Русская жизнь. Октябрь семнадцатого (ноябрь 2007)
Шрифт:
Но дискутировать мне не хотелось - все уже выстроилось в окончательной и печальной ясности.
Образ энтузиастов и подвижников, ставших жертвами трагического стечения обстоятельств и профессионального форс-мажора, оболганных желтой прессой, - этот прекрасный страдательный образ как-то мгновенно и окончательно погас.
Оля Васильева говорит, что Ермаковы предлагали ей - во избежание излишнего геморроя - закопать ребеночка в лесу.
Не знаю, так ли это. Но почему-то уверена, что всей этой истории, скандала и судебного разбирательства не случилось бы, если бы Ермаковы обладали пусть минимальной способностью к сочувствию своим уже бывшим клиенткам. Если бы они не выбрасывали
Спрашиваю у следователя Гатчинской прокуратуры Александра Левочкина: - Вы общались с Ермаковыми после смерти ребенка Оли Васильевой. Что-то же было тогда в их поведении, правда, - чувство стыда, вины, ну хотя бы неловкости? Ну хоть как-то они переживали?
– Совсем не заметил, - говорит.
Подумал и еще раз сказал: - Нет, не заметил.
* СВЯЩЕНСТВО *
Евгений Клименко
Назад, к обновлению!
Отец Петр (Мещеринов) о 90-летии Поместного Собора
Поместный Собор 1917-1918 годов - событие поистине уникальное. Два века Церковь жила без Патриарха и без вдохновения. И вот в период революционного разброда она получает неожиданную возможность самоопределиться и встать на ноги. Все необходимые для этого решения в 1917-м были приняты. Но церковная революция остановилась, едва начавшись. Ей помешала другая - Октябрьская, большевистская, вполне мирская.
Об историческом значении этого события рассуждает игумен подворья Свято-Данилова монастыря отец Петр (Мещеринов).
– Открывшийся в конце семнадцатого года Поместный Собор принял много важных решений. Но революция не позволила претворить их в жизнь. Как вы считаете, оставил ли Собор, несмотря на это, какой-то след в истории русской Церкви?
– Это одно из главнейших событий в нашей церковной истории. Поскольку, помимо восстановления патриаршества, что само по себе чрезвычайно важно, Собор продемонстрировал доброе здравие и расцвет сил церковного организма. Для меня в нем важна попытка осмыслить современность с церковно-евангельской точки зрения.
– Современность, кстати, не давала о себе забыть. Если не ошибаюсь, когда выбирали Патриарха, за окнами были слышны выстрелы.
– Да, события разворачивались очень быстро, и участники Собора за ними не поспевали. Но все они сходились на том, что Церкви необходимо обновление.
– Какое?
– Прихожанин не должен смотреть на Церковь как на хранительницу замшелых обрядов, которые мало о чем ему говорят. Церковная жизнь должна соответствовать логике процессов, происходящих вовне. Это нужно Церкви не для того, чтобы подстраиваться под «дух мира сего», но чтобы в конкретной исторической обстановке выявить всю полноту христианской жизни.
– Перейду в запретный сослагательный регистр. Как бы обстояли дела Церкви, если бы не Октябрь?
– Если б Россия не вступила в Первую Мировую войну и не начался ура-патриотический угар, то продолжилось бы естественное движение в сторону конституционной монархии и патриаршества. Однако в обстановке военного развала большевики не могли не взять власть - она упала к их ногам.
– «Православие, самодержавие, народность» минус «самодержавие»?
– Если бы Николай не принял решение вступить в войну, так могло случиться.
– Почему Церковь не остановила революцию своим авторитетом?
– А был ли у нее авторитет, который позволил бы народу встать горой на защиту Церкви?
– Белинский говорил, что русский мужик суеверен, но не религиозен. Вы об отсутствии авторитета в этом смысле?
– Именно. Это и было основной задачей Собора - осознать, что народ-то, оказывается, не крещен и не просвещен. Ведь известно: когда в семнадцатом году в армии отменили обязательное причастие, только 10% личного состава пошли причащаться добровольно.
– А когда Церковь потеряла авторитет? При Петре? При Никоне?
– На такие вопросы нет простых ответов. Но до семнадцатого года страна интенсивно развивалась, и если бы не война - европеизировалась бы. И Церковь тоже. Но вышло по-другому. Практически большевики инициировали реакционные процессы в Церкви.
– Какие именно?
– Выдвинув концепцию «обновленчества», они совершили грубую подмену и заранее дискредитировали идею любого обновления. Теперь всякая попытка Церкви осмыслить что-либо с позиций адекватности времени немедленно подвергается уничтожающей критике как обновленческая. Логично было бы, чтобы Церковь в начале девяностых вернулась к решениям Собора и попыталась их воплотить. Но не хватило внутренних резервов. Я даже слышал в фундаменталистской церковной среде такое мнение: мол, есть промысел Божий в том, что революция перечеркнула решения Собора и оставила только патриаршество. Потому что остальное привело бы к ереси модернизма. Это, конечно, кощунственное мнение. Погибли миллионы: какой тут промысел?
– Ведь и сейчас решения Собора вызывают скорее академический интерес?
– В России строится неофеодальное общество, поэтому Церковь тоже нужна послушная. А Собор был направлен на демократизацию церковной жизни. Ведь творческий потенциал развивается только в условиях демократии.
– Обновление в духе идеалов ранней Церкви нельзя назвать православной Реформацией?
– В любой исторической реальности Церковь стремится выявить дух древности. Именно дух, не букву! Этим Собор и был занят. Это, конечно, не Реформация. Реформация - коренная ломка всей структуры, идеологии и даже догматики. А там речь шла про обновление.
– Это слово можно понимать слишком по-разному. Петр Первый на свой лад тоже обновлял Церковь.
– Петр не обновлял Церковь, а искал для нее нишу внутри государства, которое строил. Он сделал Церковь частью своего политического проекта.
– В девяностые была перевернута очередная страница истории, в том числе церковной. Сергианская модель перестала быть актуальной. Но и к решениям Собора Церковь не вернулась. И осталась без всякой опоры.
– Вы, как сейчас говорят, верно уловили тренд. Пока внутренних резервов для самоопределения у Церкви нет. Но идею обновления все равно надо отстаивать. Вот мы же, например, не служим на греческом, зачем-то Кирилл и Мефодий перевели службу на церковно-славянский. Они хотели, чтобы Священное Писание и богослужение были понятны людям. Вот и нам нужно двигаться в том же направлении.