Русская печь

Федотов Геннадий Я.

Начиная обживать новый дом, необходимо было прежде всего растопить печь от угольев, принесенных из старой печи. Присыпанные золой уголья выгребали из горнушки на середину пода. Положив сверху бересту с тонкими лучинками, раздували огонь и топили печь сухими березовыми дровами. Закончив топить печь, часть угольев убирали в горнушку и присыпали сверху золой. Остальной уголь вместе с золой выгребали из печи. Под подметали березовым или сосновым помелом и сажали в печь хлебы.

Когда в положенный срок испеченные хлебы вынимали, каждую ковригу внимательно и придирчиво осматривали. Если корки у них были чистыми и гладкими, то это предвещало хорошую

и спокойную жизнь в новом доме с новой печью. Если все же хотя бы на одной из ковриг обнаруживалась глубокая трещина, то это было плохим знаком: либо вскоре новый дом по каким-либо причинам придется покинуть, либо в него в скором времени может прийти беда.

В этих случаях обращались за помощью к домовому. Ковригу с трещиной не трогали три дня. На четвертый день устраивали обильный ужин. Бракованную ковригу разрезали на куски по числу домочадцев. Сверх того должно было остаться две горбушки: одна — для духа огня, а другая — для домового. Первую горбушку завертывали в чистую ткань и убирали на постоянное хранение в укромное место. Горбушку для домового оставляли на столе, а рядом с ней ставили чарку вина. Каждый из взрослых участников застолья, прежде чем выпить, должен был чокнуться с чаркой домового, который, как полагали, незримо присутствует за столом.

«АХТИ МАТИ, БЕЛАЯ ПЕЧЬ…»-(Заговоры и магические обряды)

Испокон веку крестьянина в его нелегкой жизни ожидало множество несчастий: болезни, неурожаи, падеж скота и многое другое. Считалось, что большинство болезней и злоключений происходит от сглазу. Посмотрел кто-то на человека недобрым глазом, и здоровяк превращается в считаные дни в настоящую развалину. Многие верили, что порчу по злому умыслу напускали на человека местные колдуны и нечистая сила. Чтобы упредить всевозможные неприятности или избавиться от тех, которые уже произошли, прибегали к помощи специальных магических обрядов, имеющих различную степень сложности. Простые обряды при необходимости мог совершать почти любой человек, а вот более сложные были под силу только знахарям и колдунам.

Так уж исстари повелось, что знахарство было преимущественно женским занятием, а большинство обрядов совершалось около русской печи.

Когда ужин заканчивался, горбушку, предназначенную домовому, три раза солили, втыкали в нее ребром серебряную монетку и клали на печь. Рядом с ней хозяин ставил наполненную до краев чарку, приговаривая: «Хозяин-батюшка, сударь-домовой, меня полюби да домочадцев пожалуй, мое добро береги, мою скотину береги, мое угощение прими и вина отпей от полной чаши». Произнося эти слова, хозяин кланялся печке по три раза с трех сторон: сначала перед челом, потом с левой и с правой стороны. Затем он брал кошку, сажал ее на печку и говорил незримому домовому: «Дарю тебе, домовой-батюшка, мохнатого зверя на богатый двор».

Надо полагать, что после такого внимания и почтительного отношения домовой размягчался и добрел, делая все для того, чтобы благополучие, мир и согласие не покидали дом, в котором ему предстоит быть хранителем очага долгие годы.

На это время ее шесток превращался в своеобразную лабораторию. Знахарка ставила на него посуду с водой или травяными настоями, клала древесный уголь, золу, печину, соль, лук, хлеб, предназначенные для наговора. Прежде чем приступить к заговору, знахарка придирчиво проверяла, хорошо ли закрыта печная труба. Ведь, если во вьюшке или задвижке оставалась хотя бы малейшая щель, слова произносимого заговора могли просочиться в нее и выйти через печную трубу наружу. А это значило, что вместе со словами в трубу могла вылететь заключенная в них магическая сила.

