Русская жизнь. Москва (сентябрь 2008)
Шрифт:
Однако советская власть оказала Москве одну услугу: благодаря институту прописки и прочим цеплялкам и крючкам сюда не съезжались массово люди с национальных окраин. В результате город оставался более-менее русским - и москальским - до самых девяностых, когда начался великий шурум-бурум.
Стоит сказать несколько слов и об этом. В девяностые Москва стала центром «бизнеса». Этот бизнес, однако, был абсолютно не москальским по духу - либо обхопывание-обхлопывание по принципу «украл - убежал», либо прямой разбой. Коренному москвичу, понятное дело, разбойники были как-то понятнее, чем юркие пронырливые человечки, выписывающие на себя какие-то там «невозвратные кредиты», поэтому к рекам крови на улицах они относились не так чтоб уж очень нервно. Зашевелились они, когда бандиты начали докапываться до квартир, дач и прочего хозяйства: тут уж захотелось порядка.
Примерно с двухтысячного года в Москву хлынул поток «лиц национальностей». Почему и как он хлынул, мы тут объяснять не будем - и места мало, и пришлось бы назвать всяких больших людей, которых лучше к ночи не поминать, да и днем нежелательно: у них есть привычка обижаться,
Возродится ли когда москальский дух? Вряд ли, если только, повторяю, не случится какого-нибудь чуда. Но москали не верят в чудеса.
Возможно, это их слабость.
* ОБРАЗЫ *
Юрий Сапрыкин
Сидя на красивом холме
О месте, где можно жить
В начале лета меня занесло в Печатников переулок: группа энтузиастов-краеведов устраивала там не то митинг, не то дружескую попойку. Смысл ее был так же трудноопределим, как и жанр: мало кто понимал, РАДИ чего было созвано сборище, но всем было ясно, ИЗ-ЗА чего: Печатников убивают. Старый сретенский переулок, который дольше всех в округе простоял нетронутым, где к одному дому примыкал полулегальный, огороженный металлическими спинками от кроватей палисадник (одно время там держали козу), в другом квартировал штаб Либертарианской партии, а третий был похож на шкатулку, украшенную защелками-кариатидами, переулок, с которого открывался дивный вид на бульвары - такой, будто последних двухсот лет просто не было, будто Москва - это сад с прижавшимися друг к дружке особняками, и над всем этим плывут маковки Высокопетровского монастыря - и этот переулок пошел под нож бульдозера. Сначала снесли монструозный сусловский Дом политпросвещения, который, будем откровенны, только портил вид, потом воткнули на углу Трубной стекляшку бизнес-центра, теперь принялись за примыкающие к стекляшке дома 3 и 5. Энтузиасты из сообщества «Москва, которой нет» решили бороться с московским стройкомплексом при помощи вина из пластиковых стаканчиков и концерта группы «Пакава Ить», краевед Можаев рассказывал, что появился призрачный шанс отбить дом номер 3, поскольку выяснилось, что сто лет назад в нем находилась какая-то исторически важная дворницкая, сочувствующие студентки ахали и грустили. Результат собрания был предсказуем: через неделю к дому номер 3 подъехал бульдозер, энтузиасты выложили фотографии разрушений в ЖЖ, засим бульдозер, равно как и старающиеся помешать ему краеведы, отправились к новым свершениям.
Краеведы- энтузиасты борются за каждый конкретный дом -и не только посредством распития вина, иногда и костьми ложатся. Наверное, они правы, но ситуация в Москве такова, что даже спасение одного конкретного, исторически ценного или просто дорогого сердцу дома общей картины не меняет: даже если отбить дом номер 3 в Печатниковом, вокруг дома номер 3 начнет происходить (и уже происходит) такое, что лучше бы дом номер 3 этого не видел. Глупо об этом говорить в городе, где невозможно спасти даже занесенное во все реестры и снабженное всеми охранными грамотами здание - но в идеале объектом охраны должно быть не здание, а район, участок, замкнутая среда со своей особой атмосферой. Можно ли сохранить дом в Печатниковом, не обращая внимание на всю Сретенку? И где тогда проходят границы Сретенки, уникального района с особым воздухом - не размерами же проезжей части они определяются? Остается ли Печатников Печатниковым, если с двух сторон его подпирают бизнес-центры, а сбоку пристроились турецкие дома «пониженной элитности»? Заслуживает ли район сбережения, если в нем нет ни одного памятника старины? Можно ли убить район, не снося в нем ни единого здания?
