Русская жизнь. Человек с рублем (ноябрь 2008)
Шрифт:
VI.
ЦБК - это не только фундамент города, но и его миф, легенда. Здесь дети и внуки первостроителей, династии, для которых все этапы развития комбината - как вехи личной жизни. Управление комбината - в прекрасно обветшалом конструктивистском здании - памятник, памятник!
– поднимаясь по лестнице в широком полукруглом эркере, уставленном цветами, думаю, как остро многим будет не хватать этого вида, и этого воздуха, и этой причастности к большой легенде. Прагматика модернизации понятна, в ней нет места сантиментам, но тех, для кого завод был и главной средой обитания, и жизнью, это утешает совсем мало.
Загадываю для себя: как все пойдет на «Каме» - так пойдет и по всей стране. В Краснокамске сейчас, в прямом
Пока не подано ни одного заявления в трудовую инспекцию. Но ближайший вопрос - выход собственника на контакт с теми, чьи судьбы так резко и радикально меняются - или ломаются - в эти дни. Это, если угодно, морально необходимый жест, акт последнего административного приличия. Менеджменту люди не то чтобы совсем не верят, но знают, что последнее слово все-таки не за ним; они ждут «самого главного», который пообещал бы им - все будет так, как положено, вас не обманут, вам помогут. Пока они его не услышали - и оттого слезы, тревога, паника, и женщина жадно спрашивает: «А няней в Москве можно устроиться? Без денег, а? За еду и кровать?»
VII.
…Самолет задерживают; в зале ожидания немолодой кашемировый человек заводит разговор о ценах на недвижимость - не падают, сволочи! Пытается острить: «Все мрачней и ниже тучи опускаются над Камой…» Вяло обсуждаем дежурное - что почем, на сколько процентов и как скоро обрушится к такой-то матери. Смотрит в черное стекло, улыбается: «Дан приказ ему на запад. Ничего, месяц-другой - и вас накроет…» - и в голосе его слышна тихая, злорадная надежда.
Олег Кашин
Здесь все не так однозначно
Как азербайджанская семья засудила русскую учительницу
I.
9 октября мировой суд судебного участка № 215 Ломоносовского района г. Москвы признал учительницу музыки Светлану Валерьевну Гоголевскую виновной по статьям 116 часть 1 (унижение чести и достоинства другого лица, выраженное в неприличной форме) и 130 часть 1 (совершение насильственных действий, причинивших физическую боль) УК РФ. В роли потерпевшего в суде выступал ученик девятого (на момент, когда все случилось - восьмого) класса московской школы номер 1264 Камран Тагиев. Судья Рябикина Екатерина Викторовна присудила учительнице Гоголевской 4 тысячи рублей штрафа плюс тысячу рублей компенсации за моральный ущерб потерпевшему.
И это все, что мы достоверно знаем об этой истории.
II.
Статья в «Комсомольской правде» по этому поводу называлась длинно: «Конфликт в московской школе: учительница попала под суд из-за „неправильной“ оценки. А ее сыну отомстили кулаками». Собственно, из «Комсомольской правды» все, и я в том числе, узнали о том, что есть такая Светлана Валерьевна и есть азербайджанская семья, с которой у Светланы Валерьевны вышел конфликт, завершившийся решением суда
Имена героев в газетной статье были изменены, но для того и существует гражданское общество - уже через сутки после публикации каждый, кому это было интересно, мог узнать из блогов настоящее имя, фамилию, адрес и телефон членов этой азербайджанской семьи. Кто-то публиковал эту информацию, словно стесняясь: «Надо сходить проверить, а то вдруг ошибка», кто-то прямо писал: «Вот телефон, звоните, травите». Когда кого-то травят - это всегда плохо, поэтому должен признаться, я шел к Тагиевым (как раз по тому адресу, который распространяется в интернете; часть работы активисты сделали за меня, спасибо им), очень надеясь, что мне удастся узнать от них что-нибудь, что противоречит легенде, которая (это вообще увлекательное занятие - наблюдать за рождением легенды в режиме реального времени) коллективными усилиями журналистки «Комсомольской правды» и блоггеров сформировалась в течение нескольких дней, прошедших после публикации. Ну да, я понимаю, что заведомая необъективность - это не то качество, которым стоит хвастаться, но, мне кажется, так будет честнее, чем делать вид, что ты беспристрастен. Я действительно шел к Тагиевым, чтобы их защитить.
Потому что защищать надо всех, кого травят.
III.
У Тагиевых - двухкомнатная (и, вероятно, стоит упомянуть и об этом, достаточно бедно обставленная) квартира на втором этаже хрущевской пятиэтажки по улице Новаторов. Отец - Шукюр Азизович, 45 лет, родился в Бакинской области, в Москве живет с 1981 года, когда приехал поступать в Плехановский институт, по окончании которого остался здесь жить. Работает гендиректором (наемным, владелец у компании другой) ООО «Экватор» - в компании шесть работников, производят кованые изделия. Жена Шукюра, мать Камрана - Наза Рустамовна, уроженка Баку, кандидат геолого-минералогических наук. Дети - Тирана, учится в шестом классе, Камран - в девятом. Оба родились в Москве.
IV.
В изложении Камрана и Шукюра история выглядела так. Сын Светланы Валерьевны Саша учился вместе с Камраном с первого класса. Во втором классе заболел; Камран говорит - «начались проблемы с ногами», отец поясняет - болезнь Петерса, разрушение тазобедренного сустава. Мальчику сделали две операции, потом он вернулся в школу, вначале ездил в инвалидной коляске, потом ходил на костылях (сейчас уже ходит без костылей). Камран рассказывает, что, когда Саша вернулся в школу, «ему все помогали, костыли за ним таскали, за руку держали, когда он поднимался по лестнице». «А потом Саша потихонечку начал со всеми ссориться, - говорит Камран.
– Я не знаю, почему, но ни с кем у него хорошие отношения не получались. Мы все пытались с ним подружиться, а он со всеми ссорился, и с мальчиками, и с девочками. Потом детям надоело, и они перестали пытаться с ним дружить и стали все держаться от него на расстоянии и общаться с ним перестали».
Почему- то, когда Камран говорит об одноклассниках, он чаще говорит не «мы», а «дети». Не знаю, о чем может свидетельствовать такая деталь, но мне она почему-то кажется важной.
Я спросил Камрана, как именно ссорился Саша с детьми. «Я даже не знаю, - отвечает мальчик.
– Мог исподтишка толкнуть, обзывал словами разными. И самих детей, и их родителей». «Я до сих пор не могу узнать, какими именно словами он меня обзывал, - добавляет Шукюр.
– Говорит: делай со мной, что хочешь, я эти слова повторять не буду». Камран кивает.