Русская Калифорния. С Югом против Севера
Шрифт:
И поляки дерзнули. Семь тысяч добровольцев только в первые два дня проведения Чрезвычайного Сейма. А когда Александр обмолвился о разделе «американского пирога» после победы, число панов, желающих покарать негодяев янки, одномоментно скакануло до тридцати тысяч…
Вот она энергия, скопившаяся в польской нации и вылившаяся в восстание 1863 года! Лучше уж направить её через океан, пускай там саблями да кувалдами орудуют. Я даже решил немного урезать программу переселения в Орегон и Калифорнию, только бы побольше поляков загнать в армию Конфедерации.
А на море у нас как-то не заладилось. После эпического подвига «Алабамы», моряки воодушевились и готовы были
«Варяг» чудом ушёл, помогли сумерки, отличная работа машинной команды, удержавшей предельную скорость и азарт янки, спешивших добить героический «Опричник».
С «Опричника», по сведениям североамериканцев, спасённых не было…
Вообще же, флот САСШ действовал у побережья, миль так на 50-100 от берега очень хорошо, пресекая малейшие попытки Истомина даже разведку провести, не говоря уже о высадке десанта. Похоже, в этой реальности отладить систему береговой охраны у янкесов получилось лет так на 80 раньше, нежели чем «у нас».
А «Опричник» жаль – и командир был хороший и экипаж отменный. На «Варяге», кстати, офицеров повыбило практически всех, мичман Лебедев принявший командование после гибели старшего офицера, к тому моменту сам еле стоял на ногах и свалился после успешного прорыва прямо на раскуроченном мостике.
«Патриотическая общественность» требовала предать команду «Варяга» суду. Как же – сам погибай, а товарища выручай, закон русского флота!
Отстучал Истомину открытую телеграмму, перепечатанную «Петербургскими ведомостями». Мичман Лебедев за прорыв и доставку важнейших сведений командованию стал кавалером Ордена Святого Георгия и производился сразу в капитан-лейтенанты. Ордена получили все участники боя, три четверти из героев – посмертно. Поймал себя на цинично-кощунственных размышлениях, – жаль «Опричник» не рифмуется так же здорово как «Варяг», ведь уже готов хит: «Наверх вы товарищи, все по местам»…
Всё-таки пропагандистские приёмы 21 века на хроноаборигенов середины века 19 действуют убийственно. Только-только вышли газеты в траурной рамке, с фотографиями молодых и весёлых моряков с «Опричника» и «Варяга», как дом на Литейном, где располагалась «контора» Добровольческого Корпуса, словно кольцами удава окружила-обвила очередь впечатлительных патриотов.
Благо люди, занимающиеся у меня кадровой политикой, – спецы высшей пробы, не первый год, даже десятилетие не первое служат «ситом», отыскивая кандидатов на переселение в Калифорнию, решая кого в Константинополь-Тихоокеанский направить, кого во Владивосток, или же на освоение Севморпути. Знают, куда порекомендовать человека семейного, лучшей доли ищущего, что посоветовать пылкому романтику, жаждущему подвигов во славу Отечества. Психологи – у-у-у-у-у какие. С их подачи жандармы начинали проверку «подозрительных» переселенцев или добровольцев и в девяти случаев из десяти оказывалось – то карбонарий хренов, по заданию «Организации» эдаким хитрым способом внедряющийся в структуры приближённые к императору, или опасный шизоид какой.
Но всё-таки у «кадровиков» главная задача – не набирать для переселения на форпосты Российской империи балласт. Никчёмный инженер, ленивый крестьянин, тупой плотник, или же бегущий от долгов и проблем мошенник, – таким в Русской Америке не место. А романтиков, пусть и неумех – брать! Научатся, куда денутся, благо педагоги отменные, начиная с наместника – графа Образцова. Да ещё Калифорнийский Университет открыли, ради такого случая «тормознув» на североамериканском континенте три десятка живописцев и поэтов из «миссии Гоголя». Надо же закрыть бреши в преподавательском составе. Сам Николай Васильевич с удовольствием воссел в своём кресле, вернувшись к исполнению должности редактора газеты «Русская Америка». Полторы тысячи экземпляров каждого номера отныне уходили в Санкт-Петербург, для ознакомления жителей «материковой» России, с делами и свершениями на нашенской «калифорнийщине». Кстати Орегон и Вашингтон россияне, не заморачиваясь и в детали не углубляясь, также именовали Калифорнией, некоторые «географы» даже Аляску начали туда же, к «калифорнийщине» жаркой «пристёгивать», что аляскинцев со стажем кровно обижало.
Если первоначально конфликт Севера и Юга европейские умники и острословы называли «войной по соглашению сторон», то через полгода, когда сводка потерь за неделю могла состоять из трёх, а то и пяти тысяч только убитых солдат и офицеров армий САСШ и КША, желающих поехать через океан «поразвеяться» резко поубавилось. К тому же российские крейсера надёжно перекрывали Атлантику, задерживая до половины пароходов идущих в порты Севера. Ситуация в сравнении с нашей реальностью просто «зеркалила». А сильный флот Союза не начинал блокаду портов Конфедерации из-за стоящих там фрегатов Великобритании. Так что зря мы ругали островитян, была от них польза, да ещё какая. Но молодцы, умеют устроиться. Это ж прямо как в не написанном ЗДЕСЬ стихотворении Тютчева к Горчакову: «Не двинув пушки, ни рубля…». Англичане одним присутствием своим нейтрализовали неприятельские эскадры.
Да, друг дипломата и поэта Фёдора Тютчева – князь Александр Горчаков вернулся в Петербург, но отставку не получил.
– И думать не смейте, Александр Михайлович! Идёт война и вдруг канцлер империи, министр дел иностранных покидает свой пост. Мало того, что разговоры пойдут нехорошие, так примета плохая – проиграть можем запросто.
– Но, ваше величество, разговоры и так идут.
– Полно, князь. Ну, шлёпнулись оземь, не усидели в экипаже, так что с того? Меня как только эти два балбеса, Огарёв и Герцен с берегов Темзы не обзывают.
– Однако вы, Константин Николаевич, сами раздразнили Герцена.
Тут да, каюсь, раздразнил, или разбудил, кому как привычней, Герцена, что есть, то есть. Во время Берлинского конгресса по примирению САСШ и Россию, тот из лондонского далека разразился очередным пасквилем о российской действительности, на что моё величество на приёме, прерывая спор группы сановников, изволило изречь: «Господа, прекращайте стенать и жаловаться друг на друга, не уподобляйтесь говнюку Герцену».
Сие крылатое слово мгновенно пересекло Ла-Манш и, «по данным нашей разведки» едва не добило Александра Ивановича. В империи стало модно интересоваться у симпатизантов Герцена: «И чего новенького ваш говнюк вы…, пардон исторг из себя?»…
Состязаться в остроумии с императором-поэтом Герцен не пожелал и всю желчь, весь яд направил на обличение российской армии, провоцирующей войны во всех уголках земного шара. А поскольку авторитет человека с ружьём и при погонах ныне стоял очень высоко, веры главреду «Колокола» совсем не стало.
Внезапно англичане обратились к российскому послу в Лондоне, молодому выдвиженцу из «калифорнийцев», отставному полковнику Платову с предложением, которое нельзя отклонить.
Платов тут же сорвался в Петербург и 30 декабря стоял в приёмной Хозяина Земли Русской…