Место, в котором я живу, краеведы спасать не придут - в нем нет памятников старины, в которых воплотился дух эпохи, по крайней мере, тех эпох, которые заслуживают изучения и сбережения. Здешний ландшафт - это типовая позднесталинская застройка, с вкраплениями застройки раннебрежневской, здешние достопримечательности слишком молоды или слишком странны, чтобы ставить их под охрану. Их история не так богата, чтобы кому-то захотелось ее изучать, на них невозможно смотреть с дистанции - как на нечто далекое, странное, ценное. Скажем, сталинские дома, обнимающие полукольцом площадь Гагарина - кто их автор, когда они построены, что с ними происходило в последние 50 лет? Сколько времени должно пройти, чтобы их тоже можно было бы записать в памятники? Когда по соседству с ними начнут строить гигантский дом с круглым отверстием посредине, как запланировано сейчас по плану реконструкции площади, - придут ли краеведы спасать исторический ансамбль? Почему дом номер 3 в Печатниковом достоин того, чтоб за него бороться, а Планетарий, который уже 15 лет крошат в труху и перестраивают непонятным образом невесть ради чего, - вроде как и нет? Странным образом, чем старее в Москве дом или улица, тем проще узнать ее историю, сжиться с ней, счесть ее своей родиной, но места, еще не покрытые патиной, как бы не имеют прошлого, не заслуживают любви, даже если своей каждодневной жизнью - часами, проведенными в аудиториях, прогулками по набережной, велосипедными поездками - ты c ними связан так, что не разорвать?
Границы района, где я живу, не совпадают с делением на округа и управы, но интуитивно они понятны каждому. Центром района является главное здание МГУ, c севера он ограничен рекой, по восточной его оконечности проходит Ленинский проспект, западный рубеж проходит по Мосфильмовской, южная граница, по ощущению, отодвинулась в последние годы с улиц Удальцова - Коштоянца на линию улицы Кравченко (в прошлом - 3-я улица Cтроителей, то есть та самая улица, где, согласно канонической версии, нашел - или потерял - свое счастье Женя Лукашин). Строго говоря, это холм, в остальные части города отсюда можно только скатиться - резко, под откос, к реке, или плавно, к муравейникам Юго-Запада; в любом случае, каждая дорога отсюда кажется дорогой вниз. Это, наверное, не самый уютный или выразительный район в городе, есть много мест не в пример более живых и лихих, но так получилось, что район Университета больше всего похож на место, где можно жить. Здесь нет памятников и достопримечательностей, здесь вообще всего мало, Университет ценен не тем, что в нем есть, а тем, чего нет - пробелами, пустыми пространствами, зеленым воздухом между редко стоящими домами.
Отчасти эти пробелы, как и многое хорошее в России, связаны с военно-промышленным комплексом: заповедность здешних просторов обеспечена комплексом подземных сооружений и секретной веткой метро, про которые мало кто знает, но все слышали. Есть три загадочных башни вдоль проспекта Вернадского, которые одним своим видом отбивают охоту задумываться, что в них находится, а дальше до самого свежепостроенного комплекса «Шуваловский» - огромное пустое место, приобретающее ближе к метро «Проспект Вернадского» более дружелюбный вид и название «Парк 60-летия Октября». Говорят, внизу - подземный город, куда в случае чего смогут спуститься 15 000 самых важных людей в стране (где бы взглянуть на список?) и переждать, пока наверху все успокоится. Студенты-смельчаки из университетских общежитий периодически пытаются забраться внутрь, но, заслышав лай собак, дают деру; наиболее исчерпывающее описание объекта, как ни странно, содержится в «Матиссе» Илличевского. По слухам, еще одна сеть 5-7-этажных бомбоубежищ идет от Ломоносовского к Университетскому, под цирком и театром Натальи Cац - так или иначе, все эти полумифические подземелья в местном обиходе сейчас фигурируют как средство спасения не от ядерной войны - скорее, от уплотнительной застройки.
