Русская литература и медицина: Тело, предписания, социальная практика
Шрифт:
Kramer 1970 / Kramer K. D. Satiric Form in Saltykov’s Gospoda Golovlevy // SEEL Vol. 14. № 4 (1970). P. 453–464. Kupferschmidt 1958 / Kupferschmidt H.-G. Saltykow-Stschedrin: Philosophisches Wollen und schriftstellerische Tat. Halle (Saale), 1958.
Larkin 1977 / Larkin M. Man and Society in Nineteenth-Century Realism: Determinism and Literature. London, 1977.
Leibbrand/Wettley 1961 / Leibbrand W., Wettley A. Der Wahnsinn: Geschichte der abendlandischen Psychopathologie. Freiburg; Mtinchen, 1961.
Malinas 1985 / Malinas Y. Zola et les heredites imaginaires. Paris, 1985.
Muller 1987 / Muller H.-J. Zola und die Epistemologie seiner Zeit // Romanistische Zeitschrift fur Literaturgeschichte. Vol. V (1987). S. 74–101.
Nye 1984 / Nye R. A. Crime, Madness, and Politics in Modern France: The Medical Concept of National Decline. Princeton, 1984.
Pellini 1998 / Pellini P. Naturalismo e verismo. Firenze, 1998.
Pick 1989 / Pick D. Faces of Degeneration: A European Disorder, 1848–1918. Cambridge, 1989.
Roelcke 1999 / Roelcke Krankheit und Kulturkritik: Psychiatrische Gesellschaftsdeutungen im btirger-lichen Zeitalter (1790–1914). Frankfurt; N.Y., 1999.
Sirotkina 2002 / Sirotkinal. Diagnosing Literary Genius: A Cultural History of Psychiatry in Russia, 1880–1930. Baltimore; London, 2002.
Zola 1968 / Zola Ё. CEuvres completes / Ed. by H. Mitterand. Paris, 1968. Vol. 1–15.
Перевод
Ольга Матич
Поздний Толстой и Блок — попутчики по вырождению
«Физическое, интеллектуальное и нравственное вырождение человеческого рода» Б. А. Мореля и «Цветы зла» Ш. Бодлера появились в 1857 году. Они были опубликованы в эпоху, провозглашавшую прогресс и теорию эволюции Ч. Дарвина, но при этом представляли пессимистическое видение эволюции человечества. Труд Мореля впервые внес во французскую медицинскую науку понятие физического «вырождения»; стихи Бодлера оказались провозвестниками декаданса в европейских литературах. Ретроспективно мы можем констатировать, что совпадение в датах появления этих двух текстов свидетельствует о возникновении во второй половине XIX века нового культурного дискурса. Выявляя изнанку прогресса, он развивался под знаком сближения теории вырождения с практикой декаданса в искусстве.
«Ессе Homo» Ф. Ницше (1888), где философ объявил себя «декадентом», открывается биографическим введением, напоминающим скорее психиатрический анализ его утонченной болезненной психики и физических недугов, чем философское высказывание. В «Случае Вагнера» (1888) вырождение и декаданс рассматриваются как проявления единого дискурса. «Превращение искусства в спектакль, — пишет Ницше, — есть не меньший знак физиологического вырождения (точнее, формы истерии), нежели полное разложение и немощь искусства, предлагаемого Вагнером» [Nietzsche 1967:169; перевод с англ. П. Барсковой]. Это высказывание он предваряет заявлением, что Вагнер — декадент, «современный художник par excellence», олицетворяющий современность и ее недуги. Называя Вагнера «неврозом», Ницше пишет, что, «вероятно, ничто теперь не известно более, по крайней мере, ничто не исследовано так хорошо, как протейский характер вырождения, скрывающийся в куколке (модернистского) искусства и художника (подразумевается Вагнер)» [Nietzsche 1967: 166; перевод с англ. П. Барсковой]. В своей критике Вагнера Ницше характеризует его гений как истерический, неврастенический, сверхчувствительный и женоподобный; эти же симптомы он находит и у себя.
