Русская рулетка

Кьеза Джульетто

Первые три события на международной арене настолько легко предсказать, что читатель этих строк может взглянуть на них как на вполне вероятные. В первую очередь — свержение Слободана Милошевича, и неважно, будет ли он убит наемником или же смещен с поста, арестован ФБР и передан в руки Международного суда в Гааге. Во-вторых, в Белграде возникнет правительство-марионетка, сформированное партиями, финансирующимися Западом, и поддерживаемое СМИ. организованными Западом. В-третьих, практически вся Югославия, за исключением Косово, превратится в протекторат НАТО. Останется только узнать, вспыхнет ли спор между Сербией и Черногорией и когда — до или после падения Милошевича. Скорее всего Югославская Федерация будет окончательно стерта с географической карты под приветствие Западом отделения Черногории. Если же Сербия и Черногория останутся какое-то время вместе, то под «демократическим» протекторатом Запада. Личная судьба Милошевича и его жены станет — должна стать — уроком для всех. Иными словами, они должны быть наказаны: казнены по приговору народа, как Чаушеску, или же торжественно приговорены международным судом. В любом случае это будет мощный удар, эхо которого разнесется повсюду после истерики мировых СМИ. Но главным направлением удара станет Россия. Такой удар окажется особенно болезненным, если в Москве произойдет смена режима, если политическое руководство перейдет из рук Ельцина к кандидату, не входящему

в президентскую «семью». Москве придется тут же — и ситуация неоднократно повторится — столкнуться с дилеммой: выполнять приказы во имя установления «мира по-американски» или же взбунтоваться и заплатить за последствия. Америка больше не желает терять время на Россию. А средств для оказания давления на будущих хозяев Кремля достаточно: от невыносимого бремени финансового долга, который годами будет висеть над Россией, как дамоклов меч, до «жесткого» урегулирования в конфликтных зонах бывшего СССР. Между этими двумя крайностями проляжет системная многосторонняя политика постепенного истощения российского влияния по всем направлениям. Это не более или менее достоверное пророчество: это продолжение политики, начатой после распада СССР, когда власть в Москве была в руках «друзей Запада». Можно легко представить себе, как она будет развиваться, если в Кремле воцарится пусть даже всего лишь «прохладно» настроенная по отношению к Западу власть. Аргументы в пользу вмешательства во имя «предотвращения гуманитарной катастрофы» и «нарушении прав человека» могут быть с успехом использованы в жизненно важных для российского влияния регионах. Например, в Абхазии, чтобы заодно отблагодарить Грузию Эдуарда Шеварднадзе, также стремящуюся в НАТО, или в Нагорном Карабахе, чтобы удовлетворить амбиции Гейдара Алиева, а заодно и установить контроль над нефтеносными коммуникациями Каспия, или в Белоруссии, чтобы раз и навсегда дать понять, что нечего и думать о воссоздании СССР даже в усеченном варианте союза между двумя славянскими республиками (единственном, к которому склоняется ельнинская «семья» в собственных интересах). Новая доктрина НАТО, одобренная в Вашингтоне в торжественной обстановке празднования 50-летия Альянса, в то время как американские бомбардировщики сбрасывали ракеты на югославские города, позволяет очень широко трактовать возможные зоны и причины применения силы. Оборонительный аспект окончательно исчез из документов НАТО. Для военных действий больше не требуется санкции Совета Безопасности. Таким образом, всего через несколько лет «эффект зеркала», пережитый многими россиянами но время войны в Югославии, станет реальностью. Югославия — зеркало, в котором можно прочесть будущее России. Даже так называемый «человек с улицы», никогда не интересовавшийся политикой, остро осознал, что бомбы были направлены и против него, что происходившее выходило за пределы Югославии и Косово и становилось символом, отличительным знаком нового времени. Самой естественной и предсказуемой реакцией для страны, все еще обладающей амбициями и национальной гордостью (а Россия именно такая страна), стал бы порыв к организации и возрождению. Но чтобы реализовать его, требуется иное руководство, способное понять значение слов «национальный интерес». Такого руководящего класса в России нет. Те, кто вспоминает о национальных интересах, находятся в оппозиции. Однако можно предположить, что некое стремление к возрождению вскоре оформится даже без резкой смены московского режима. Произойдет это но множеству причин. Прежде всего, «семья» все меньше доверяет Западу. Да, Клинтон до последнего поддерживал Ельцина, даже на встрече «восьмерки» в Кельне, где физическая и политическая деградация российского лидера стала очевидной всем. Клинтон обязан Ельцину (и Черномырдину), и он заслужил такую «награду», выкопав могилу для Слободана Милошевича. Но Кремль уже догадался, что больше не занимает первого места и приоритетах Вашингтона как по соображениям «реальной политики» и собственного международного веса, так и из простого чувства приличия. А поскольку любовь «семьи» к Америке питается из столь же прагматических источников, как и любовь Америки к Ельцину, Кремль решил наращивать мускулы на случай, если будет покинут своими покровителями. Изложенные соображения касаются краткосрочной перспективы. Тенденция к наращиванию вооружений, уже проявившаяся в некоторых малых и средних региональных державах, в России будет поддерживаться, в том числе конкретными интересами бывшего советского ВПК. Эти интересы долгосрочны и сочетаются с искренними национальными амбициями, с так и не умершей гордостью за собственную технологию, с распространенными симпатиями к коммунистической оппозиции и отвращением к политике подчинения Америке. Для реализации такой тенденции развития непросто отыскать капиталы, но это не невозможно и при модели «самостоятельного развития», и в случае поиска союзников. Вооружение России на «самостоятельной» основе стало возможным как раз благодаря провалу реформы советских промышленных структур. Ельцин и Черномырдин смогли довести до коллапса часть военной промышленности, не предложив взамен никакого плана конверсии. В результате немалая часть ВПК, несмотря на собственную неподвижность или даже агонию, несмотря на то, что его структура постарела еще на 10 лет, все еще существует и может вновь начать действовать в достаточно короткие сроки и с разумным, т. е. реальным, количеством инвестиций.