Жители центра переживают, как бы чего не снесли; на Университете боятся, как бы чего не построили. С точки зрения нормального девелопера то, как устроен район, - это просто идиотское разбазаривание площадей: зачем такие пространства между домами? Почему на небольшом квадрате, стена к стене, стоят аж четыре школы - не жирно ли? Куда Дворцу пионеров такой шикарный парк - если уж и пионеров не осталось? Ближе к Юго-Западу уже не церемонятся - облепили элитным жильем Дом студента на Вернадского, понаставили башен вдоль улицы Удальцова, пресловутый подземный город, при всей своей секретности, тоже застраивается будь здоров - девелоперы здраво рассудили, что если уж объект рассчитан на прямое попадание ядерного взрыва, то 16-этажный монолит как-нибудь выдержит. Возле реки пока действуют наскоками: на краю парка Дворца пионеров воткнули огромный элитный дом, который явно не предназначен для проживания в нем живых людей, на предпродажной стадии в окнах зажигали цветные огоньки, в темноте дом был похож на спустившийся с неба гигантский тетрис, теперь и те потухли - так и стоит на краю пруда непонятная темная махина, застывшие в камне деньги. Ходят слухи, что дом не последний, в интернете выложен перспективный план, по которому под снос пойдут - не памятники архитектуры, о нет, просто роддом, поликлиника, детский бассейн, просто зеленые дворы и детские площадки, вся непозволительная и, главное, не приносящая дохода роскошь. А с другой стороны улицы Косыгина пытаются воткнуть дом стена к стене с усадьбой Дмитриевых-Мамоновых, и еще один, от которого Воробьевы, по самым предварительным прикидкам, должны пойти оползнями, и еще… Да что там, все ясно.
Университет - это пространство чуда; здесь много такого, чего в Москве вообще не может быть. Лыжный трамплин, памятник клятве Герцена и Огарева, ботанический сад, где по осени местные старушки втихую подбирают вкусные яблоки, университетские лаборатории и метеостанции, цирк с ареной-трансформером, которая за десять минут превращается в бассейн, и еще за десять - в каток, магазин старого винила «Звуковой барьер» и андеграундный Клуб имени Джерри Рубина, спрятанные в зелени роскошные особняки на Косыгина, Дворец пионеров с собственной обсерваторией, хором им. Локтева (он существует!), кружком изучения украинского языка и памятником Мальчишу-Кибальчишу. Здесь можно, катаясь на велосипеде, случайно наткнуться на нелегальный панк-концерт или на занятия клуба судомоделистов. Здесь даже рестораны не такие, как везде, - корейские заведения в «Орленке» или индийское в «Спутнике» открыты настоящими корейцами и индусами, и по качеству еды и отсутствию пафоса место им скорее в Нью-Йорке, чем в городе, где мы живем. Здесь, в конце концов, прописан Путин. Единственная проблема в том, что пространство чуда не поддается кодификации; его невозможно объявить охранной зоной - или даже объяснить, что и почему здесь должно подлежать охране. Это место просто нельзя трогать, тут слишком хрупкая ткань, она не выдержит напора обыденного - на Воробьевых пропадут белки, мальчики у Дворца пионеров перестанут запускать модели самолетов, а в университетских оранжереях завянут цветы. Хотя какие белки, белки сейчас даже краеведов не волнуют.
Александр Можаев
Продукты зачатия
От Трубы до Химок
Дым Отечества - препротивнейшая вещь все-таки. Особенно когда, постранствовав, воротишься домой, в Москву. Она умеет здороваться сквозь зубы и готовить к приезду самые дрянные сюрпризы. Акклиматизироваться трудно. Я вот совершенно не хотел вновь предаваться ворчанию и писать о том, как здесь плохо. Но в последнее время, если приходится говорить о хорошем в Москве, - так это разве что о бабах. Короче, просто перечислю свои впечатления минувшей недели, первой по возвращении из зарубежной творческой командировки.