Неврастения и истерия были болезнями-фантомами, изобретенными во второй половине XIX века [Gilman 1985:199]. С. Гилман и Э. Чемберлен предполагают, что медицинская теория вырождения была, по природе своей, скорее, вымышленной [Chamberlin/Gilman 1985: X]: выдуманная болезнь приобрела размеры эпидемии. Следуя представлениям современной науки о природе, дегенерация и психопатология взяли за основу биологическую модель рождения — развития — старения — смерти. Но только дегенерация считалась не естественным повторением этих явлений, а болезнью.
Будучи таким образом отклонением от нормы, вырождение связывалось с дурной наследственностью, которая фантазматически поражала не только отдельных людей и отдельные семьи, но и целые нации. Психопатологи утверждали, что приобретенные заболевания, в особенности сексуальные отклонения, передаются от одного поколения к другому и приводят к падению численности населения. В своей невероятно популярной в свое время книге «Вырождение» («Entartung», 1892), стиль которой, в свою очередь, носил черты навязчивой истерии, М. Нордау каламбурно связывает конец века (fin de siede) с концом расы (fin de race) [Нордау 1995:23]. Как и другие критики раннего модернизма, Нордау считал новые веяния в искусстве последствием «заразной» болезни, вызывающий генеалогическую «порчу». Страх порчи поражал утонченных и впечатлительных членов общества, тело которых было особенно подвержено фантому дегенерации. Обессиленные мужчины связывали эту болезнь с кризисом маскулинности, который, в свою очередь, ставил под сомнение их прокреативные обязанности и таким образом угрожал институту семьи.
Эти идеи нашли отклик в России — в виде антипрокреативной утопии изнутри и реакции на новые литературно-медицинские дискурсы извне [193] . Можно даже утверждать, что первое модернистское поколение России — более, чем где-либо в Европе, — было поглощено мыслями о конце истории и природы. Ярче всего эти навязчивые мысли проявились в вызове, обращенном к идее продолжения рода [194] . Апокалиптические настроения на рубеже веков в свою очередь способствовали широкому обсуждению в прессе «Вырождения» Нордау, появившегося в России в 1894 году в двух различных переводах. Вот что пишет в «Северном вестнике» А. Волынский: «Лучшие люди мира призваны (Нордау) к строгому допросу. Величайшие художники современной Европы беспощадно обличены в психической неуравновешенности, — обесславлены, почти оскандалены посредством проницательного анализа их эстетических и философских стремлений» [Волынский 1894:135].
193
Образованная русская публика впервые узнала о декадансе и новых литературных веяниях в 1892 году — из эссе о французском символизме 3. Венгеровой [Венгерова 1893] и из «Вырождения» Нордау.
194
Об антипрокреативной утопии см.: [Маtich 1994а: 158–171], [Матич 1999:106–118], [Matich 1994b: 24–50].
Книга Нордау была написана врачом, рассматривавшим культурные явления в медицинской перспективе. Одновременно его точка зрения содержала самое исчерпывающее описание новых веяний в искусстве и философии и устанавливала по ним историю болезни XIX столетия. Если посмотреть на русскую литературу конца XIX — начала XX века через призму дискурса вырождения, то мы обнаружим в ней неожиданные пересечения. В настоящей работе я предлагаю читателю краткий анализ ряда произведений позднего Л. Толстого и А. Блока, между которыми, казалось бы, мало общего, за исключением того факта, что оба жили на рубеже веков. Я усматриваю в творчестве обоих отголоски вырожденческого дискурса, связанного с нервными заболеваниями fin de si`ecle и кризисом наследственности, обусловленным ими. Этот дискурс вызывал и у Толстого и у Блока авторскую и биографическую тревогу.
Как это ни парадоксально, но автор «Войны и мира», утверждавший ценности семьи и деторождения, первым бросил вызов продолжению рода. Он отвергал секс не только в целях чувственного наслаждения, но и направленный на воспроизведение потомства. В «Крейцеровой сонате» (1889) антипрокреативные идеи принадлежат Позднышеву, заявляющему, что в идеальном мире человеческий род придет к концу. Воззрения Толстого на секс и прокреацию не были сформулированы в терминах физического упадка или болезни, но учитывая время создания текста, трудно отделить его нравственный вызов от вырожденческого кризиса, охватившего европейскую культуру. Когда к Э. Золя обратились за мнением о «Крейцеровой сонате», он ответил критику, что «роман этот — кошмар, плод больного воображения» [Анон 1890: 2].