Убедившись, что «утечки» не будет, знахарка становилась лицом к шестку, что-то переливала, что- то смешивала, а потом шепотом произносила

слова заговора. Дальше она поступала так, как требовал конкретный случай.

Заговорот сглазу. Приступая к снятию порчи, знахарка доставала из печи три уголька и просила, чтобы ей принесли чашку «непитой» воды. «Непитой» считалась вода в ведре, из которого никто из домочадцев не успел еще напиться. Поставив чашку с водой на шесток, знахарка клала в нее вынутые из печи угольки, добавляла щепоть соли и произносила заго вор. Затем она дула на воду три раза и три раза плевала в сторону. С готовым снадобьем она выходила к больному и внезапно спрыскивала его, а потом давала отхлебнуть из чашки три глотка. Смочив больному рубашку, она протирала ему грудь в области сердца и лицо. Оставшееся в чашке снадобье знахарка выплескивала на притолоку — верхний косяк в дверях.

В старые годы многие женщины могли самостоятельно отводить порчу от близких. Даже отправляясь в дорогу, брали с собой кусочек четвергового угля (вынутого из печи в Великий четверок, то есть в четверг на Страстной неделе перед Пасхой), а также соль и печинку, или опечину (кусочек глины, от ломленный от русской печи). Один из наиболее распространенных способов снятия порчи описан П. Мельниковым-Печерским в романе «На горах»: «Оставшись с Дуней, Дарья Сергеевна раздела ее и уложила в постель. В соседней горнице налила она с молитвой в полоскательную чашку чистой воды на уголь, на соль, на печинку — нарочно на всякий случай ее с собой захватила, — взяла в рот той воды и, выйдя к Дуне, невзначай спрыснула ей лицо, шепотом приговаривая:

— От стрешнего, поперечного, от лихого человека, помилуй, господи, рабу свою Евдокею!..»

В деревнях нередко применяли другой способ снятия порчи. На тряпицу высыпали немного золы, клали несколько кусочков древесного угля и печины. Все это завязывали в узелок и относили на перекресток дорог. Считалось, что порча останется навсегда на перекрестке вместе с золой, углем и печиной.

По мнению родителей, больше всего от дурного глаза страдали дети. Если ребенок долго не ходил и не говорил, то это означало, что его кто-то сглазил. Когда наступала пора печь хлеб, молодая мать по совету старших женщин должна была совершить у печи специальные магические действия. Перед тем как посадить хлебы в печь, она накрывала ребенка на несколько секунд порожней квашней. Когда же из теста были сформованы ковриги, мать смачивала их водой и отправляла в печь. Оставшейся водой она обмывала руки ребенка и приговаривала: «Как мои хлебы кислы, так и ты, мое дитятко, кисни (полней); как мои хлебы всходят, так и ты ходи; как я, мое дитятко, говорю, так и ты говори».

Считалось, что от воздействия дурного глаза дети становились плаксивыми и плохо спали, терзаемые ночными демонами, которых в народе называли ночницамиили криксами.Похожие на летучих мышей, они проникали в избу через открытое окно или дверь и вились над колыбелью. Испуганный ребенок плакал и кричал. И тогда мать обращалась за помощью к печке. Она смазывала стопы ребенка растительным маслом и прикладывала их к печному столбу. Во время этого действа она поднимала ребенка вверх так, чтобы он переступал ножками, а на печном столбе оставались следы, ведущие к потолку. При этом мать приговаривала: «Полуночница ночная, полуденница денная, не тронь моего, не ворошь моего, а то сожгу твоего».

Другой способ избавления от ночных демонов заключался в следующем. Еще до восхода солнца мать затапливала печь. Когда дрова разгорались, она подносила ребенка к устью печи и, слегка постегивая его по ягодицам сосновой веткой от помела, приговаривала: «Уйди, испуг, в печную трубу и никогда больше не возвращайся».

Однако ночные демоны могли терзать и взрослого человека, напустив на него бессонницу. Когда все это терпеть становилось невмоготу, к печке-избавительнице обращались с такой мольбой: