Русская народная мифология

Левкиевская Елена Евгеньевна

***

Как спать ложишься, надо не оставлять безо всякого приберегу прялку-то. К ночи я говорила: «Хозяюшка домовая, не трогай моей прялочки. Пускай она тут лежит». Надо еще веретена убрать — чтобы не попряла. А то оставишь веретешко да пряжи немножко — все слижет, говорят (Архангельская обл., Левкиевская 2001, 474).

***

Во многих местах Русского Севера не только не сомневаются в семейном статусе домового, но и знают состав его семьи. Он полностью повторяет состав человеческой семьи, которая живет в этом доме. Если в семье хозяина дома два сына и три дочери, то и у домового столько же сыновей и дочерей того же возраста, что и у человека. Обычно домовой — мужчина, мужик, надежа и опора дома. Но если в семье одни женщины и нет мужчин, то и домовой в таком доме — женщина, домовиха.

Она похожа на хозяйку дома, старшую женщину в семье.

В обычной, повседневной жизни домовой невидим. Он незримо присутствует в доме, давая о себе знать то странным шумом за печкой, то шагами на чердаке, то кашлем и вздохами в подполье. Внезапно, без видимой причины, открывается со скрипом входная дверь — но за ней никого нет. Ни с того ни с сего с полки падает горшок. Думают, виновата кошка, но она в это время гуляет во дворе. Хозяйка точно помнит, что оставила свою кофту на лавке, — хвать, а ее там нет. Ищет, ищет, а она почему-то оказывается на печи. Так проявляет себя домовой.

***

Дедушка домовой жил у нас в доме. Бывало, кричали его: «Дедушка домовой! А дедушка домовой!» Слышать его — слышали: шуршат, а видеть — не видели.

Вот, бывало, мигает свет или дверь откроется, закроется ночью. Так вот это все якобы домовой ходит. Шаги в сенях часто я слышу-то. А то пропадет что из дому, и все говорят: «Домовой, чай, утащил» (Нижегородская обл., Корепова 2007,21).

***

Увидеть домового все-таки можно. Чаще всего это происходит случайно, и человек не сразу понимает, что перед ним — дедушка домовой. Появляется и исчезает он всегда неожиданно. Облик домового переменчив и непостоянен. Может он показаться и человеком, и животным, и неким непонятным существом. В человеческом облике его чаще всего представляют невысокого роста стариком, обросшим длинной седой бородой. Говорят, что у него лохматая голова и мохнатые руки. Одет он в обычную крестьянскую одежду — в белую или красную рубаху, подпоясанную красным поясом, в синие штаны, лапти или валенки. На голове — шайка. Только цвет и ветхость одежды домового говорят о его принадлежности к «иному» миру. Красный, белый и синий цвета характерны не только для одежды домового, но и для других потусторонних существ. Его «ветхая шубенка», «драна-драна шапка», подшитые валенки — тоже признаки «того света», к которому принадлежит домовой.

***

— А в избе есть домовой?

— Есть и домовой. В каждом дому, чай, есть. Вот, ей-богу, как сейчас помню. Была маленька, в старой избе видала его. Мамка ходила в магазин, меня садила на печь <…> Играть на печи, не слазить. И сижу я раз, а светло было <….> Смотрю, а чего посмотрела, не знаю: во второй комнате дверка открыта, а на полу капуста лежала под мешками. Верхом на кочане сидит мужичок маленькой. В лапотках сидит, в белых онучах, а шапка драна-драна. Вот, помню, шапка уж больно плохая была <…> Мужичок не сильно старый, только маленький совсем. Занавеску-то дерг! Не дышу. Страшно, а интересно. Выглядаю, а его уж там нет. Мама пришла, я ей рассказываю. А она говорит: «И ничего не бойся, ведь ты домового видала, ну и чего ты испугалась?»

Я вот с тех вот пор всегда. И поесть ему давать стала <…> Чего с ужина, молочка в кружку <…> Ел ведь. Поставлю все за печь — утром уж нет или накусано бывает.

— Он у вас за печкой жил?

— Может, и за ней, а может, в чулане. А может, на сушиле. Хозяин дома — где уж хотел. Я с ним все говорила. Поесть принесу: «Это тебе, дедушка домовой». А то не съест <…> Слышала, как он ночью по бочкам да по чанам лазил. Может, проверял чего, а может, пробовал (Нижегородская обл., Корепова, 2007, 18–19).

***

Показывается он и мужчиной средних лет, волосы и борода у которого того же цвета, что и у хозяина-человека. И это понятно. Ведь домовой — мифологический двойник хозяина дома.

Поэтому он часто предстает перед домочадцами в облике самого хозяина или старшего члена семьи. Такое сходство хозяина-человека и хозяина-духа служит причиной всевозможных недоразумений. Уедет хозяин на ярмарку в соседнее село или уйдет косить на дальние луга. Все точно знают, что его нет дома. Вдруг хозяйка случайно выглядывает в окно — что такое! — ее муж несет по двору охапку сена для скота. И одежда на нем та самая, в которой он уехал. Когда же он успел вернуться? И почему ей ничего не сказал? Она зовет его в окно — но он лишь молча, с сердитым видом скрывается в хлеву. Она бежит за ним, открывает дверь хлева — а там никого! Что за наваждение? — хозяйка не может прийти в себя от изумления. Вечером возвращается хозяин — жена к нему: «Это ты сегодня днем скоту сено по двору носил?» — «Да что ты?! Я же косил весь день почти у самого леса. Как бы я мог вернуться?» — «Как же так, ведь я собственными глазами тебя видела — и одежда была твоя, и цвет волос!» Поразмыслив немного, супруги приходят к выводу, что это домовой в отсутствие хозяина носил сено. А сердитым он был потому, что не любит, когда его замечают люди.

***

Случай был. Раз идет женщина, а из сарая идет, несет охапку сена вроде как ее свекр. Она его окликнула, а он наклонился, цоп кирпичиной в дверь, она и разлетелась. Баба едва успела в избу забежать. Глядит, а свекр в избе сидит. Она бросилась к нему с испугу, а он ей говорит: «Крестись, детонька, это дворовой» (Новгородская обл., Черепанова 1996, 42).

***

Часто о домовом рассказывают как о чем-то лохматом, мохнатом, заросшем шерстью или волосами. И это не случайно. Шерсть и волосы в народной традиции символизировали богатство и плодородие. При строительстве нового дома в его основание клали шерсть, зерно и деньги, чтобы в доме богато жилось. Жениха и невесту за свадебным столом сажали на тулуп, вывернутый шерстью наружу, — тоже для богатой жизни. Поэтому если домовой мохнатый, обросший шерстью, значит, и семья живет в достатке. У бедняков домовой голый.

Домовой показывается в виде неопределенного существа. Пробежит по полу что-то мягкое, серое, покрытое шерстью и исчезнет в темном углу — то ли кошка, то ли медвежонок, то ли пушистый клубок прокатится. Оборачивается он и кошкой, и собакой.

***

Видели его люди как маленькую серую собачку. Да, бегает она, эта собачка-то, по дому, двору, чердаку, вот. А еще увидеть его можно старичком, но это только со сна. Глаза откроешь — а он тут, а потом исчезнет (Нижегородская обл., Корепова 2007, 20).

***

Домовой, если захочет, может принять любой облик. Но есть у него два любимых и постоянных воплощения — это ласка и уж. При этом образ домового раздваивается — он видится и как человек, и как животное. По отношению к людям он проявляет себя в человеческом облике. По отношению к скоту — в животном. Небольшой зверек ласка, которого часто можно видеть в хлеву возле лошадей, — одно из воплощений дедушки домового. Какой масти в хлеву ласка, такой масти держи скот. Тогда он будет хорошо вестись, будет всегда здоровым и плодовитым. Если хозяин даст промашку и заведет лошадь или корову не той масти, пользы все равно не будет. Ласка замучит бедное животное, будет ездить на нем по ночам, путать гриву, пока совсем не изведет.

Изба из д. Кисилевской Каргопольского района. Конец XIX в.

***

Сам-то ведь дед-домовой — это ласка, зверек такой. Ушки черненьки. Она скотину новую не любит, завьет гриву-то. А у меня серых овец не любила, так все гоняла овец-то до ночи… Заберется на спину и гоняет. Это-то до-мовейко и был, ласка-то (Архангельская обл., Черепанова 1996, 45).

***

Змея, которая живет в хлеву, во дворе или под домом, также считается домовым духом и воплощением души умершего предка. Строго-настрого ее запрещено убивать. Иначе погибнет весь скот, а семью будут преследовать неудачи. Домовая змея особенно любит коров. Ходят слухи о том, что она якобы выбирает одну корову, обвивается вокруг задней ноги и сосет у нее молоко. Но это идет корове только на пользу. Любимая корова домовой змеи становится гладкой, здоровой, а молока начинает давать столько — хоть залейся. Рассказывают, что в одной семье убили такую домовую змею, по ошибке приняли ее за ядовитую. В этот же день погибла и корова, которую она любила.