Разумеется, уровень военной промышленности будет намного уступать американскому, но все же сможет соревноваться с ним в некоторых областях и даже на международном рынке вооружений. А это означает, что Россия может найти собственные ресурсы для возрождения. Она все еще располагает целой армией отличных технологов, мечтающих о реванше, т. е. движимых в том числе идеологическими и моральными соображениями. Кроме того, даже не самое чуткое руководство не сможет более откладывать поиск союзников из-за растущего ощущения опасности (хотя Москва еще не испытала его в должной мере), что уже породило важные сдвиги (см. гл. «Китайская переменная»). (Естественно, в рассматриваемом нами процессе встречается множество «однако» и «если», что прекрасно показывает его сложность, «головоломность».)

Итак, реально ожидать наступления очень непростого, быть может, даже бурного периода, в течение которого Россия не будет противостоять Западу (у нее просто нет на это сил), но и не станет униженно сгибаться, как она это делала в первое посткоммунистическое десятилетие. Ее состояние можно охарактеризовать, как «переменное сопротивление», сила и упорство которого будут зависеть от того руководства, которое придет после «физического» ухода [15] Ельцина. Очевидно, что двуглавый орел будет смотреть болыше на Восток, чем на Запад. Европа — я имею в виду «Европу наций» — не является на сегодня потенциальным союзником России в отчаянной борьбе против насильственного облачения в звездно-полосатый кафтан. Однако сценарии развития ситуации могут быть разными. Они будут зависеть и от намерении российского руководства, и от европейцев, и от практических действий новой американской администрации (к примеру, изменение ее курса, усиливающее «Европу наций», может найти поддержку

в Москве), Более того, можно с уверенностью утверждать. что только способная к сопротивлению Россия сможет стать для завтрашней «Европы нации» ключевым союзником, защищая ее от навязывания глобальной доктрины по-американски.

15

Надо paзличать конец режима и «физический» уход со сцены. когда Ельцин может умереть или быть отстраненным от власти (своим собственным ближайшим окружением), но при этом власть может остаться в руках «семьи» либо на формально законных основаниях, либо в результате какого-нибудь замаскированного государственного переворота.

Для оценки российских перспектив нельзя забывать об одном важном, ключевом элементе (оси) наших рассуждений: Россия не может позволить себе стратегию осторожного выжидания, упрямой подготовки к будущему реваншу, неспешному возрождению страны но примеру Китая, следовавшего стратегии Дэн Сяопина. Это для России невозможно: против нее работает «фактор времени», толкнувший Америку к ускорению. Усиливаются и внутренние дезинтеграционные факторы, порожденные Ельциным. Быть может. Америка просчиталась и приведет планету к тотальному столкновению цивилизаций. Но в любом случае для России выхода нет: сегодня она — самая хрупкая из деталей головоломки. Российское государство подошло к концу века под давлением наступающих обстоятельств и лишенное возможности выбора.

Глава 15

СТО ИМЕН

Одной из самых забавных сказок, рассказанных Анатолием Чубайсом, Александром Лившицем, Егором Гайдаром и прочими (многие из этих прочих уже фигурируют в американских и швейцарских следственных материалах), была сказка о «первоначальном накоплении». Рассказывалась она примерно так: жил-был русский капитализм, был он бедный, очень нуждался в деньгах после коммунистического погрома экономики, продолжавшегося (сколько, вы думаете? — правильно) семьдесят лет, чтобы войти в силу, ему нужна была стартовая площадка. Узнав об этих его потребностях и решив их удовлетворить, великий экономист Борис Ельцин дал позволение немного пограбить государственное добро (в одних случаях с применением оружия, в других — полагаясь на неистощимое русское терпение) с тем, чтобы некоторые потенциальные капиталисты сделались настоящими капиталистами, экономика бурно пошла в рост, появился средний класс и страна с триумфом, как принято было выражаться, вступила в семью цивилизованных народов.

