это более 40 лет спустя). Удивительно приятные и добрые люди! Общались мы очень мало в предыдущие годы, но нужна была помощь – и они появлялись в нашей жизни. Дедушка был бы очень рад, что его помнят. Как говорит старая пословица, муж – это голова, а жена – шея. Я думаю, что это направление – помощь людям – было выбрано бабушкой (другое дело, что и дедушка это поддерживал). Дедушке всегда говорили про бабушку: из какого монастыря ты её взял? Помогали бабушка и дедушка не только этой семье: в их доме постоянно кто-то жил: семейная пара (Вихриевы) – хирург и учитель, приехавшие в Свердловск без жилья и ставшие потом самыми близкими друзьями; потом жила семья из Шанхая, тоже нужно было осваиваться, и другие. Бабушка всю эту помощь организовывала, всех кормила, была добрейшим человеком; я, кстати, так могу сказать и о других членах моей семьи и со стороны папы – все были добрыми, и это национальная черта. Мамина подруга, Людмила Брониславовна Лавровская, вспоминала, как она оказалась в Свердловске из районного городка, её родители отправили учиться в старших классах и жить вместе с сестрой-студенткой. Училась она вместе с мамой в одном классе и жила, снимая комнату по соседству, так бабушка постоянно приходила, приносила еду: ведь «бедная девочка без родителей живёт!». После смерти дедушки бабушка получила инвалидность, жили они с мамой на пенсию по утрате кормильца, очень скромно, что, кстати, было показателем, что никакого золота-бриллиантов у них не было. И еще бабушка распродавала остатки былой роскоши – горностаевый палантин был разрезан на кусочки и пошёл в оперный театр, в том числе Ирине Архиповой; старая дореволюционная посуда, статуэтки – все это тоже распродали. А мамину одноклассницу она кормила уже после смерти дедушки, так что это было отнюдь не с барского плеча, а поделилась тем, что сама имела. А потом в сложную материальную ситуацию попал сын дедушки от первой жены – тогда уже пришлось продавать всё, что было, благо мама вышла замуж.
Интересно, дедушка и был тем капиталистом, которых стало не хватать в хрущёвские и брежневские времена? Именно отсутствие частной инициативы в лице малого и среднего капитала, а в некоторых случаях и крупного капитала, который основан на собственной инициативе и креативности владельца, возможно, и было одной из причин развала Союза вместе с идеологической войной, выигранной на Западе, и предательством части элит.
В прошлом году (2021) я посетила первый раз в своей жизни Ульяновск, где родилась бабушка, сходили на экскурсии в гимназии, в которые ходили дети из семьи Макаровых, – мужскую классическую и Мариинскую женскую – эти гимназии всегда сохранялись, поскольку там учились дети семьи Ульяновых. А потом вместе с историком Владимиром Гуркиным поехали в Крестово Городище, там посетили школьный музей. В 1954 году село Кайбелы, где родился дедушка, вместе с Крестовым Городищем было затоплено, когда создавали гидроэлектростанции на Волге. Дома в сёлах были перенесены на высокий берег, и сёла были объединены. Музей прекрасный, его руководитель – Валерий Васильевич Лифанов, который бережно относится ко всем материалам как по археологии, так и по российской и советской истории этих мест. Сохранились фотографии Кайбел ещё до затопления, включая школу. Музей очень советский – много материала про героев войны и труда, тем более что хвалиться селу есть причины – ведь выросли здесь два Героя Советского Союза.
Больше всего пострадала именно деревня во время войны, ведь в городах часто давали бронь, поскольку требовались рабочие руки для военной промышленности. Десять Исаевых не вернулись с фронта, а пять – пришли домой. Не все, однако, пришли здоровыми. Василий Мухортов, дедушкин двоюродный племянник по маминой линии, пришёл без руки и ноги. В конце войны подвезла его женщина из соседнего района до дома, сказала жене: если не хотите его брать, то возьму я. Однако жена его очень ждала. Вместе с женой построили большой дом, после войны родились и выросли пятеро детей. Это мне всё рассказала моя четвеюродная сестра – 86-летняя Клавдия Ивановна, экономист по образованию, которая тщательно записывала всех своих родственников, начиная с прадеда, который был родным братом моей прабабушки. То, что у меня есть какие-то родственники в этом селе, я узнала только летом 2021 года. Мой дедушка уехал из села ещё в 1913 году, когда его забрали на службу в армию. Ещё одна четвеюродная сестра, Евгения Васильевна Китахина, единственная, которая живёт в селе сейчас из «коренных» кайбельцев. Была директором школы в Латвии, однако после распада Союза она вынуждена была уехать. Работала она учителем географии в Ульяновске и когда вышла на пенсию, то потянуло в родные места. А ещё, очень даже современно, я нашла родственников по моему анализу аутосомной ДНК. «Родственники по ДНК» – жители Крестовых Городищ и Ульяновска – семья Гуркиных, Виктор Вохрамеев. Семья Лидии и Владимира, куда мой сын и я пришли обедать, представляла собой некий желаемый образ сельской России – большой дом, большой огород, где много чего растёт, много маленьких внуков, невестка, дочка, другие родственники – все вместе дружно в выходной сидят за столом, точнее более взрослое поколение, а мамам нужно было смотреть в оба за детьми, которые чувствуют полную свободу в деревне, но с которыми много и креативно занимаются.
Конец ознакомительного фрагмента.