Русская жизнь. Квартирный вопрос (октябрь 2007)
Шрифт:
Англичанин не понял. Старший лейтенант списал это на свое не совсем блестящее владение английским и обратился к профессиональному переводчику. Тогда англичанин понял и сказал, что в Королевской армии этой проблемы нет.
Ч. обиделся. Он уже привык доверять своему напарнику, а тут вдруг встретился с таким вопиющим образцом империалистической пропаганды. С целью ее разоблачения он взял, да и напросился проинспектировать какую-нибудь британскую часть. Как член совместной комиссии, он имел на это право.
Англичане предложили старшему лейтенанту на выбор три воинских части. Две из них находились в местах постоянной дислокации, а одна была переброшена к побережью с целью погрузки на суда для дальнейшего убытия на родину.
Часть оказалась полевым танкоремонтным заводом. По численности личного состава (немногим более 500 человек) она едва превышала батальон, хотя по статусу приравнивалась к полку. В момент прибытия туда пары офицеров она как раз выстраивалась в походную колонну. Ни одного офицера в части в этот момент не было, все они на джипах уже отбыли в порт погрузки. Колонной, в которой было около 100 единиц техники, командовал сержант.
За всю свою жизнь старший лейтенант Ч. не испытывал такого потрясения. Он прекрасно знал, что в родной Советской армии, даже если бы часть передислоцировалась из Костромской области в Ивановскую, в операции были бы задействованы все без исключения офицеры этой части, включая срочно отозванных из отпусков. Особенно если передислоцировалась бы столь специфическая часть, насыщенная сложной, тяжелой, громоздкой, очень дорогой техникой, которая ценилась гораздо выше, чем люди. Если же дело происходило бы на территории чужой, причем не сильно дружественной страны, да еще и довольно сложной в географическом отношении, к части было бы в обязательном порядке прикомандировано несколько вышестоящих офицеров. Это при том, что тогда в Советской армии сержанты были людьми уважаемыми, обладающими реальным опытом и полномочиями (как говорил Жуков, армией командуем я и сержанты). Однако чтобы им были предоставлены такие полномочия - это было за пределами понимания молодого советского офицера.
Тем временем британский сержант поздоровался с прибывшими инспекторами, не изъявив ни малейшей робости ни перед своим коммондором («почти генералом»!), ни перед советским гостем. Он просто принял к сведению факт их присутствия в составе колонны, его образ действий из-за этого нисколько не изменился. И колонна поехала.
К вечеру она в полном порядке, без всяких поломок и инцидентов (Ч. отметил про себя, что в Советской армии столь благополучный исход марша был крайне маловероятен даже в условиях управления колонной всем офицерским составом части) добралась до небольшого иранского городка, в окрестностях которого расположилась на ночлег. Англичане быстро разбили лагерь, сержант расставил караулы. После ужина свободный личный состав был построен и сержант спросил, кто хочет пойти в увольнение в город. Из 500 человек примерно 300 шагнули вперед.
Старший лейтенант Ч. получил еще один сокрушительный моральный удар. Даже два. Один небольшой удар состоял в том, что примерно 200 человек в увольнение не захотели. Вторым, несравненно более сильным ударом, стала простота процедуры.
В родной Советской армии даже из части, дислоцированной в Ивановской или Костромской области, одновременное увольнение 300 человек было практически невозможно. Слишком сильный стресс испытало бы командование части, ожидая разнообразных неприятностей от пребывания такого количества бойцов в состоянии относительной свободы. Тем более это было бы невозможно в части, дислоцированной на Кавказе или в Средней Азии. Если же часть находилась бы в чужой стране, подобное увольнение могло бы быть только результатом специального политического решения, принятого в Москве, исходя из неких высших соображений. При этом на протяжении, как минимум, двух недель перед увольнением специально отобранным для выполнения этой важнейшей миссии отличникам боевой и политической подготовки (об
Тем временем британские чудеса продолжались. Сержант предложил желающим идти в город разделиться на тех, кто хочет в кино, и тех, кто хочет в пивную. Потенциальные отпускники разделились примерно поровну. Сержант назвал первым три кинотеатра, вторым - три пивных, куда им можно пойти (карты города у личного состава имелись в достаточном количестве). После чего сообщил, что в 23.00 все должны быть в лагере, а сейчас все свободны.
Пивные добили старшего лейтенанта Ч. окончательно. Даже в Ивановской (Костромской) области главным напутствием перед увольнением (высказанным в особо категорической форме) было, чтобы ни капли! Ни за что!! Ни при каких обстоятельствах!!! А уж в чужой, причем не сильно дружественной стране… А здесь прямо предложили!
К 23.00 солдаты Royal Army вернулись в лагерь. Сержант приказал капралам проверить наличие-отсутствие личного состава. Один из капралов сообщил, что в его подразделении нет трех солдат. Как и следовало ожидать, они были из числа тех, кто собирался в пивную.
Сержант подошел к полевому телефону и позвонил в местное отделение военной полиции. Он назвал имена и фамилии трех отсутствующих солдат и сообщил, что предположительно эти люди могут находиться в одной из трех пивных. Положив трубку, он пошел спать.
Старший лейтенант Ч. представил, как в чужой, причем не сильно дружественной стране, из увольнения не вернулись три советских солдата. О случившемся было бы уже известно не только на уровне штаба группы войск, но и в Москве (не исключено, что даже в Кремле). Непосредственный начальник пропавших солдат, а также командир и замполит части уже готовились бы идти под трибунал, который в то время очень легко выносил приговоры «вплоть до». Целый ряд прямых начальников загулявших солдат и командира части готовились бы к немедленному убытию в особо замечательные места нашей необъятной Родины (типа Туркестанского, Среднеазиатского или Забайкальского военных округов) с гарантированным понижением в должности и, вполне вероятно, в звании. Если бы дело происходило на территории СССР, резонанс, конечно, был бы гораздо меньше, но тяжелых оргвыводов было бы не избежать и в этом случае. А здесь сержант пошел спать!
Коммондор с интересом наблюдал за моральными страданиями своего советского напарника, которые, видимо, ясно читались на его лице. И предложил тому поехать в город, чтобы пронаблюдать за процессом отлова исчезнувших. Ч. механически согласился.
Джип с офицерами подъехал к первой пивной, однако она была закрыта. Они направились ко второй, где им повезло. В небольшом полуподвальном помещении за одним из столиков, на котором располагалось немалое количество пустых и полных бутылок, сидели четыре человека - трое в британской военной форме и один местный. Видимо, этот перс (даром, что мусульманин) и совратил солдат Его Величества.
В этот момент рядом с пивной с визгом затормозил «Додж три четверти», из коего выскочила группа военнослужащих в английской форме и белых шлемах с буквами МР («Military Police»). Командовал группой, разумеется, сержант. Он подошел к столику и положил руку на плечо одного из солдат. Тот совершил грубую ошибку - сбросил руку сержанта.
На протяжении следующих пяти минут бойцы военной полиции молча и сосредоточенно били дубинками солдат и, заодно, местного жителя. После этого перса оставили лежать на месте происшествия, а солдат забросили в кузов «Доджа» и поехали в лагерь.