Русская война. 1854
Шрифт:
Ракеты? Тоже были… Семеныч однажды, когда обсуждали Николая Первого, рассказывал, как тот дал карт-бланш сначала Засядко, скопировавшему и доработавшему ракеты Конгрива, а потом и сыну великого князя Константина Павловича, тому самому Константинову из воспоминаний. Именно его творения я везу в Севастополь, чтобы… Никак себя не проявить. Я поморщился, вспоминая: действительно, если в Кавказской армии ракеты показали себя, неся туркам ужас и разрушения, то в Крыму отправленный с ними офицер так и не смог найти им применения. [2]
2
Зато
– Господин поручик, вам снова хуже стало? – Степан цокнул на коня и наклонился, чтобы получше рассмотреть мое лицо. – Вам бы собраться и доехать до Севастополя. Говорят, сам Николай Иванович Пирогов просил царя его туда отпустить. Уж он-то точно с вашими обмороками разберется.
– Уже лучше, – я потер лоб.
Неожиданно все навалившиеся изменения помогли мне пережить тот горячечный бред с пламенем и черными руками. Для меня ведь прошло не больше пары минут с тех пор, как странный взрыв стер нас с Семенычем с лица земли, как я боролся с этими порождениями кошмаров… Но в то же время сотни разделяющих нас лет, словно мокрая повязка, притупили боль. Как будто все случилось так давно. Да, страшно, да, стоит погрузиться в мысли, и пробивает дрожь, но все уже смазалось. А вокруг есть то, что гораздо важнее.
То, что еще не досталось смерти. То, что не должно ей достаться.
– Не будем терять время, едем дальше, к Севастополю, – я отдал приказ, вежливо отказался от предложения пересесть на лошадь и принялся собирать в кучу все, что мне было известно об этом времени.
Итак, я сам. Если я везу ракеты в Севастополь, то я – Щербачев.
– Точно, – подсказали воспоминания. – Григорий Дмитриевич, тридцать один год.
По воспоминаниям я должен был приехать на место еще первого сентября.
– Не успели, – подсознание радостно поддержало разговор. – Сегодня третье.
Гроза! В этом времени в отличие от нашего разразилась какая-то странная гроза с черными, словно кривые руки, молниями. По спине пробежали мурашки… И вот Щербачев заболел – из-за нее! – сбивая положенный ход вещей, задержался, а потом я каким-то образом занял его место. Догадка, но лучше ничего не было. Сейчас важнее, что мы опаздывали! Второго сентября Англия с Францией начали высадку десанта у Евпатории, их никто не встретил, и только восьмого числа Меншиков даст им бой у Альмы, на полпути к Севастополю. Бой, который мы проиграем, но если рассказать про тот же фланговый обход, то все можно будет и повернуть…
Избежать смертей! Смертей тех, кого я считаю своими!
Я понял, что щеки начинают гореть. Надо успокоиться: с советами царям и генералам не стоит спешить. Лучше сначала разобраться, правильно ли я все помню об этом времени, не сделаю ли хуже. А пока – хотя бы просто доехать до места. Ведь союзники не только высадились, но уже и выпустили разъезды во все стороны, чтобы разведать обстановку. Вот будет неприятность, если один из них наткнется на нас. С шестью телегами, набитыми железом, нам даже от пешего отряда не оторваться.
– Степан! – я позвал казака, который специально держался недалеко от моей телеги. – Можешь отправить одного из своих на север?
– Зачем? – уточнил казак, прищурив глаза.
Никакой субординации, и это одна из особенностей времени. Иногда люди могут выполнить без вопросов самый глупый приказ, следуя вбитой в подкорку палочной дисциплине. А иногда откажутся от самого разумного просто потому, что это может показаться уроном их чести.
– Еще в Одессе я слышал, что англичане и французы хотят в Евпатории высаживаться. Как бы не попасть под них, если правдой окажется, – в голове мигом родилось объяснение.
Казак тут же нахмурился, кивнул и подозвал одного из своих. Самого молодого. Ветер дул от меня, так что я разобрал только пару слов, но и того, что всадник рванул обратно по нашим следам, было достаточно. Теперь если за нами кто и погонится, то мы хотя бы об этом узнаем.
Я откинулся обратно на сено. Тело на самом деле слушалось не очень. То ли из-за переноса сознания, то ли из-за той самой болезни. Я начал одну за другой разминать мышцы, продолжая раздумывать над своим положением и наблюдая за тем, что меня окружало. Природа? В задницу природу! Взгляд еще раз пробежал по казакам, потом скользнул на сидящих на других телегах возниц. На вид обычные бородатые мужики. Чистые и аккуратные.
– Не мужики, – поправила помять Щербачева. – Служащие из департамента провиант-комиссара.
– А те? – взгляд остановился на еще одной четверке, которая, как и я, расположилась рядом с грузом, только на других телегах.
– Фейерверкер и трое рядовых, – доложила память. – Выделены вам для демонстрации и обучения работы с ракетами. Вы им, кстати, приказывали идти пешком, благо скорость позволяет. А лошади и телеги и так перегружены.
В памяти сразу же всплыла информация о том, что именно я везу. Как оказалось, Константинов отгрузил со мной шестьсот двухдюймовых ракет с разными зарядами. В основном с гранатами, но были еще осколочные и даже сигнальные. Много, общий вес под полторы тонны – на пять телег действительно по границе допустимого. И даже один худосочный солдат сверху может привести к тому, что мы сейчас тут встрянем. Прямо под какой-нибудь английский или французский разъезд!
– А ну, на землю! – рявкнул я, осознав, что кроме меня это, похоже, никого не волнует. Да и не должно – я же тут командир и за всех отвечаю.
Солдаты с фейерверкером тут же соскочили со своих мест и поспешили отойти в конец обоза, подальше от моего взгляда. Я тоже решил выбираться. Нечего нагружать телегу и лошадь, если я смогу пройти хотя бы немного. На мне прямо сейчас были белые льняные штаны и широкая рубашка. Поверх надел лежащие рядом брюки, закрепил на них подтяжки. Память подсказала, что и как делать. С ее же помощью справился с портянками под сапоги – это было даже не сложно. А вот чтобы застегнуть мундир на все пуговицы, тут пришлось помучиться.
Взгляд зацепился за погоны – три звезды. Память подсказала, что именно такие положены поручику ракетных инженерных войск, на что намекали надписи «Р1», выбитые на каждой пуговице. Между прочим, десятый класс местной табели о рангах, на один выше, чем если бы у меня было то же звание, но в обычных войсках. Не мечта, но очень даже неплохо. С точки зрения перспектив.
После того, как я остервенело сражался с черными руками, даже грыз их, как дикий зверь, я словно вырвался из привычной скорлупы правил. Нет, я не собирался теперь решать все проблемы зубами, но чувство, что я сумел справиться даже со смертью, придавало сил. Человек – это звучит гордо, человек – это тот, кто может менять мир! Раньше спокойная жизнь как будто лишала смелости в это поверить, но теперь… Я просто знал, что только так все и должно быть.