Эта сказка рассказывалась до 17 августа 1998 года миллионы раз, и каждый раз у нее находились доверчивые слушатели. Они, купив несколько тысяч, если не целый миллион, государственных краткосрочных обязательств (ГКО), спокойно засыпали в своих удобных кроватях и видели во сне причитающиеся им во веки веков дивиденды в 150–200 % годовых. Сказка заканчивалась не обычным присловьем — «и стали они жить-поживать, да добра наживать», — но не менее утешительным обещанием, что с преступностью, без которой пограбить бы не удалось, очень скоро будет покончено: новые русские, окончательно разбогатев, отложат в сторону пистолеты, автоматы, гранатометы, ножи и яд и станут законопослушными гражданами, заинтересованными в общественном порядке, установление которого необходимо, чтобы обеспечить им спокойное и безмятежное владение их благоприобретенной собственностью.

А разве не верно, черт возьми, — вопрошали сказочники, — что западный капитализм тоже вырос из грязи и крови, из насилия и самой зверской эксплуатации, в том числе эксплуатации детского труда? Разве Чикаго тридцатых годов, столько раз виденный в американских фильмах, не был битком набит пистолетами, гангстерами и мафиози? И разве потом вся эта публика (или хотя бы некоторая ее часть) не сумела отмыться? И американское общество не предстало глазам всего мира стерильно чистым как символ правового государства? И разве в европейских странах (в Англии, Германии, Швейцарии) этот процесс не занял несколько столетии? Русские — так обычно заканчивались подобные рассуждения — не будут второй раз выдумывать велосипед: они сделают то же самое, но много быстрее. Их выбор — не гений и безрассудство, но гений и быстрота.

И дело пошло. В 1992–1994 годах под формальным руководством Анатолия Чубайса и по указке советников из Гарварда (среди которых нужно упомянуть Джеффри Сакса и Андерса Аслунда) была осуществлена «ваучеризация» советской экономики. Осуществлена со скоростью кавалерийской атаки, в мгновение ока лишив собственности 140 миллионов россиян. Они, никогда не владевшие никакой собственностью, в первый момент даже не поняли, что произошло. Но это было еще не все. Как гласит пословица, аппетит приходит во время еды. Размеры русского пирога оказались невероятными, необъятными — даже для воров. Так что со временем новые русские капиталисты открыли в себе невероятную, необъятную, фантастическую алчность вместе с поразительной способностью все попавшее им в руки пускать по ветру, обращать в пыль. Можно полагать, что получили они эту способность в наследство от советского планового хозяйства, но, не исключено, что она восходит и к более отдаленным временам — когда, например, в столице Российской Империи потреблялось больше французского шампанского, чем в Париже.

Конец сказки оказался не таким счастливым, как ожидалось. И не столько потому, что дивиденды ГКО не устояли под натиском поистине раблезианской алчности, сколько потому, что грабеж продолжал идти с той же интенсивностью и продолжается до сих пор. Продолжается, когда я пишу эти строки, несмотря на всемирный скандал, в который оказалась вовлечена вся российская верхушка, включая Кремль. И никаких признаков того, что олигархи решили наконец осуществить переход к правовому государству, не обнаруживается.

Надо заметить для сведения читателей, что вышеописанная «сказочка» до сих пор в ходу на Западе: ею пользуются, дабы оправдать «ошибки» в анализе ситуации или (дабы) получить возможность утверждать, что при всех ошибках другого выхода не было: иначе у власти оказались бы коммунисты и разрушили бы все. Вот один пример такого подхода, который стоит всех прочих. Мистер Фред Хайетт, недавно возглавивший редакцию «Вашингтон Пост», как будто повинуясь приказу, требует «исторически честной» дискуссии, учитывающей «неравные условия, в которые была поставлена Россия, ее возможные перспективы и то, что все могло сложиться хуже, чем сложилось». Он говорит об «оправданном риске» и предостерегает против критиков, которым для начала «следовало бы поведать, какие имелись у реформаторов в начале их деятельности альтернативы». «Если критики полагают, — продолжает Хайетт, — что наилучшим решением было бы избавиться от Ельцина и позволить, более того, помочь коммунистам захватить Кремль, то это не самая конструктивная позиция. Может быть, Россия во главе с Геннадием Зюгановым или Владимиром Жириновским сейчас находилась бы в лучшем положении. Но те, кто так думает, должны объяснить, почему они в этом уверены». Да, действительно, мы наблюдаем «нищету, которая лишь возрастает, падение уровня жизни, тревожную нестабильность, всепроникающую коррупцию, беззаконие, маскирующееся под реформы». Да, президент Клинтон повинен в том, что «поддержал варварскую войну, развязанную Ельциным в Чечне, да еще сравнивал ее с борьбой Авраама Линкольна за единство Соединенных Штатов», но это был «оправданный, разумный риск» (The Moscow Times. 1999. 3 сентября).